Двуглавый Змей (СИ)

— Гм, и всё равно ты мне не мать…
— Да? А когда ты прибегал ко мне, вновь и вновь вымораживая меня своими бесконечными вопросами, которым конца края видно не было? «А почему небо синее?» «А почему вот она на меня не похожа?», «А почему вода мокрая?», «А почему у меня иногда по утрам постель тоже мокрая?»
— Да я… ты…
Гумберг замялся ещё сильнее. Нет, не от смущения. От того, что не знал, что ответить волшебнице.
— Ну? — Женщина замолчала, продолжая давить на парня взглядом.
Тот всё ещё пытался что–то ответить, но никак не находил слов.
— Я поняла. Голова говоришь, кружиться? И тошнит? Ну так вот, пошёл сейчас же в спальню! И не слова больше!
— Гм, мне не нужно спать…
— Сказала же, без слов! Не нужно? Это ты так думаешь, а мы уже выяснили, что думать у тебя выходит очень не очень. Не заставляй меня использовать заклинание…
— У тебя не выйдет, — гадко прошептал пепельноволосый мечник. — Мы уже проверяли.
— За эти полгода что–то могло и поменяться. Особенно, учитывая твоё нынешнее самочувствие. — Не менее гадко возразила волшебница. — Ну так что, рискнём?
— Гм, говорю же, не выйде…
Последним, что увидел и услышал Гумберг, прежде чем отключиться, была тусклая зелёная вспышка, сорвавшаяся с пальцев волшебницы и тихо сказанное ей заклинание. А также очень быстро приближающийся край стола и темнота, сопровождаемая глухим ударом.
Тянущуюся лучи поднявшегося солнца не без труда пробивались через окно, будто нарочно падая на Гумберга, мягкой пеленой покрывая всё его тело. Лучи пробивались, как потоки реки сквозь бережно построенную платину, сквозь непреодолимую каменную преграду, или случайно упавший после грозы ствол могучего дерева, и всё это специально, чтобы заставить его долго морщиться, прежде чем окончательно проснуться.
«Сколько я проспал? — то была первая мысль, что пришла бледному наёмнику в голову, когда тот открыл глаза. Впрочем, он тут же ответил на свой же вопрос. — Не важно… Уже утро, вот что действительно имеет значение.»
Гумберг аккуратно поднялся, нечаянно скинув одеяло с кровати. Хмыкнул, заметив перевязанную ногу. И тут же напрягся, поняв, что на нём совсем не было одежды. Не от смущения, а от того, что не помнил, как он раздевался. Вместо этого в самом углу до боли знакомой комнаты лежала белая рубаха и ненавистные ему шаровары. Ни плаща, ни привычного жилета с кофтой. И только меч стоял у тумбочки, упираясь в стену и играясь бликами света на антрацитовом клинке, чем сильно радовало наёмника.
Пепельноволосый наёмник опустил босые ноги на ледяной пол даже не поморщившись, и, встав, прошёлся до накинутой в кучу одежды. Когда он закончил одеваться, до этого запертая дверь отворилась. Гумберг мельком глянул в образовавшуюся щель, но за ней, ожидаемо, никого не было. Он вновь оглядел комнату.
Две небольшие тисовые тумбочки, лак и краска на которых в некоторых местах стёрлась, шкаф на трёх целых ножках, (четвёртая была обломлена, а потому он упирался на стопку книг по астрономии), такие же мрачные, тёмно–синие обои, украшенные вертикальными полосами с ромбовидными узорами. Ещё был закрытый стеллаж, внутри которого были десятки книг, но наёмник его давно не трогал — он перечитал абсолютно все книги в квартире. «Если, конечно, Мирана не притащила новых» — подумал он. Как раз книгами из этого самого стеллажа он и подпёр шкаф. Была, разумеется, аккуратная кровать, с которой Гумберг только что слез и ещё вещи по мелочи — непонятно для чего нужный кофейный столик, два стула и письменный стол, на котором уже собралось приличное количество пыли. «Странно, сколько я здесь не был, книги до этого постоянно менялись, но только не под шкафом. Неужели за эти полгода она так и не использовала заклинание «Починка»? Ей, наверное, лень даже уборщицу нанять, не то, чтобы с помощью магии от пыли избавиться, — охотник ухмыльнулся, — хотя я уверен, она до сих пор воду в ванне греет с помощью «Создания воды»».
— Гм, спасибо. Возможно, мне и вправду стоило выспаться. Стало намного лучше.
 
Верхняя винтовая лестница, ведущая вниз, делилась на несколько «пролётов», если это можно было так назвать. Дело в том, что, как и объяснял Гумберг, до этого эта часть дома делилась на несколько квартир, а именно — на две, одна из которых была двухэтажной с этой самой лестницей, ведущей вверх. И, чтобы постоянно не вилять туда–сюда, чтобы подняться с первого этажа на третий, было решено демонтировать её основание, продлив саму лестницу до первого этажа. Так и получилось, что теперь в квартире у Мираны было две лестницы — одна большая, ведущая с первого на второй этаж, которую назвали «нижней», и вторая, поменьше, но проходящая через все три этажа квартиры — «верхняя», хотя было непонятно почему так, ведь по сути, после этого все две лестницы находятся на одном уровне.
— Это ты мне так доброго утра желаешь? Что–же, приятно. А ещё приятно осознавать, что я была права. Впрочем, как всегда. — Безразлично, но каким–то образом нагло ответила Мирана, а после добавила уже намного добрей: — Доброе утро, птенчик.
Птенчик же, ещё не успев спуститься, почувствовал запах скворчащей на сковороде яичницы. Если вдаваться в подробности, почувствовал он его ещё когда одевался в такие ему ненавистные шаровары, но именно сейчас, если можно так сказать, аромат завтрака раскрылся ему в полной мере. А ведь завтракал, точнее, ужинал он в последний раз у той ненормальной семейки в лесу. И опять его ожидания подтвердились:
Мирана сидела, проходясь гребешком по чёрным локонам, совсем не уделяя внимания белой пряди у лба, обходя её стороной и тем самым предавая ей некий небрежный вид. А тем временем, в нескольких метрах от неё, над плитой летало несколько чугунных сковородок. Яичница шипела, обдаваемая жаром огня, а бекон, жарившийся рядом, пузырился и ужимался в размерах, приобретая коричневато окрас.
— Когда ты в последний раз готовила? — Гумберг отодвинул стул, мягко сев рядом.
— Ты лучше скажи, — женщина даже не повела взглядом, так и не удосужившись хоть раз посмотреть на него, — как твоё самочувствие, солнышко?
— Гм, прекрасное, — не соврал мечник. — Такое чувство, что камень с плеч свалился.
— …Всем нам надо отдыхать, голубчик. Всем без исключения. — Мирана закончила расчёсываться и взмахнула гривой чёрных волос. — Что планируешь делать дальше? Я так полагаю, заходил ты ко мне только потому, что дружку твоему помощь понадобилась?
— Гм, нет, я бы навестил тебя в любом случае. Ты же знаешь.
— Знаю. А потому и издеваюсь над тобой. Ну–же, улыбнись. Ай, пекло, как хочешь. Накладывай мне завтрак, поговорим о твоих планах. — Мирана сладко зевнула. — А потом я пойду спать.
«Накладывай завтрак, поговорим» — как же часто эту фразу слышал Гумберг. У этой женщины, вечно трезвонящей о манерах и прочем, завтрак почему–то железно ассоциировался с беседой. Не чаепитие, не утреннее прихорашивание, а полноценный завтрак. Но, стоило тебе только открыть рот во время ужина, как в тебя с лёгкостью мог прилететь стул. Конечно, всё было не настолько страшно, но Гумберг всё равно напоминал себе об этом каждый раз, когда сидел с ней за одним столом.
— Прежде чем мы начнём обсуждать твоё дальнейшее будущее, скажи, птенчик, ты так и не выбрал себе имя?
— Неа, а нужно? — Положив два блюда на стол, ответил он. — А где тот стул?
— Твой выбор… М? — Подняла голову женщина. — А, ты про тот, у которого вчера ножка отломилась? Я его выкинула. А что?
— А шкаф почему не выкинешь? — Гумберг уселся.
— Шутишь?
— Ага.
— Что будешь делать дальше? — Раздался вопрос волшебницы, когда наёмник уже заканчивал с беконом. — Прибьёшься к какому–нибудь каравану?
— Гм, нет, поеду сам. Один. Так и быстрее, и безопаснее. Другие будут только мешать, да и у меня и так денег впритык, не хочу позволять себе лишние траты.
— Я могу тебя телепортировать.
— Не настолько далеко. Да и я лучше сам. Гм, люблю, понимаешь, быть в дороге.