Первый ход(СИ)
— Знаете, — снял рубашку Эннир, — я им не доверяю, а Вам тем более. Не тратьте время.
— Как скажешь, — девушка начала прощупывать пальцами его спину. — Я думаю тебе нужно знать, что каждый здесь рискует своей жизнью, только потому что находится рядом с тобой и на фоне этого ты ведешь себя как последний козел.
— А Вам было бы приятно оказаться незнамо где в кругу незнакомых людей без права уйти?
— Думаю, нет, — согласилась она, — но сейчас мы не можем тебе все объяснить. Можешь одеться, — она села рядом на край кровати. — Что тебя сейчас беспокоит? Голова болит, глаза, руки, ноги?
— Голова, — кивнул Эннир, — и ноги тоже.
— Что ж, могу сказать, что на счет мышц можешь не беспокоится. Они перестанут болеть, как только восстановятся. А голова от света или, может, когда ходишь, ложишься…?
— Когда появляются эти видения. Мне их, как будто, молотком в голову вбивают.
— Интересно, — она достала из своей сумочки красную книжку и протянула Энниру. — Если не сложно, записывай все ощущения, когда это происходит. В остальном ты в порядке. Придется поработать над гибкостью твоих пальцев и мышцами живота, но в целом…
— Зачем Вам все это? — Удивился Эннир.
— Не мне, а Вестеру, — она направилась к выходу. — Я представляю, как странно для тебя выглядит все вокруг и поверь, дальше будет еще страннее. И да, Маркар удерживает тебя до тех пор, пока ты сам не сможешь принять взвешенное решение. Очень скоро это изменится, а пока что постарайся принять нейтралитет. Это облегчит жизнь всем.
***
"Раздача земельных наделов бывшим рабам едва не спровоцировала новое восстание, однако предшествующая ей налоговая реформа оставила довольными всех" — Семилетняя война: Часть II.
Месяц назад.
Шли они очень быстро. Дезмонд даже не смотрел по сторонам, тогда как Эннир постоянно оглядывался, видя как смотрят на него другие горожане. Почти каждый на людной улочке оборачивался, что бы посмотреть им в след. Вскоре они свернули на прямую дорогу к дому и, немного пройдя вперед, Дезмонд резко свернул, остановившись между домами. Отпустив, наконец, Эннира, он сделал пару шагов вперед и, приложив руку ко лбу, громко выдохнул.
— Пап, я…
— Ты понимаешь, что ты натворил? — Резко развернулся к нему Дезмонд. — Кем ты себя возомнил? Я учил тебя, что бы ты мог защитить себя и свою сестру, а не лупил людей, когда вздумается!
— Я не хотел…
— Не хотел?! Я видел, что ты с ними сделал. Как-то не вяжется с «не хотел»!
— Да дай ты мне сказать! — Внезапно, даже для самого себя, вспылил Эннир. — Я не услышал ничего нового, — успокоился юноша. — Все как всегда. Они несли какой-то бред, а потом я разозлился и тело как будто само…
— Я учил тебя подавлять эмоции.
— Я знаю, но я ничего не мог поделать. Ты знаешь, на что я способен. Смог бы я одолеть четырех вооруженных солдат в доспехах голыми руками? — Дезмонду даже отвечать не пришлось. — Я пробил доспех кулаком… Одним ударом! Такое чувство, что это вовсе был не я. И почему-то мне страшно…
— Сынок, — подошел ближе Дезмонд, — в том нет твоей вины. Прости меня. Я должен был понять в чем дело…
— И в чем? — Перебил его Эннир. Дезмонд набрал полную грудь воздуха, но так и не смог ничего ответить. — Ты сейчас смотришь на меня как все они. Там, на улице. Как на чужого…
— Эннир, я…
— Вы поэтому увезли Кристи отсюда? Что бы она была подальше от меня?
— Нет, конечно нет.
— Хватит врать! Ты не воспитывал идиота. Что со мной происходит?!
Дезмонд уже не мог ничего ответить. Слова встали комом в горле и он просто смотрел на испуганного мальчишку перед собой, не в силах что-либо сделать с этим. Эннир долго ждал ответа и, поняв что отец не может ничего ему сказать, сразу же ушел.
***
"Поворотным моментом в гражданской войне можно считать указ императора Юлия Деррия, предписывающая смертную казнь семьям любого солдата, перешедшего на сторону Октавиана. В течение месяца войско Октавиана увеличилось в восемь раз" — Семилетняя война: Часть I.
День обещал быть жарким. Солнце только-только начинало подниматься из-за гор на востоке, но в воздухе уже повисла духота. Воды пришлось запасти побольше. Вестер, сидя на внешнем круге, неустанно смотрел, как мальчишки бегают от колодца в лагерь, таская фляги и ведра с водой. Он немного увлекся и случайно раскусил соломинку, которую катал по зубам все утро.
— Да полная бредятина же! — Пронесся бас Джора по лагерю.
Потянувшись за новой, Вестер невольно улыбнулся, уловив взглядом Джора и Валерию, сидящих на бревне. Почти каждое утро они спорили о чем-то, что совершенно не имело значения, однако с таким остервенением, как будто от правильного ответа зависела их жизнь.
— Да с чего бредятина? — Развела руками Валерия.
— Камнем можно разбить ножницы? Можно! А ножницами перерезать бумагу? Тоже можно! Но бумага камень то не убивает, а всего лишь накрывает.
— Да какая разница вообще?
— Большая. Вместо бумаги должно быть тогда что-то другое. Например, молоток.
— И как ножницы будут бить молоток, дубина?
— Не знаю, — развел Джор руками, — может они из сребросвета?
— Тогда они и камень перережут.
— Ну да… Я как-то не подумал.
— Ребят, — обратился к ним Вестер, — если ножницы не очень острые, а бумага многослойная — ножницы ее не перережут.
— Это уже условности, — махнул на него Джор.
— Как и то, что бумага не убивает камень. Эта игра о балансе, а не о том, кто кого убьет. И вы разве не спорили о том, кто завтра в город отправится?
— Да, — кивнула Валерия, — и подумали решить спор игрой в «камень, ножницы, бумага», но Джор, как всегда, все испортил!
— Это я испортил? — Возмутился Джор. — Ты специально предложила играть в это, зная, что шансов на победу у меня нет.
— Конечно, я же умнее, — задрала нос девочка, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди.
— Есть идея получше, — объявил Джор, — я ставлю на то, что Эннир не явится, а ты?
— Я тоже, — пожала плечами Валерия.
— Что ж, вы оба завтра отправляетесь в город, — посмеялся Вестер. — Вон он идет.
***
"Орден Тринадцати, в своем оставшемся составе, до конца не предал императора Юлия, однако, после осады Алинтина, некоторые из них были приговорены к смерти за преступления против народа Лирии" — Семилетняя война: Часть I.
Месяц назад.
Каждый его сон, каким бы ярким или красочным ни был, превращался во тьму и огонь. И в каждом был он. Человек с красными глазами всюду преследовал его. Наутро все забывалось, кроме него. Его очертания и его взгляд нельзя было забыть.
В эту ночь он так же проснулся от кошмара, однако страх не покинул его. Наоборот страх будто стал реальным, осязаемым. Он уже не был в кошмаре. Из окна над кроватью он видел луну, украдкой показывающуюся из-за острой верхушки храма. Видел, как запотевает стекло и изо рта вырывается пар. От холода задрожали руки. Собака, спящая у кровати, подскочила и, сделав пару шагов, оскалилась. По комнате пронесся рык пса и лай, прерывающийся скулежом. Эннир подскочил, его левый глаз будто сгорал. На секунду в полумраке он увидел фигуру человека, стоящую в углу. Все тело сковал неописуемый страх. Он старался не смотреть в ту сторону, но видел, как загадочное существо потянуло руку к нему. С трудом переборов страх, он схватил табуретку и со всей силы швырнул ее в угол.
Табуретка разлетелась о стену в щепки. Собака замолчала и, поджав хвост, спряталась под кроватью. Эннир стоял, тяжело дыша, смотря в то место, где в последний раз он видел это существо. Через несколько секунд дверь распахнулась. На пороге появился отец с зажженным факелом в одной руке и длинным, полуторным мечом в другой. За ним вошла мама и, забрав факел, быстро провела им по всей комнате. Убедившись, что внутри никого, Дезмонд поставил меч у стены и подошел к сыну.