Венский вальс (СИ)

Да, точно. Супруга у него где-то в Чите или Хабаровске, откуда поезд и так идет недели две, а нынче так и месяц может ползти. Это вам не из Москвы в Париж скататься, здесь Россия.
— Ну, вы тогда просто спать идите. Мы с вами все закончили, а мне еще с бумагами поработать.
Отпустив Трилиссера, я и на самом деле вытащил чистый лист бумаги и начал писать. И вовсе не рапорт для Феликса Эдмундовича. Рапорт-то напишу, никуда не денусь, да и недолго.
Но я сидел и вспоминал «Стихи о советском паспорте» Маяковского. Жаль, что Владимир Владимирович не успел написать все, что написал к тысяча девятьсот тридцатому году. Но все я не вспомню, а это стихотворение обязано существовать. Можно бы и присвоить, по примеру моих собратьев-попаданцев, но неприлично. Ежели, отпечатать, а потом передать тому же Радеку, в «Правду», как последнее стихотворение выдающегося пролетарского поэта? Или он у нас еще не выдающийся? То, что не великий, это точно. Но печатать надо сейчас, потом уже мало кто поверит, что это стихотворение много лет пролежало у кого-то в столе. Да, необходимо создать комиссию по творческому наследию выдающегося поэта, но с этим к Луначарскому. Будут потом драгоценные находки на радость поклонникам.
Но что с паспортом-то делать?
Паспортов в нашей стране тоже нет, а тот загранпаспорт, с которым я езжу, он серого цвета. Красные появятся в году так… в двадцать пятом. И то, не для внутреннего, а для зарубежного пользования. Всеобщая паспортная система придет в тридцатые годы. Но можно будет сказать, что Маяковский, как любой поэт, предвидит будущее, в котором граждане РСФСР станут иметь паспорта красного цвета.
 
 
Я волком бы выгрыз бюрократизм.
 
К мандатам почтения нету.
 
К любым чертям с матерями
 
катись любая бумажка.
 
Но эту…
 
 
Не знаменитой «лестницей», но сойдет и так. Или я попробую потом изобразить лестницу. Надо будем повспоминать, как я сам читал это стихотворение в школе, вспомнить, как читали другие и получится ритм, что можно записать. Так, вроде бы вспомнил все, до того самого момента, когда поэт сказал — читайте, завидуйте, я гражданин Советского Союза. А откуда взялся Советский Союз, если его пока нет, а будет ли — неизвестно?
Так, еще раз: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте,  завидуйте, я — гражданин Советского Союза». А заменить «бесценный груз» на что-то другое, чтобы рифмовалось с Советской Россией или Российской Федерацией? Не выйдет.
А если оставить такую концовку: «С каким наслажденьемжандармской кастой я был бы  исхлестан и распят за то, что в руках у меня  молоткастый, серпастый советский паспорт» и выбросить последние строчки, от слов «Я достаю из широких штанин» … и так далее, тоже не то.
Нужна рифма к слову «груз», а мне в голову, кроме слова союз, ничего не приходит. Так, есть еще слова — конфуз, бурнус, карапуз, зулуз. Нет, правильно не зулуз, а зулус. Зулус и перекус. Нет, на фиг. И как эти поэты стихи-то пишут?
Угораздило же товарищу Маяковскому умереть раньше срока. Кстати, а Гумилева до сих пор не арестовали, значит, не расстреляют. И Блок жив, я справлялся. Может, это некое замещение?
И что, придется мне стихотворение присваивать? А ведь жалко, если пропадет! Разумеется, кто-то напишет о нашем паспорте, но такое точно никто не сможет. Читал некогда фантастический рассказ о том, как в далеком будущем оказались забыты многие выдающиеся произведения, но нашелся человек, обративший внимание на шедевры, не вошедшие в список рекомендованной литературы, а опубликовал их под своим именем, дав произведениям вторую жизнь [7].
Нет уж, не стану. У каждого свои принципы. Я же и так пользуюсь «послезнанием», вроде бы, что-то ворую. Подожду несколько лет, напечатаю где-нибудь анонимно или же под вымышленной фамилией. А почему бы не под фамилией Маяковский? Точно, так и сделаю. Почему бы в нашей стране не быть двум поэтам с одинаковой фамилией? Россия — страна большая. Не только Смирновы да Ивановы в большом количестве, но и другие имеются. И если еще какие-нибудь стихи припомню, тоже опубликую. А литературоведы нехай гадают — как же так вышло? А главное, что если станут проводить стилистическую экспертизу, она подтвердит, что стихи принадлежат именно Владимиру Владимировичу, автору «Облака в штанах» и прочего, что написано до печального двадцать первого года. И про товарища Нетте "человека и парохода"… А может, здесь Нетте и не убьют? А стихотворение хорошее, наизусть помню. Тьфу ты, о чем подумал… Не скажу, о чем.
 
А если уговорить Артузова и МУР выдать смерть поэта за несчастный случай? Или за самоубийство? Как-то некрасиво получается, что его убили из ревности. И, добро бы, из-за приличной женщины, а то из-за Лили Брик.
Или я не прав? У каждого поэта — своя прекрасная дама. Кто знает, какой на самом деле была Лаура, которой Петрарка посвящал стихи? Правда, в большинстве своем, этих стихов никто не читал, но какая разница?
  
Глава двадцать вторая. Богатства Кольского полуострова
 
Впору от склероза лечиться. Вроде бы, я уже делал карту Кольского полуострова, на которой условными обозначениями отмечены природные богатства Русского Севера, или же только собирался? Разговор с вышестоящими товарищами об этом был, помню, а вот как с картой? Нет, карту я сделал, передал в секретариат Совнаркома, а куда же она потом запропастилась? Подозреваю, что завалилась куда-то среди прочих бумаг.
Это я к чему? А к тому, что позвонили из приемной товарища Ленина и пригласили на беседу с Председателем Совнаркома, а еще с академиком Ферсманом. Как я понимаю, Владимир Ильич решил о чем-то поговорить с главным нашим геологом, а заодно вспомнил и обо мне.Несложно сделать вывод, что разговор предстоит о моих «разведданных», касающихся полезных ископаемых Архангельской губернии.
Что ж, в общем-то хорошо, что мы поговорим-таки о железе и меди, что в огромном количестве залегает на Кольском полуострове, а плохо, что меня предупредили о предстоящей беседе только за три часа. Мне бы посидеть, подготовиться, как следует. Все-таки, легализация «послезнания» — очень трудная задача. Куда легче, если тебе верят на слово. Мало кто из попаданцев выдержит лобовой вопрос — мол, а откуда вам это известно? Укажите источники. Меня же спасало, что мои данные о рудах и минералах Кольского полуострова базировались на таком мощном фундаменте как сам Михайлов Васильевич Ломоносов, уверявший, что на Севере можно найти минеральное сырье, а еще подкреплялись высказываниями академиков Белянкина с Федоровым, участвовавших, еще до революции, в поисках апатитов и нефелина на Коле.
В кабинете Владимира Ильича сидел мужчина лет сорока, довольно крепкого телосложения и с изрядной лысиной. Это ученый, да еще и академик? Впрочем, академики не обязательно должны быть старыми и тщедушными. Вспомним того же Ломоносова, гонявшего по академии немецких коллег, а те, вместо того, чтобы организовать сопротивление, удирали или выскакивали в окна, а потом писали жалобы на великого русского ученого. Хотя, если судить по анекдотам и эпиграммам, Михайло Васильевич лупил немцев только тогда, когда был слегка подшофе, а будучи трезвым никого не трогал.
— Александр Евгеньевич, позвольте пг’едставить вам товаг’ища Аксенова, — сказал Владимир Ильич, поднимаясь из-за стола и протягивая мне руку. — А это, — указал Предсовнаркома на посетителя, — Александр Евгеньевич Фег’ман, академик.
Мою должность товарищ Ленин не назвал. Видимо, не счел нужным, да и я не стал представляться.
Ферсман, протягивая руку для пожатия, сказал:
— Владимир Иванович, я много слышал о вас. И ваша карта полезных ископаемых представляет огромный интерес для науки. Мы уже подготовили план работ, подобрали геологов для проведения комплексной экспедиции. В следующем году, если нам дадут достаточно средств, экспедиция состоится. Давно хотел поговорить с вами лично, а здесь такая удача, что Владимир Ильич сам предложил встречу, пока вы куда-то не уехали.