Сражайся как девчонка (СИ)

— Пошевеливайтесь!
Мимо нас пробегали люди. Не с ведрами, без вещей, это были не матросы — разве что один походил на морского волка, но он никуда не бежал, он курил трубку, прислонившись к стене, и проводил нас задумчивым взглядом. Брать у нас было нечего, мы напоминали большую семью, спасающуюся бегством. Повод, благо что, был не только у нас.
Даже если пожар не разгорится, неважно. Мы выберемся.
— Они нас не выпустят, — крикнула Люсьена мне прямо в ухо. — Надо было остаться в доме.
— Не выпустят — почему? — я чуть обернулась к ней, но темп не сбавила. Шла я достаточно быстро, чтобы за мной успевали и Люсьена с Жизель, и Фуко с Анаис и Фредо. Дети могли выдержать любую скорость в течение некоторого времени. — Куда теперь?
— Налево, — и Люсьена слегка подтолкнула меня. — Они закрыли ворота от канваров. Ты что? У вас не запирают?
— Ты говорила, что ворота заперли не сразу, — вспомнила я. — Твой хозяин успел удрать.
— Канвары подобрались близко, вот и закрыли. Их всегда тянет туда, где можно поживиться.
— Чем? — не поняла я. — В городе считай что голод. Не сегодня, но через неделю, если это все не закончится, мы бы принялись за мышей.
Мы шли по узкому переулку. Здесь были странные дома — три, иногда четыре этажа, но похожие на бараки. Деревянные, какие-то хлипкие, с пустыми проемами окон, и я сперва удивилась — кто разбил все окна, потом поняла: тут и не было стекол. Слишком дорого. Это трущобы, где ютились бедняки, и сейчас они пустуют.
— Отсюда все ушли? — спросила я, указывая на провал окна.
— Или побежали грабить. Кто, думаешь, занял большинство домов? — хохотнула Люсьена. — Или полагаешь, что Аннетт жила на той торговой улице? Все, кто пялится из окон, почти все, прибежали отсюда. Голодают, страдают от жажды, но готовы убить любого, кто попытается выкинуть их из чужих домов. Вон туда сворачивай, а лучше пусти меня вперед, я знаю дорогу…
Канвары. Кто это? Чем они так опасны? Монстры? Чем эти твари, подобравшиеся к городу, могут угрожать нам?
Я шагнула и оказалась у выхода на широкую площадь. Здесь, наверное, тоже была торговля, но не такая праздничная, как на рынках, больше это место напоминало развал или знакомые мне прилавки у оживленных, но далеко не федеральных трасс: перевернутое ведро и старый ящик. Прохудившиеся ведра и разбитые ящики и горшки валялись повсюду вперемешку с конскими лепешками и раздавленными овощами. Воняло гнилью и дерьмом, посреди площади темнела мерзкая лужа.
Но за площадью, за покосившимся бараком, я видела нечто, похожее на сторожевую башню. Ворота — и тишина.
Но нет. Я заметила, что мы были не первые: кто-то успел раньше нас, и подле башни, запертой, без единого человека рядом, стояла телега, на которой кто-то лежал и сидел. На телегу падали отблески огня, и выглядела она зловеще.
— Розина!
— Стой!
Я не успела перехватить Симона, он кинулся к телеге, а я в отсвете редких факелов с башни не могла ничего толком разобрать, но, кажется, сидящие обернулись.
— Эй, вы! — завопил Симон. — Где Жак? Это мой дедушка!
Я повернулась к Анаис и Фуко. Фредо улыбался блаженно, как умалишенный, прочие столпились вокруг. Допустим, Симона я отдам старику, он в любом случае не откажет, а что делать с раненым, Мишель и младенцами? Может быть, на наше счастье, там, в телеге, кормящая мать? Жестом приказав всем оставаться на месте, я направилась к телеге. Там громко возмущался Симон и требовал сказать, где дед.
Что если деда, Жака, там нет? Если проблема — только запрячь лошадь, как он говорил? На мальчишку молча смотрели два человека, мужчины, и ничего ему не отвечали, а я поняла, что все намного хуже, чем я могла предполагать, слишком поздно.
Одного из мужчин я не видела раньше — тощий, как половина весла, седой, морщинистый, с бородой.
Второго я предпочла бы вообще никогда не встречать.
Две наши предыдущие встречи для меня окончились благополучно не иначе как чудом.
Но шаг я не сбавила и сделала вид, что я не я. Темно, да и сколько таких как я этот человек встречал в городе за неделю? Куда больше меня занимал вопрос, почему он здесь, а не ищет своих подельников. Я могла бы ему указать место, где они: в подвале дома Лазаря.
 
— Где дедушка? — продолжал вопить Симон, и тощий высокопарно ответил:
— Не кричите, юноша. Разбудите господина Мижану.
Я обошла телегу по широкой дуге. Лежал, как было несложно догадаться, пресловутый господин Мижану, но интересовала меня не телега, а лестница на сторожевую башню.
— Эй, ты, куда ты пошел? — Голос я узнала. Тот самый второй, нетерпеливый, и сейчас он тоже проявлял нетерпение. Я прикинулась, что не только немая, но и глухая.
Я начала подниматься по лестнице, держась за перила. Организм вытворяет странные вещи: то черпает ресурсы ниоткуда, то вдруг, как теперь, напоминает, что его возможности не безграничны. Боль вернулась, и чтобы отвлечься от нее, я посмотрела вниз. Конечно, да, мой приказ забыли, как только я повернулась спиной, и все уже стояли возле телеги. На площади появились еще люди — скверно. Нам надо всем, кто уже здесь, покинуть эту огненную ловушку как можно скорее.
Я остановилась на площадке и посмотрела на город. Горит. Горит сильнее, чем раньше, но это пока нет ветра. По прошлой ночи я точно могла сказать, что он поднимется чуть позднее, это приморский город, климат в нем стабилен. До того, как поднимется ветер, мы должны отсюда уйти.
Плохо, плохо. Помимо того, что двое знают, что я девушка — Жак и Фредо, причем Жак стопроцентно, — есть еще человек, перед которым я притворялась не тем, кто я есть.
С этой паршивой мыслью я толкнула тяжелую дверь башни, и она, к моему изумлению, отворилась легко, как декорация из папье-маше.
— …Дам! — оглушил меня голос. — Хоть триста гольденов, Жак. Хоть пятьсот.
«Дом на эти деньги можно купить», — вспомнила я.
— У господина Мижану нет трехсот гольденов, — с мнимой покорностью ответил Жак. — Есть двадцать. Двадцать гольденов тебе, Ару, и двадцать тебе, Кристофер. Это хорошие деньги, чтобы вы открыли ворота.
— А ты еще кто?
Да, странно было бы, если бы мой приход остался незамеченным. И как играть? Покорность Жака и деньги Мижану не помогают.
— Разве это так важно? — я дернула плечом. — Нас десять человек, там женщины и дети, у нас нет ни единого гольдена, и мы просто хотим покинуть город, вот и все.
Вся надежда сейчас на то, что Жак поймет и мне подыграет. Осознает, что его тактика успеха не имеет, а вот моя может сработать, если он поможет мне.
— Думаешь, если ворота заперты, то это просто так? — сощурился на меня толстый стражник. — Чтобы мы просили побольше денег? Которые нам все равно никто не даст? Здесь остались одни нищеброды.
— Город горит, — возразила я. Жак косился на меня очень недобро. — Если не открыть ворота, люди передавят друг друга, пытаясь спастись.
— Подумаешь, загорелись два-три дома, — отмахнулся второй стражник. — Как загорелись, так и потухнут.
Все может быть. А может, нет.
— А если нет?
Я поймала взгляд Жака. Старый ты лис, тебе не меньше моего нужно отсюда выбраться, и этот господин в телеге явно обещал тебе целое состояние, из которого ты согласен отдать десятую часть.
— Я скажу тебе, что будет, — я снова повернулась к стражнику. — Ворота будут закрыты до тех пор, пока вы сами не поймете, что пора бежать. И к тому времени площадь будет забита людьми. Они будут пытаться взобраться на стены, кому-то это удастся, и их тут же стащат — чтобы уцепиться или потому, что нечего быть более везучим и ловким. Кто-то уйдет, но их будет мало. Ворота будут раскачивать — без результата. Остальные начнут штурмовать башню. У них не получится — лестница узкая, дверь вы запрете. Но когда пламя начнет лизать крыши домов вокруг площади, вы захотите открыть дверь… И лица людей будет последнее, что вы увидите. Вас разорвут голыми руками. А остальные… Мало кому повезет спастись, большинство навсегда останется на этой площади — растоптанные, раздавленные…