Тайная война Разведупра

В конце 1918 года на Северном Кавказе свирепствовал сыпной тиф. Заболел и Хаджи. Он лежал вместе с другими больными на станции Прохладная. К счастью, его подобрал местный житель, кабардинец, и увез к себе в аул, выходил, поднял на ноги.
До весны Хаджи под видом батрака скрывался в доме гостеприимного кабардинца, а потом стал пробираться домой, в родную станицу Ольгинская.
Станица находилась километрах в шестидесяти. Днем он прятался в лесу, а ночью шел. Однако, выйдя к своим, узнал, что в Оль-гинской стоят белые части.
Пробрался к родственникам матери. Бабушка встретила его со слезами на глазах, рассказала, что белые выгнали семью из дома, разместили там солдат.
А еще призналась, что в селе тайно скрывается дядя Хаджи — Саханджери Мамсуров, член бюро горской фракции Кавказского краевого комитета партии, соратник Сергея Кирова и Серго Орджоникидзе.
«Как же так? — удивился Хаджи. — Ведь в селе белые». Бабушка объяснила, что Саханджери тоже был очень болен, лежал в доме его отца, но когда пришли белоказаки, он переоделся в одежду одного из родственников, взял два пистолета и прошел мимо беляков, которые сидели во дворе. Теперь он скрывается в доме Дадо Дзгоева.
Родственники Саханджери — Майрам, Тусултан, Сабазгирей, его отец — Джиор были готовы открыть огонь по белоказакам, если бы те остановили дядю. Но все прошло благополучно.
Однако Хаджи показалось, что укрытие в доме Дзгоева тоже не очень надежное. Многие знали об этом. И тогда, посоветовавшись с отцом, незаметно для семьи Дзгоевых они вывели Саханджери и укрыли его в заброшенном амбаре. Об этом укрытии, кроме Джиора и Хаджи, никто не знал.
А среди родственников и близких распространили слух, что Саханджери выздоровел и ушел в горную Ингушетию, где его ждал Серго Орджоникидзе.
Действительно, так оно и случилось, только позже, когда Саханджери окреп. Он установил связь с подпольщиками в г. Ардоне, перебрался туда, а потом через перевалы Главного Кавказского хребта перешел в Грузию.
Хаджи тоже начал осторожно наводить справки, где находятся партизаны. Как выяснилось, в районе Владикавказ — Грозный действовало несколько партизанских отрядов. Самый ближайший партизанский отряд находился в 25–30 километрах от станицы Ольгинской. Туда и подался Хаджи. Вскоре он уже вновь участвовал в боевых действиях.
Однако несмотря на то, что Хаджи бывал в боях, он по-прежнему оставался пятнадцатилетним мальчишкой.
Как-то их вызвал командир партизанского отряда и поставил задачу — взорвать бронепоезд белых, который назывался «Смерть или победа». Была сформирована группа молодых ребят, как их называли в отряде, «орлов», и они вышли на задание.
В 30 километрах от железнодорожной станции им поручили заложить мину и поджечь фитиль.
Пока добирались до места диверсии, говорили о бронепоезде. Один партизан стал таинственно рассказывать, что на бронепоезде установлены новые секретные орудия, которые не стреляют снарядами, а направляют на противника особые лучи. Эти лучи все на своем пути сжигают.
Надо сказать, многие молодые партизаны были вовсе неграмотными, так что убедить их в страшном оружии было несложно.
Хаджи, как самого младшего, назначили коноводом. Когда все ушли к железной дороге, он остался с лошадями.
Стояла лунная ночь, вдали шумел Терек. Из головы никак не шел рассказ партизана об огненных лучах. Становилось жутко. Ведь, по древнему обычаю, умершего человека должны похоронить родственники, а если мы все сгорим? — спрашивал себя Хаджи. И от этих безответных вопросов становилось еще страшнее.
Вдруг он услышал шум приближающегося бронепоезда. Из его бронированных вагонов сверкнул яркий луч, протянулся далеко вперед и на мгновение осветил коней, самого Хаджу.
Ужас охватил его. Он закричал, стал звать товарищей. А бронепоезд с грохотом мчался вперед. Хаджи подумал, что «орлы» погибли, и бросился бежать что было сил. Он мчался в партизанский отряд, по дороге потеряв шапку.
«Орлы» остались живы, но операцию провалили. Мина взорвалась далеко впереди бронепоезда, не причинив ему вреда.
 
В отряде все смеялись над Хаджи, и только командир был суров. Этот старый солдат объяснил назначение прожектора и сказал, что на войне трус погибает первым. Эти слова командира Хаджи Мамсуров запомнил на всю жизнь.
Шли месяцы, Хаджи взрослел, набирался боевого опыта. Вскоре он прослыл в отряде смелым разведчиком.
Однажды его включили в состав большой группы в несколько десятков человек для налета на Пластовскую бригаду. Задание было дерзкое и опасное. Ведь солдаты и офицеры бригады — опытные, обстрелянные воины.
Партизаны готовились долго и тщательно. Разведку поручили провести Хаджи. Он обошел, облазил все дороги, тропинки, установил, где находятся посты и патрули, место, время их смены.
Штаб бригады находился в самом центре села, в большом доме. Хаджи знал расположение всех комнат, вход, окна.
И вот глубокой ночью диверсанты двинулись в путь. Сначала шли, потом ползли. Мамсуров возглавлял штурмовую группу в два десятка человек. Остальные были расставлены на путях отхода.
В штабе горела лампа, офицеры пили вино и резались в карты.
Хаджи подполз к стене, подтянулся, закинул ногу и уже сверху увидел во дворе часового. Тот стоял, опершись на винтовку. Мамсуров прикинул — в один прыжок часового не достать. Значит, надо ждать. Затаился, залег прямо на стене.
Часовой прошелся взад-вперед и наконец двинулся вдоль забора. Улучив момент, Хаджи в прыжке, кинжалом, снял часового. Путь свободен.
Дом был большой, кулацкий, несколько комнат, но вход один, с улицы. У входа еще один часовой. Этого удалось бесшумно скрутить, предупредив: будешь кричать — убьем.
Когда диверсанты ворвались в дом, один из офицеров успел выхватить револьвер, но выстрелить ему не дали. Он упал, сраженный ножом.
В другой комнате находился начальник штаба. При виде вошедшего партизана он испугался, поднял руки вверх, заплакал. А ведь это он сжигал дома, избивал стариков и женщин, уничтожал целые семьи. О его жестокости ходили легенды.
Он попросил одеться. Подойдя к стулу, на котором лежала гимнастерка, начштаба схватил револьвер. Но партизан опередил его. Пуля свалила начштаба.
Однако диверсанты выдали себя. Во дворе поднялся шум, зазвучали выстрелы. Хаджи приказал группе отходить. На всю операцию ушло не более получаса.
У белых был сильный переполох. В ауле стреляли до утра. А партизаны к тому времени ушли. Группа в полном составе возвратилась в отряд. Командир поблагодарил диверсантов с успешно проведенной операцией.
Так начиналась военная юность Хаджи-Умар Мамсурова.
В 1921 году он уехал учиться в Москву, в Коммунистический университет трудящихся Востока, и, казалось, теперь его жизнь далека от армии. Но судьба распорядилась по-иному.
Через полтора года его вызвали в Главное политическое управление РККА и направили в распоряжение Революционного военного совета Северо-Кавказского военного округа, предварительно предоставив отпуск.
Приехав во Владикавказ, Хаджи погостил несколько дней у дяди Саханджери, который уже был председателем Совета народных комиссаров Горской АССР, и отправился в родную станицу Ольгинскую к отцу-матери, братьям, сестрам.
В Москве он очень скучал по родным местам. А когда из окна поезда увидел снежные горы, стремительно несущийся Терек, не сдержал слез.
Война на пороге родного дома
Хаджи Мамсуров отдыхал в родной станице, когда стало известно, что в середине мая на праздник объединения народов Горской АССР приедет сам всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин.
Празднование должно было проходить в красивом месте, у реки, между осетинским селением Ольгинское и ингушским аулом Ба-зоркино. Собирались приехать представители разных народов — дагестанцы, осетинцы, ингуши, чеченцы, кабардинцы, ногайцы, балкарцы, карачаевцы, черкесы.
Однако праздник этот был не всем по душе. На Северном Кавказе неспокойно, в горах и в дальних аулах еще скрывались остатки белогвардейских формирований. Они делали набеги в долины, убивали руководителей партийных и советских органов, солдат и командиров Красной армии. Шла отчаянная борьба.