Зеленоглазое чудовище (СИ)

========== Часть 1 ==========
***
— Всё норм?
— Да, порядок. Почему ты спрашиваешь?
Поджигаю новую сигарету (последнюю, обещаю себе в миллионный раз), и ёжусь от холода. Собачья осень, зуб на зуб не попадает.
— Почему тогда сбежал ото всех? Еще и на таком дубаке стоишь.
Эдди сам обхватывает себя руками за плечи, пытается согреться, а у меня что внутри, что снаружи одинаково. Холодрыга.
Новый парень. Очередной. Какая прелесть. Так и хочется столкнуть их лбами в качестве благословения.
Какой он по счёту? Пятый, шестой? Ничем не примечательные мордашки мелькали перед глазами так часто и так недолго, что не успеваю привыкнуть, как Каспбрак демонстрирует нового хахаля. По новой представляет его всей компании, поочередно называя наши имена.
Беверли (можно просто Бев), Билл, Стэнли. Моё, как и положено у нас, оставляя напоследок. Сгнившая вишенка на торте.
«А это Ричи. Балабол ещё тот, поэтому не верь ни единому слову, что он будет болтать про меня».
Все вполне дружелюбно, вежливо кивают, не затягивая эту уже привычную церемонию. Один я молча, спокойно втыкаюсь в лицо этого “новенького” и не стремлюсь разделить всеобщего расположения. И даже никак не шуткую в ответ. Не огрызаюсь привычно. Перебрасываю в пальцах зажигалку и раздражающе клацаю, открываю-закрываю без смысла.
У Эдди талант на долбоёбов. Глаз наметан на сплошной биомусор. Его как магнитом тянет на мудаков. Хотя забавно, каким же это образом я не попадаю тогда в эту категорию?
— А кто бы не сбежал? Шарады, серьёзно? Бев еще бы в города предложила поиграть.
Стив (что за дурацкое имя) на диванчике слишком тесно прижимался к Эдди, и меня так и тянуло демонстративно засунуть два пальца в рот.
С н и м и т е комнату. Хочется закричать избито, по-детски, но даже эта колкая фразочка застревает где-то в глотке, не доходит до языка, когда этот мудила думает, что его рука на колене Эдди поглаживает совсем незаметно. Что все отвлечены на ток-шоу, поэтому всем поебать, что их прелюдия слишком затянулась.
Сейчас же Эдди улыбается в ответ на мою хмурость, и это что-то удивительное. Что его не бесит мое брюзжание, как всех остальных.
Выскользнуть незаметно из комнаты не составило труда, я и так сидел как мышь весь вечер, и на свежем воздухе мысли вроде бы должны проветриться, проясниться, но хуй там. Какое-то зудение прямо в черепе, противное, навязчивое. Ну и чего ты прицепился к этому Стиву? Ну, погуляет с Эдди пару неделек, ну, покувыркаются они разок-другой. Потом исчезнет точно так же, как и остальные “Стивы” до него. Эдди не задерживает своих парней при себе надолго.
И всё же крутит. Муляет что-то изнутри, и хоть силой тяни, но обратно в гостиную возвращаться невмоготу.
— Тебе смешно, нахуй? — беззлобно приподнимаю бровь, и Эдди усмехается шире. Дразнит.
— Самую малость.
Покусывает нижнюю губу, чтобы не разоржаться, и я чуть не срываюсь, чуть не позволяю себе схватить его за каштановую отросшую гриву поближе. Будь моя воля, ни одного светлого местечка бы на нём не оставил, всего с ног до головы покрыл бы “колючими” поцелуями.
Эдди не просто красивый. У Эдди есть какая-то дьявольская несовместимая чистота в бездонных глазах, в ангельской улыбочке, которая заключает в себе миллион полуоттенков, и ты никогда не угадаешь, что именно значит эта улыбка, направленная на тебя. Тихие, спокойные люди - самые опасные. У них тысячи масок, они прекрасные актеры, и как ни старайся, держатся они по-королевски стойко. Хоть всю жизнь гадай, не разгадаешь, чем забита их голова. Что на самом деле они думают о тебе.
От взгляда Эдди мне хочется опуститься на колени. Хочется умолять разрешения коснуться. Уткнуться лицом в бархатную, смуглую кожу и вдыхать этот великолепный, присущий лишь ему аромат. Провести по ней языком.
— А с мамой уже познакомил? — меняю тему и закидываю удочку следующего вопроса. Пусть постоит еще немного рядом. Ещё успеем вернуться внутрь.
Эдди кидает взгляд, а-ля “скорее ад покроется ледяной коркой”. Вытягивает у меня изо рта сигарету и затягивается без особого удовольствия, но со знанием дела. Прислоняется плечом к стене дома, отзеркаливает мою позу и втягивает щеки. Глубоко вдыхает дым, и я едва не роняю опрометчивый матюк. Как же эстетично, господи, блять. Каждое грёбанное “модельное” движение.
 
Я едва сдерживаюсь, чтобы не накинуться на него. Не припечатать к стенке, чтобы покрыть поцелуями каждую линию, каждую родинку на шее.
— А зачем? — Отличный вопрос. Зато честно. Хоть здесь Эдди не упрекнёшь - он не обещает золотые горы, не клянётся в вечной любви. Все мы понимаем уже, что такое гормоны и как они бьют по нашим даже самым железобетонным принципам. Трах есть трах. Половое созревание познается уже не по книжкам анатомии.
— А зачем с нами тогда знакомишь? — чуть наклоняю голову, пытаюсь загнать в угол. Но он несгибаемый, дерзкий, сам кого хочешь обведёт вокруг пальца, а себя не даст забить.
— Тебя позлить, конечно.
— Спасибо за честь.
Эдди проводит кончиком языка по своим губам, быстро, совсем незаметно, но я растворяюсь на этом микродвижении. Придвигаюсь чуть ближе, и его дыхание слегка щекочет лицо.
Если сейчас хоть кто-то выйдет из ребят на задний двор, то это точно знак. Подбирай свою челюсть обратно, Ричи, и хватит пускать слюни на лучшего друга. Друга, который издевательски сидит в печёнках, мозгу, сердце. Оккупировал начисто все органы, паразит.
— Слушайте, ну вы долго ещё будете тут торчать? — выкрикивает Беверли, приоткрывая дверь. Я вздрагиваю, но в глубине души благодарен иронии судьбы, что вышла именно она. С Бев хотя бы можно договориться вдруг что, объяснить всё.
Эдди переводит шальные, опьяневшие глаза на Марш и как болванчик кивает, мол, а мы что? Мы ничё, нахуй.
Выкидывает недокуренную сигарету и тянет меня за рукав внутрь, в тепло. Туда, где мне холоднее всего. Где каждый вдох режет острым ножом по лёгким. Где снова придётся наблюдать, как Стив (Стив же?) пытается сделать вид, как ему не похуй хоть на кого-то из нас, кроме Эдди, которого он мечтает трахнуть уже второй месяц.
***
— И он постоянно лезет обниматься. Вот знаешь, как медведь сгребает в объятии.
— И что плохого?
Эдди фыркает и раздраженно дёргает плечом. Изящные тонкие брови сдвинуты на переносице, и сейчас он напоминает мне разъярённую пантеру. Всё его тело напряжено, как перед прыжком. Только дай повод и накинусь.
Я неаккуратно запихиваю книжки и тетради в школьный ящик, и всеми силами стараюсь не смотреть на него. Он частенько делится личным. Проблемами в отношениях, что его бесит, что отталкивает. Что ему нравится в сексе, а что просто выводит.
Я уже запомнил, что Эдди не любит нежничания в постели. Что он не из тех людей, которые хотят побыть “маленькой ложечкой” после того, как его оттрахали до полусмерти. Запомнил, потому что по этой причине он бросил предыдущего паренька. Хуй знает зачем, но запомнил это.
— Неужели так сложно просто уважать личное пространство? Мы ведь уже и так трахнулись, — тише добавляет, склоняется к моему уху: — а ему всё мало.
Трахнулись. Ну, глупо было надеяться, что они пазлы вместе собирать будут. А всё равно как-то царапнуло по не зажившим ранкам.
— Почему ты говоришь об этом мне? С ним поговори, может и поймёт.
Каспбрак закатывает глаза, будто эта идея совсем гиблая.
— Да нихера он не поймёт. По моему же лицу до сих пор не понял.
— Не все читают по лицу, Эдди, — внезапно становлюсь на сторону этого Стива. У Эдди бывает такой бзик - он хочет ментальную связь, чтобы партнер мысли нахуй читал, понимал с полуслова. И хочет этого от каждого ёбаря. Это же просто смешно. — Может он даже не вкуривает, что тебя это беспокоит.
Каспбрак врезается своим кристально чистым, метающим молнии взглядом, и внезапно лицо его смягчается. Меня даже подкашивает от этой резкой смены эмоции. Всегда так – с вершины на самый низ, как на американских горках.