Двуглавый Змей (СИ)

Поляна была большой, настолько, что там могла поместиться крупная деревня. Только в этой деревне, скрываемой густой растительностью на многие километры, вместо привычных, грубо сколоченных домов, были огромные шатры, самых разных цветов и размеров, украшенные самыми разными предметами. Черепа, вырезанные из дерева предметы искусства, разные глиняные статуэтки, разукрашенные цветными красками. Цвета. Это было что–то. Все оттенки синего, фиолетового и даже зелёного. В темноте это казалось диким, как некоторые бы выразились, смешением неизведанного и волшебного, в лице множества светлячков, служащих здесь источниками света вместо огня, и чего–то простого, первобытного и грубого по сравнению с современностью — шатры, сделанные из серых и тёмных шкур животных, украшенные так, как украшали свои жилища первобытные люди.
— Разве эльфы не живут на деревьях? — Делая паузу после каждого слова, спросил Тордрак, борясь с отдышкой.
«Как бы не устал, а что–нибудь такое всегда горазд вставить?» — С ухмылкой подумал мечник, ещё раз оглядевшись. Фараэль и эльф с эльфийкой к этому времени уже ушли.
— Где ты здесь видишь деревья, идиот? — Обратилась Тиа к дварфу. Она была единственной, кто осталась с ними двумя.
— Вокруг лес, вообще–то, девочка.
— Кого ты… Да с чего ты… Ты, со своими комментариями, грязный, вонючий, старый… — Начала перечислять девушка, не зная, что ответить.
Тордрак тем временем отдышался, выпрямился, нарочито деловито обернулся, оглядываясь вокруг и игнорируя эльфийку. Гумберг молчал, наблюдая.
— Ну, что бы ты не говорила, а на ветках то ты сидела, над нашим лагерем то. Вот я и подумал. — Ухмыльнувшись во все двадцать восемь своих зубов, ехидно пояснил Тордрак.
Эльфийка, на удивление, не ответила, лишь молча двинулась в сторону одного из шатров, нагоняя остальных. «Что, она ждала нас?» — Пронеслось в голове бледного.
— Тордрак, пошли. Как–то неудобно получилось. И, гм, пожалуйста, постарайся больше не кидаться своими расистскими колкостями.
— А я что, я же правду говорю… Ай, пошли, Серый. Интересно, чё им там от нас надо, да? — Спросил дварф, посмотрев на друга снизу–вверх блестящими глазами.
— Да. — Кивнул наёмник.
Десятки заинтересованных, подозрительных и пугливых взглядов въедались в спины пришедших. Все эльфы, живущие здесь, смотрели на двоих чужаков с опаской или наоборот, презрением, шептались, отступая подальше и уводя детей в дом. Почему–то, на улице было достаточно многолюдно, несмотря на то, что уже поздняя ночь, а, если точнее, очень, очень раннее утро. Пепельноволосый мечник осмотрел поселенцев. Все смуглые, (хотя при таком освещении было трудно различить), поджарые и низкие, по комплекции больше напоминающие человеческих юношей и девушек, а не взрослых мужчин и женщин. И только сейчас Гумберг понял. Понял, почему эльфов, этих, на первый взгляд дикарей, называют грациозными и утончёнными. Именно сейчас, на общем фоне самых обычных обывателей, тихо–мирно проводящих время, он осознал это — эльфы совсем не грациозны. Всё изящество и грация, которыми описывали представителей этой расы, вводя в заблуждение людей, было скрыто за этими, самыми обычными, не в обиду им, людьми. Такими же, как и сам Гумберг и любой другой человек, дварф, халфлинг или гном. Неловкие, скованные в движениях и мыслях, (Тордрак ко второму типу не относился), существа. Но только тот, кто видел их настоящих, на охоте, при выслеживании добычи или в попытке скрыться от противника, мог понять истинное значение такого понятия как «С грацией эльфа» и тому подобное. Не те, кто был обманут собственными ожиданиями, но те, кто, не разбрасываясь пустыми словами, всерьёз заинтересовался, откинув предрассудки. Пепельноволосый охотник был ни тем, ни тем, но именно он смог увидеть то самое, за что эльфов хвалили немногие избранные, пытающиеся разъяснить их красоту, их природу простым людям, через множество поэм и историй. Историй, что создавали эти самые ложные образы и ожидания.
Найти Тию не составило труда. Она стояла, окружённая мерцающими светлячками, у входа в один из шатров. Казалось, эти парящие звёздочки сами по себе стягивались к эльфийке, окружая её со всех сторон. Завораживающие зрелище, настолько, что даже Тордрак приоткрыл рот, открыто таращась.
 
— Фараэль был у старосты. Она сказала, что примет вас утром, а сейчас вам лучше отдохнуть. — Девушка сказала это куда–то в пустоту, посмотрев на одного из светлячков, севшего ей на указательный палец. — Вы свободны.
Поняв, что путники до сих пор никуда не делись, она подняла тёмные, как сама ночь, глаза, в которых отражалось множество ярких, холодных искр, и, не скривив лицо, послала их куда подальше. Чужакам ничего не оставалось, кроме как удалиться искать место для ночлега. Такого, к сожалению, не оказалось, да и они ни у кого не спрашивали. Решили спать на земле, разведя небольшой костёр, но затея провалилась сразу — один из эльфов прикрикнул на них, сказав всё убрать. Наверное… Бледный наёмник не смог точно перевести его слова, но суть всё же уловил. Наверное…
— Гм, я посторожу, Тордрак. Не уверен, что они вели нас так далеко, чтобы перерезать горло ночью, но осторожность не повредит. — Предупредил охотник.
— Хорошо. Смотри, аккуратней только, — дварф лёг, сняв обувь и вытянув гудящие ноги, — Спокойной, друг.
— …Спокойной.
Холодная трава щекотала голую кожу, лезла в нос и колола глаза. Любой другой человек не смог бы уснуть при таких условиях, особенно под пристальным взглядом незнакомцев, у которых ещё не ясно что на уме. Но это всё не касалось дварфов, особенно тех, что без перерывов шли долгие часы по труднопроходимой местности, к которой они были совершенно неприспособленны. Да, именно так. Спустя минуту Тордрак захрапел, окончательно отбив желание спать, (если бы оно было), у Гумберга. Так они и провели беззаботную ночь, без каких–либо событий. Охотник сам не заметил, как пронеслось время.
Утро встретило Гумберга яркими лучами восходящего солнца. Светило медленно, но уверенно поднималось над кронами высоких деревьев, из–за чего поляна встречала рассвет немного запоздало. Поселение начало оживать на глазах. Казалось, что здесь могло быть необычного? Земля всего лишь сделала ещё один оборот, и любой грамотный человек бы просто принял это бы как данность, обыденность, что–то очевидное, являющееся нормой, что–то, что сопровождало всю его жизнь. Но эльфы… Эльфы ощущали всё по–другому.
Светлячки, как и звезды на небе, такие же крошечные и бесчисленные, испускающие холодный, мерцающий свет — исчезли. Поляна наполнилась теплом. Эльфы, уже проснувшиеся, спокойно расхаживали туда–сюда по своим делам, общаясь и обсуждая, несомненно, что–то важное для них, для их крошечной общины, окружённой большим и жестоким миром. Почти никто уже не обращал внимания на устроившихся прямо на голой земле дварфа и человека, так внезапно пришедших сюда ночью. Только дети, пробегая мимо, кидали заинтересованные взгляды. Вообще, было сложно понять, кто из них по–настоящему ребёнок, а кто уже переступил порог и стал юношей. Зато взрослых было отличить легко. Их лица, несмотря на такую же молодость, утратили какую–либо свежесть и огонёк в глазах, сменив место спокойности и возможно даже, цинизму. Но это только наружно. Что же действительно творилось в голове у эльфа, было довольно легко прочитать, и о никаком холодном и расчётливом характере речи быть не могло. Они такие, какими их описывают в книгах только на охоте, Гумберг это вчера отлично осознал. «Эльфы — как дети. Дети, у которых есть собственные дети, или даже внуки.» — Такой вывод сделал наёмник, наблюдая за окружающими его взрослыми эльфами и их детьми, гоняющими небольшой, серый мячик. У одного из них, как успел разглядеть мечник, на одной из рук несколько пальцев было покрыто серой, каменной корочкой. Но это не мешало ему веселиться с остальными сверстниками, вызывая сдержанные ухмылки прохожих.
Гумберг обернулся, услышав тихие шаги в его сторону. Из этой ночи он вынес урок, и впредь, по крайней мере здесь, был намного внимательнее. Тиа шла, аккуратно ступая босыми ногами по траве. Охотник приветственно поднял рассечённую девушкой, (рана затянулась ещё ночью) руку. Эльфийка сделала тоже самое, кинув презрительный взгляд на развалившегося рядом громко храпящего дварфа. Гумберг легонько пнул его, заставив проснуться. Не дожидаясь, когда тот придёт в себя, девушка заговорила: