Шлак (СИ)

Когда мы вошли, Мозгоклюй встал. Его немного покачивало, уже успел принять.
— Рад видеть тебя, Мёрзлый, — приветствовал он штурмовика. Приветствие выглядело чересчур подобострастным, шоумен даже голову склонил.
Штурмовик сел рядом на стул, снял маску, очки. Лучше бы не снимал. На вид за пятьдесят, гладко выбрит, нос тонкий, острый, губы тоже тонкие, искривлённые. От переносицы к правому уху протянулся двойной шрам, на месте глаза затянутая жёлтой кожей впадина. Отталкивающее зрелище. Для того, что бы выпытать у кого-либо самую секретную военную тайну, ему достаточно просто снять маску и назвать своё имя. Никто молчать не станет, во всяком случае, я точно всё расскажу.
Бармен поставил перед ним высокий стакан с водой и склонился над кофеваркой. Мозгоклюй тихо заговорил, бросая в мою сторону косые взгляды. Речь явно шла обо мне. Я придвинулся, но Мозгоклюй почти шептал, и мне удалось уловить только интонацию. Мёрзлый сидел как замороженный, лишь когда бармен поставил перед ним чашку с кофе, немного оттаял и проговорил:
— Есть решение, ты обязан его выполнить. Не нравится, можешь вернуться в жилые блоки.
И ни слова больше — жёстко и по делу.
Мозгоклюй снова скосился на меня. Во взгляде не было ничего доброго, не было даже интереса, как у Твиста, одна сплошная злоба. Чем я ему так насолил? Афоню утюгом забил? Так тот сам подставился, да и контрактом не запрещено убивать охотников.
Я положил автомат на стойку и хлопнул ладонью, привлекая внимание бармена.
— Уважаемый, чашечку ристретто и бутерброд, — в животе заурчало. — Три бутерброда.
— Столовая для шлака двумя этажами ниже, — невозмутимо ответил бармен.
Я вытащил гранату и положил рядом с автоматом.
— А так?
Бармен посмотрел на Мёрзлого. Штурмовик кивнул:
— Обслужи. И водочки ему налей. У парня стресс, пусть расслабится.
Лизхен, увидев гранату, закашлялась и встала.
— Мне нужно отойти.
Мозгоклюй кисло улыбнулся:
— Хорошо, дорогая, ступай.
Мёрзлый тоже встал. К кофе он не притронулся.
— Я свою задачу выполнил, дальше разбирайся сам, — и подмигнул мне единственным глазом. — Удачи, заяц, — и быстрым шагом направился к выходу.
Бармен поставил передо мной заказ. Я выпил и щёлкнул пальцами, указывая на пустую стопку: добавь. Взял бутерброд, закусил.
— Тебя заметили, поздравляю, — проговорил Мозгоклюй.
Если меня заметили, значит, ряды фаворитов стали на одного зайца шире. Что-то подобное я и предполагал, когда получил сообщение о штурмовиках. Кого-то из невидимых любителей шоу впечатлил мой оригинальный способ обращения с утюгом, и он решил поставить на меня немножечко статов. Заяц, заваливший охотника! Это как минимум любопытно. А теперь я ещё автомат добыл. В овраг падал без автомата, а вылез с автоматом. Однако, казус! Надо быстрее договариваться с Конторой, пока кто-нибудь шибко умный не пришёл к такому же выводу.
— Ты как будто не рад, — дожёвывая бутерброд, сказал я.
— А чему радоваться? — Мозгоклюй взял фужер и с кислым видом опрокинул в себя. Закусывать не стал, ограничился тем, что с шумом втянул воздух носом. — К чему мне ещё одна ставка? Чем больше ставок, тем ниже шанс, что сыграет собственная… Что ж ты не сдох под этим мостом, а? Теперь, видишь ли, надо по-честному. Слово-то какое глупейшее: по-честному. Как будто чеснока объелся.
— Чеснок не любишь?
— Не люблю.
— Ну так я тебя от него избавлю.
— Избавишь? Как ты меня избавишь?
— Хочу договориться с Конторой. Могу предложить ей кое-что в обмен за выход из шоу.
— За выход? — Мозгоклюй заклокотал от смеха, изо рта полетела слюна. — Ты о чём, шлак? Ты до сих пор не понял? На тебя поставили! Крупно поставили! Договариваться с тобой никто не станет, и выход у тебя теперь один: через ворота Загона. А лучше сдохни сразу. Вон у тебя автомат. Застрелись, падаль!
Его повело. Бармен добавил в его фужер коньку, шоумен выпил и замахал на меня:
— Пошёл отсюда, шлак. Давай, давай! Расселся. Заслужи сначала, как я…
Он опустил голову на стойку, а бармен знаками стал показывать: уходи.
 
Я допил водку. Прав Мёрзлый, у меня стресс, причём, длится уже неделю, а водка пусть и не лучший способ вылечить душу, но облегчение даёт. Да ещё такая мягонькая, идёт по пищеводу как родная.
— Бутылку дашь с собой? — наглея от хмеля, спросил я.
— Только уходи быстрее, — ставя бутылку на стойку, ответил бармен.
— Так и сделаю. Где здесь обитают такие, как я?
— В депо ночлежка, а на первом этаже столовая.
— Лифт есть?
— Издеваешься? Сейчас охрану вызову.
В голове приятно крутилось, так что да, я немножко над ним издевался. Имею право, у меня всё-таки стресс.
— Ладно, не кипятись. Слушай, если уж ты такой разговорчивый, скажи, чё за место? На рай похоже, — я приложился к горлышку. Наклюкаюсь сегодня не хуже Мозгоклюя. — Никак не думал, что здесь такое может быть. Коньяк, водка, ты весь прилизанный, бутерброды с икрой. И главное, хрусталь везде, ковры, красиво. До этого самым красивым местом была столовка в жилом блоке.
— Ты совсем обнаглел, шлак? Ты не имеешь права здесь находится, — наклоняясь ко мне, зашипел бармен.
— Меня Мёрзлый привёл…
— Вот поэтому тебя до сих пор с лестницы не спустили. Но спустят, если сейчас же не уйдёшь!
— Ой, какие мы тут нервные. Кофию перенюхались? — меня всё больше разбирал смех. Я повесил автомат на шею, взял гранату, постучал по стойке. — Орехов нет? Могу расколоть парочку, будешь посыпать ими бутерброды.
Бармен побледнел и отступил к стене. Сзади раздались шаги. Я обернулся: трое. Лиц не разглядел, всё как-то смутно. Приложился к горлышку и начал сосать, словно телёнок мамку. Кто его знает, может они бутылку отнять пришли. Когда последняя капля легла на язык, подумал: а теперь делайте, что хотите. И отрубился.
Никогда я не пил столько. Бутылку в одно рыло! Знающие люди говорили, что с плохой водки поутру раскалывается башка, во рту сушь, руки трясутся. У меня ничего не болело и не тряслось, только лёгкий озноб и ощущение стыда. А ещё жажда. Пошарил ладонью возле пояса, ни фляжки, ни гранаты. Автомата тоже не было. Резко вскочил. Половину помещения занимали двухъярусные нары, как в жилом блоке, только без перегородок и занавесок. В окна во всю лупило солнце, на соседних нарах пацан лет шестнадцати давил на кнопки планшета, при этом звук знакомый, как будто волк яйца ловит.
— Очнулся? — покосился он на меня.
— Сколько время?
— Половина девятого.
— Сколько?
Я нагнулся к счётчику, задрал брючину. До взрыва оставалось двадцать семь минут с копейками. Твою мать! Что ж теперь…
— Техник сказал, как очнёшься, чтоб к нему шёл, — сказал паренёк.
— Где он? — чуть не взвыл я.
— В столовке. Завтракать пошёл. А ты молодец, хорошо вчера того охотника…
Дослушивать, что там было с охотником, не стал. Рванул к дверному проёму. Прошли и стыд, и озноб. На улице закрутил головой: где администрация?
Ночь я провёл в депо, переделанном под общежитие. Спасибо тем, кто меня перетаскивал, могли и на газон бросить. Ага, вон она, где и вчера — напротив ворот. Я побежал. В ботинок попал камешек и при каждом шаге впивался в пятку. Закон подлости в действии. Но это не та боль, ради которой стоит останавливаться. Настоящая боль будет, если не успею вовремя добраться до техника.
Я вбежал в столовую. За длинными обеденными столами сидели люди и все словно на одно лицо. Я встал посреди прохода и рявкнул во всё горло:
— Кто из вас та сука, которая в бомбах разбирается?!
Меня колотило. На счётчике оставалось двадцать пять минут, и неизвестно, здесь ли техник, и если здесь, то сколько времени ему потребуется на ввод новых данных. Я обвёл зал взглядом. Меня узнали. Народ смотрел с удивлением и страстью, того и гляди особо нервные подбегут за автографом.
Я стал знаменитостью, что не удивительно, поэтому на меня и поставили. А ставки начинают играть на третьем этапе. Нужно срочно обнулить счётчик, иначе с оторванной ногой пулю мне в голову, а не третий этап.