Не твоя (СИ)

Уля прекрасна.
Я смотрю на то, как закрытое скромное платье эротично облегает её фигуру и думаю о том, что не хочу делить это зрелище ни с одним человеком.
Мне хочется сейчас вытолкать Юрика из дома — и остаться наедине с моей красивой деткой. Я представляю, как разложу её на столе прямо между фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов — и сделаю своей. Плевать на невинность.
В конце концов, теперь она точно от меня никуда не денется — так что не важно, сохранит ли она свою девственность до свадьбы или нет.
Она всё равно будет только моей.
… Но пока я только протягиваю ей руку, для того, чтобы она облакотилась на меня.
Но моя красавица предпочитает играть с огнём: проигнорировав мой жест, она хватается за своего отца и начинает быстро говорить ему всякую ерунду: о том, что ей здесь плохо; о том, что она соскучилась по своему брату; о том, что она хочет домой.
Юрик выразительно смотрит на свою дочь, кивая в такт её словам. А потом недоуменно спрашивает:
— Дочка, как это ты хочешь домой? Разве это теперь не твой новый дом?
Он спрашивает это искренне, не играя — я не думаю, что из Юрика получился бы такой прекрасный актёр, значит, он действительно не играет. Просто этот слабак уверил себя, что его дочери здесь, со мной, будет лучше (это, кстати, на самом деле так!) — и теперь он просто не слышит возмущение Ульяны.
Тем временем мы проходим в столовую — один из моих служащих указывает Юрику на его месте, а Ульяне — на её. Ей приходится сесть рядом со мной, несмотря на всё ещё горячее желание остаться рядом с отцом.
Место Юрика чуть в отдалении.
Я же в открытую усмехаюсь.
Наклонившись к своей детке, говорю ей заговорщическим голосом:
— Дорогая, теперь твоё место навсегда рядом со мной.
Ульяна поднимает на меня испуганный взгляд — который она тут же адресует отцу.
То тот снова предпочитает не видеть испуга своей дочери.
Юрик даже поднимает бокал, чтобы поздравить нас с помолвкой.
— С предстоящей свадьбой, — поправляю я отца своей детки. Я считаю верхом идиотизма повторять чужие традиции.
— С предстоящей свадьбой, — послушно повторяет за мной отец Ульяны. Я радостно скалюсь, но меня огорчает отказ самой Ули поднять бокал за наше семейное счастье. Что ж, детка, ты сама всё усложняешь...
Ульяна тем временем снова пытается рассказать своему отцу о том, что она не собирается выходить здесь замуж. 
— Ни за кого, — говорит она, повернувшись в мою сторону.
Юрик смущенно хрипит и убеждает дочь не нервничать раньше времени.
— Всё будет хорошо, Ульяночка, — говорит счастливый папаша. — Свадьба — это всегда нервное мероприятие, но я думаю, что Давид Алексеевич сумеет оградить тебя от всех трудностей.
— А кто оградит меня от самого Давида Алексеевича? — спрашивает детка, сузив свои красивые глазки. Я ещё зависаю, глядя на её ротик...
— Дочка... — растерянно произносит Юрик. — Ну как ты так можешь?
— Так кто, папа? — продолжает настаивать на своём Ульяна. Я тем временем неохотно отмираю. В штанах настоящий стояк, и снова думаю о том, чтобы не дожидаться свадьбы — какая разница, когда, если она и так моя до конца своей жизни.
— Кто освободит меня из этого плена и оградит от этого мужчины? — тем временем воинственно вопрошает моя девочка. Хочется смеяться над её наивностью.
— Никто, — отвечаю я, по новой поднимая бокал. — И давайте-ка за это выпьем.
Юрик послушно поднимает бокал, но я жду Ульяну.
Она артачится.
— Детка... — предупреждающе говорю я. — Ты же видишь, что твой отец полностью на моей стороне.
Ульяна застывает на месте. Я киваю Юрику. 
— Дочка, — напыщенно начинает он. — Ты должна быть благодарна Давиду Алексеевичу за ту необыкновенную щедрость, которую он проявил к нашей семье. Если бы не он, то мне, твоей маме, Никите — нам всем пришлось бы жить на улице...
— Папа!
Уля всё ещё не понимает.
— Это счастье для нас, что Давид Алексеевич выбрал тебя в качестве своей жены, — продолжает тем временем отец моей детки. — Я понимаю, что ты сейчас нервничаешь...
 
— Я не хочу за него замуж, папа! — вскакивает со своего стула Ульяна. — Я не хочу здесь находиться! Папа, неужели ты не слышишь меня? Меня буквально выкрали из аэропорта, привезли в чей-то дом и собираются выдать замуж за незнакомого мне человека. Папа, неужели тебе все это кажется нормальным?
— Дочка, но это лучше, чем если бы вышла замуж за какого-нибудь итальянского бедняка, — вздыхает отец. — Став супругой Давида Алексеевича....
— Я не стану супругой Давида Алексеевича! — возмущается Ульяна. — Ни за что...
— Но дочка...
Юрик растерянно смотрит на меня.
Я понимаю, что это растерянность вовсе не из-за того, что Юрик не знает, что сказать в ответ своей дочери, но он смущается... что ж, я дам ему возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Тем более, что сейчас я уже уверен, что он скажет всё правильно.
Я поднимаюсь со своего места, бросая салфетку на тарелку.
— Значит так, детка. Если ты не хочешь, чтобы твоё семейство оказалось завтра на улице без гроша в кармане, ты через полчаса поднимешься в мою комнату.
Я хочу тебя голой. И войдешь ты в мою комнату на коленях — это в качестве наказания за тот спектакль, что ты здесь устроила.
Я перевожу взгляд на Юрика.
— У неё есть полчаса.
Ульяна 
Произнеся вслух это нелепое требование, Давид поднимается со своего места и спокойно покидает столовую.
А отец... отец в ужасе смотрит на меня.
— Ты! — зло говорит он. Так резко и так зло, что я против своей воли вздрагиваю.
— Папа?
— Ты самовлюбленная испорченная девчонка, — цедит отец сквозь зубы. — Тебе выпала такая необыкновенная честь, а ты всё портишь своими выкрутасами.
— Папа!
— Я, что, мало тебе позволял? Тебя отослали учиться в один из лучших итальянских пансионов. Ты знаешь, во сколько мне это обошлось?
— Но...
— Ты даже не думала об этом, не так ли? — отец зло смеется. — Как сейчас не думаешь о своём брате. Тебе ведь важно, что будет только с тобой. Принцесса, — последнее слово отец выплевывает как ругательство. — Теперь ты довольна? Зачем ты разозлила Давида — он ведь не из тех, кто прощает к себе такое отношение.
— Папа, если ты хотя бы просто выслушаешь меня...
— И что ты мне нового скажешь, а? — отец качает головой. — Что тебя с комфортом довезли до этого дома, не дав тебе возможность потолкаться в метро? Или что твой будущий муж беспокоится о тебе, одаривая тебя дорогими подарками?
Отец кивает на драгоценности, которыми я сейчас обвешана как новогодняя ёлка.
Я тут же порываюсь снять хотя бы браслет.
— Прекрати этот цирк, — шипит отец. — Ну снимешь ты эти дорогие цацки — и что изменится? Ты слышала, что он сказал?
— Как и ты, — киваю я. — Пап... ты не отдашь меня ему?
Отец начинает зло смеяться.
— Если ты сама не отдашься ему, то пустишь нас по миру.
Я шокировано смотрю на своего отца.
— Папа, как ты можешь так говорить. Есть ведь другие варианты...
— Нет, Ульяна, — зло смеется отец. — Других вариантов просто нету. Если ты не выполнишь его приказание, то уже завтра у нас заберут всё. Думаешь, Давид шутил по поводу того, что мы окажешься на улице?
Он качает головой.
— О, да... мы действительно там окажемся. Возможно, не ты, но твоя мать, я, Никита. А у твоей матери, я хочу напомнить, диабет, у меня гипертония... а твой брат... надеюсь, когда ему придется идти после школы работать каким-нибудь грузчиком или доставщиком, он будет радоваться за сестру, у которой её детство прошло совсем иначе.
— Папа!
Отец тоже поднимается из-за стола и называет огромную сумму.
Такую огромную, что у меня всё внутри обрывается.
— Это точная сумма, которую мы задолжали Давиду, — говорит отец. — Под «мы» я имею в виду и тебя, Ульяна. — Папа кидает салфетку рядом с тарелкой, на скатерть. — Потому что именно на эти деньги мы оплачивали твоё обучение... и вообще, твою жизнь в Италии.