Ведьмы Плоского мира

Хьюл не без труда вскарабкался на краешек кровати.
— Забавная штука — сны…
— Мне так не показалось.
— Да нет, я о другом. Вот, к примеру, не далее как прошлой ночью я видел во сне какого-то кривоногого человечка в черной шляпе. Он очень смешно ковылял по дороге — переставлял ноги так, будто в башмаках у него целое море воды.
Томджон вежливо закивал:
— Так, так, и что дальше?
— Это, собственно, все. Еще у него была тросточка, которой он крайне забавно помахивал. В общем, невероятно…
Голос гнома утих. На лице Томджона отразилась вежливая и немного снисходительная участливость, последствия которой были хорошо известны Хьюлу, ибо никогда не приводили ни к чему хорошему.
— Одним словом, забавный человечек был, — выдавил гном, обращаясь в первую очередь к самому себе.
В том, что остальные участники труппы такую точку зрения не примут, даже сомневаться не приходилось. Ничего забавного в сновидениях драматурга актеры не находили, поскольку были твердо убеждены, что самая смешная штука на свете — это торт со сливками.
Томджон свесил ноги с кровати и потянулся за штанами.
— Во всяком случае, спать мне больше не хочется. Который час?
— Пробило полночь, — ответил Хьюл. — Кстати, ты не забыл, что твой отец говорил о тех, кто поздно ложится спать?
— Ко мне это не относится, — ответил Томджон, одеваясь. — Я, наоборот, встал пораньше. От раннего подъема здоровью одна польза. Вот так. А сейчас я собираюсь поднять бокал с каким-нибудь оздоровительным напитком. Если хочешь, присоединяйся. Заодно присмотришь за мной бдительным оком.
Хьюл недоверчиво взглянул на него:
— А то, что отец говорил о всяческих «напитках», — помнишь?
— Помню, помню. В разговоре со мной он как-то обмолвился, что в молодости не вылезал из запоев. Бахвалился, будто мог принимать на грудь сколько душеньке угодно, а потом вернуться домой в пять утра и долго бить стекла у соседей. Он признался, что был тем еще сорвиголовой, не то что нынешние хлюпики, которые даже эль удержать в себе не могут. — Томджон встал перед зеркалом и оправил камзол. — Видишь ли, дружище Хьюл, мне вообще кажется, что ответственность наживается с возрастом. Равно как и варикозные вены.
Хьюл только вздохнул. Этот юнец обладает какой-то сверхъестественной памятью на всяческого рода обмолвки…
— Ладно, — буркнул он. — Только по одной, не больше. И выберем местечко поприличнее.
— Обещаю, — поклялся Томджон, поправляя поля украшенной единственным пером шляпы. — Да, кстати, как можно эль принимать на грудь?
— Ну, по-моему, это когда чаще промахиваешься мимо рта, чем попадаешь в него, — осторожно промолвил Хьюл.
Если вода в реке Анк была куда плотнее и своенравнее, нежели обычная речная водичка, то, в отличие от воздуха заурядного трактира, атмосфера, висящая в «Залатанном Барабане», была не спертая, а скорее даже стиснутая — этакий сушеный туман.
Остановившись рядом с трактиром, Хьюл и Томджон с интересом наблюдали, как эта дымка просачивается сквозь щели на улицу. Внезапно дверь «Залатанного Барабана» распахнулась, и наружу вылетел человек. Летел он долго — земли коснулся лишь после того, как звезданулся о стену дома на противоположной стороне улицы.
Еще через пару мгновений из трактира вылез исполинских размеров тролль, нанятый хозяином с целью поддержания в заведении видимости порядка. Тролль волочил за собой еще двух бражников. Швырнув вялые тела на мостовую, он пару раз пнул, нарушителей спокойствия по мягким местам.
— Наверное, именно здесь обитают все местные сорвиголовы, — заметил Томджон. — Как ты думаешь?
— Похоже на то, — буркнул Хьюл.
Сердце его предупреждающе екнуло. Он ненавидел всяческого рода трактиры и таверны. Тамошние завсегдатаи всегда норовили вылить свою выпивку ему на голову.
Пока тролль, схватив одного из выпивох за ногу, стучал его головой по мостовой, видимо надеясь выбить из него какие-то ценности, Томджон и Хьюл поспешно проскользнули внутрь «Залатанного Барабана».
Напиваться в «Барабане» — все равно что заниматься глубоководным плаванием в болотах. Разница состоит лишь в том, что аллигаторов содержимое ваших карманов не интересует. Две сотни глаз неотрывно следили за тем, как незнакомцы пробираются сквозь частокол тел к стойке. Сотня ртов разом прекратила поглощать эль, изрыгать брань или молить о пощаде. И наконец, девяносто девять лбов сосредоточенно нахмурились, пытаясь определить, то ли новички относятся к разряду «А», то есть к тем, кто становится вашей жертвой, то ли к разряду «Б», то есть к тем, чьей жертвой становитесь вы сами.
 
Томджон прокладывал себе дорогу с порывистостью молодого оленя, кратчайшим путем стремящегося к водопою. С той же порывистостью он что было мочи хватил кулаком по стойке. Но порывистость была не лучшим средством для выживания в «Залатанном Барабане».
— Две пинты вашего лучшего пойла, хозяин! — крикнул Томджон, снабжая фразу такими выверенными ударениями, что трактирщик, зачарованный ее раскатистым эхом, тут же бросился услужливо цедить эль в кувшин.
Хьюл опасливо огляделся. Справа от них помещался небывалых габаритов мужчина, смахивающий на нескольких быков, вместе взятых, и увешанный таким количеством цепей, что их хватило бы на приличных размеров галеон. Лицо, прототипом которому, видимо, послужил волосатый фундамент, повернулось к гному.
— Проклятие, вы только гляньте, что сюда заявилось! — рявкнула рожа. — Украшение лужайки!
Хьюл похолодел. При всей своей космополитичности жители Анк-Морпорка весьма прохладно, можно даже сказать очень конкретно, относились к негуманоидным расам, то есть в общении с ними прежде всего руководствовались девизом: «Кирпичом по башке, и в реку». Впрочем, на троллей это отношение, естественно, не распространялось: весьма непросто питать расовые предрассудки к твари ростом в семь футов, которая к тому же без труда способна разнести любой толщины стену. В общем, расовые гонения на троллей обычно заканчивались очень быстро. Зато существа ростом в три фута будто специально созданы для того, чтобы их можно было всласть подискриминировать.
Великан похлопал Хьюла по затылку:
— Эй, украшение лужайки, где ты свой фонтанчик забыл?
Трактирщик поставил на стойку два кувшина с элем и легонько подтолкнул их к Томджону и Хьюлу.
— Заказ, пожалуйста, — проговорил он, язвительно скалясь. — Одна пинта. И еще половинка.
Томджон было набрал полные легкие воздуха, но Хьюл вовремя врезал ему по коленке. Главное — не лезть на рожон, сиди себе тихонечко, а как выдастся удобный момент, ноги в руки — и деру. Другого выхода не было.
— А колпак твой куда запропастился? — громыхнул бородач. — Чего молчишь-то?
В заведении постепенно воцарилась тишина. Вот-вот должно было начаться веселье.
— Я в последний раз спрашиваю, ты куда свой колпак дел, придурок?
Рука трактирщика нащупала дубинку, обильно утыканную гвоздями, что обитала под стойкой — так, на всякий случай.
— Э-э… — начал было хозяин «Залатанного Барабана».
— Я разговариваю с украшением лужайки!
Здоровяк неторопливо поднял свою кружку и со смаком вылил остатки пива прямо на голову безмолвствующего гнома.
— Все, больше я в это заведение ни ногой, — пробурчал задира, увидев, что даже эта мера не возымела желанного отклика. — Мало того что здесь всяких мартышек обслуживают, так теперь сюда еще пигмеи повадились…
В этот миг тишина, сковавшая трактир, достигла качественно нового уровня напряженности. По полу медленно заскребли ножки двигающегося стула. Взгляды всех посетителей дружно обратились в сторону темного уголка, где обосновался завсегдатай «Залатанного Барабана», для которого была специально придумана категория «В».
То, что сначала Томджон принял за набитый тряпками мешок, нависающий над стойкой, вдруг выдвинуло пару рук, вытянуло… еще одну пару рук, которые, очевидно, служили ногами, и поднялось. К бородатому смутьяну повернулся меланхоличный, изборожденный складками лик, затуманенный дымкой эволюции. Губы существа забавно раздвинулись в стороны. Зато в показавшихся клыках ничего забавного не было.