Тайная война Разведупра

Третий раз предстояло ехать в Москву. И опять общежитие, казенные обшарпанные шкафы, стулья с инвентарными номерами. Словом, опять стать студентами.
Дмитрий Михайлович понимал жену. Впервые за пятнадцать лет службы у них появился свой угол, квартира, нормальная учеба в школе для сына. Бригада стала для него родной, да и Белоруссия — родная сторонка.
Все сходилось к одному — остаться здесь, служить, родить второго ребенка.
А тем временем из академии шли звонки: его ждали в Москве. Пришлось отказаться, в связи с семейным положением, написать рапорт.
Через некоторое время, когда шум поутих и Дмитрий Михайлович считал, что про него забыли, позвонил тот самый полковник-покупатель». Он много не говорил. Сказал только, чтобы Герасимов имел в виду — подобного мы не прощаем.
А тут еще комбриг Григорий Колб, с которым жили душа в душу, вместо академии Генштаба загремел на замену в Забайкалье. Вместо него пришел полковник Иванов. Командир знающий, въедливый, требовательный. Как человек — молчаливый и даже угрюмый. Работалось с ним трудно. Однако трудностей Герасимов не боялся. Только вот теплоты в отношениях, как с Григорием Ананьевичем, не было. Колб во всем доверял Дмитрию: знал, что он никогда не подведет. А Иванов все взваливал на себя.
Но командиров не выбирают. И от нынешнего комбрига Дмитрий Михайлович старался взять лучшее.
В начале лета 1983 года Герасимова вызвали в Москву, в Главное разведывательное управление. На беседе с руководством было заявлено — пора на повышение, на самостоятельную работу, мол, засиделся в начальниках штаба. И действительно, на этой должности он отработал без малого четыре года.
Потом Герасимов был приглашен на Старую площадь, в военный отдел ЦК. Там в принципе сказали то же самое — предстоит новое назначение на должность комбрига. Но куда, в какой округ, об этом ни слова.
Он возвратился в Марьину Горку.
А через месяц пришел приказ министра обороны о назначении его командиром бригады специального назначения в Средне-Азиатский военный округ, в город Капчагай.
На сборы дали всего несколько дней, и уже 5 августа Герасимов вместе с семьей прибыл в Алма-Ату, в штаб округа. После беседы с начальником штаба округа и начальником разведки убыл к месту службы.
Капчагай встретил их неласково. Не успели они ступить на землю, где им предстояло служить, как разыгралась песчаная буря, вокруг все потемнело.
И вот тогда, впервые за столько лет, увидел он в глазах жены слезы: «Дима, Дима, куда же ты нас привез…» Защемило сердце: уж если она, офицерская дочь, офицерская жена, привычная ко всему, расплакалась, значит, и вправду попали туда, «куда Макар телят не гонял». Так говорили в его родной Белоруссии о «медвежьих углах».
А угол этот и вправду был такой, что без слез не взглянешь. Бескрайняя, голая степь и несколько домов — казармы, столовая, учебный городок…
Бригада была сформирована всего несколько лет назад. Тогда взяли два отряда спецназа из Чирчика, что в Туркестанском военном округе, и бросили в степь: сказали, здесь будет новая часть. Что ж, сказано — сделано. Однако сколько труда надо вложить, чтобы она действительно была.
Предшественник Герасимова, комбриг Сергей Груздев, кстати, сослуживец по ГСВГ, успел сделать немало. На пустом месте построил казармы, столовую, клуб бригады, автопарк, учебный городок. Понятно: все силы были брошены на обустройство. Пахали с утра до ночи. Тут уж не до учебы и дисциплины — надо крышу над головой возвести.
Разумеется, вся бригадная техника работала на износ. На восстановление времени не было. При приемо-передаче от Груздева Герасимову выяснилось: боевая техника в бригаде пришла в негодность. В ходе нещадной эксплуатации машины ломались, запасные части, как обычно, отсутствовали, и потому их приходилось снимать с машин неприкосновенного запаса. Ведь командование округа постоянно подгоняло со строительством.
Да и свои прапорщики подворовывали. В общем, глянул комбриг Герасимов и ужаснулся — десятки машин из неприкосновенного запаса были небоеспособны. Случись война, да что там война, обычная тревога, ни одна из них не двинулась бы с места.
 
Герасимов был тертым калачом и знал, чем ему грозит эта разруха. Потому и отказался принимать технику.
Скандал дошел до начальника штаба округа генерала Архипова. Тот вызвал комбрига Герасимова.
— Почему технику не принимаешь?
— Так она разворована, машины НЗ мертвы.
— Принимай, — приказал генерал, — потом отремонтируем. И на рапорте комбрига написал всего два слова: «Принять бригаду». Ох как дорого обошелся потом Герасимову генеральский росчерк! Через два месяца генерал Архипов убывает к новому месту службы, в Закавказье, а вместо него приезжает генерал Кочетов.
И вот первое посещение бригады, Кочетов сразу идет в парк. «Открывайте боксы с техникой», — звучит команда.
Увидев машины, генерал позеленел, приказал построить на плацу бригаду.
— Вот что, комбриг, сейчас у нас 10 сентября. 25 декабря я поднимаю бригаду по тревоге с выходом всей техники на 500-километровый марш. Приказ ясен?
Куда уж яснее.
После построения на плацу зашли в кабинет.
— Товарищ генерал, — обратился Герасимов к Кочетову, — разрешите доложить по поводу техники? Когда я принимал бригаду, рапортом докладывал Архипову.
Генерал помолчал, потом произнес:
— Как грабили, так и восстанавливайте…
— Я не грабил…
Но Кочетов и слушать не хотел.
До намеченного срока оставалось три месяца.
Без вины виноватый
Таковой оказалась первая задача, с которой столкнулся комбриг Герасимов на новом месте службы. И задачу эту надо было решить во что бы то ни стало. Ибо какая боеготовность, мобильность без автотранспорта?
А о том, что генерал Кочетов нагрянет в конце декабря и поднимет бригаду по тревоге, Герасимов не сомневался. И что будет с ним, с командиром, если бригада не сможет покинуть расположение части и совершить 500-километровый марш?
Но на чем его совершать? Вот так оказался комбриг без вины виноватым.
Однако плакать в жилетку — последнее дело. Слезами горю не поможешь.
Подумал Дмитрий Михайлович, все взвесил и решил, что пришло время ему побывать в гостях у местного начальника управления механизации и транспорта. Звали начальника Францем, был немцем по национальности. Познакомились они не так давно, но подружились.
Забавным мужиком был этот Франц. В армии он не служил, но питал какую-то необъяснимую любовь к небу. Все донимал Герасимова: дай прыгнуть с парашютом.
Дмитрий Михайлович держался, сколько мог, ссылался на приказы, директивы, запреты, но теперь понял: именно Франц и есть его спасение.
Начальник управления механизации радушно встретил комбрига, а когда тот намекнул на возможность совершить прыжок, засиял.
— Франц, но у меня к тебе встречная просьба. Помоги с ремонтом автомашин.
— Идет, — согласился он.
— Ну, тогда один прыжок — одна машина, — хитро улыбнулся Герасимов, — и по рукам.
Пожалуй, это слишком дорогая цена за один парашютный прыжок. Но Дмитрию Михайловичу отступать было некуда.
Францу, в свою очередь, отремонтировать машину — раз плюнуть. А вот прыгнуть с парашютом — мечта!
Словом, сошлись на такой цене. Назавтра комбриг пригнал в управление механизации первые десять автомашин. Через месяц получил их как новенькие, восстановленные, выкрашенные.
Но, как говорят, долг платежом красен. Вместе с Францем Дмитрий Михайлович прыгал сам. К тому времени у Герасимова было уже более 400 прыжков.
Прыгали с борта вертолета Ми-6. Дмитрий Михайлович все проверил, сам выпустил Франца.
На земле нашел его, спросил, как дела, как приземление. Поздравил с первым прыжком, вручил знак «Парашютист». На том и расстались. Решили, что следующий прыжок уже будет не с вертолета, а из Лн-12.
Казалось бы, все хорошо. Но примерно в половине двенадцатого ночи звонит жена начальника управления механизации. Голос взволнованный: