Пробуждение сердца
– Каждому, кого я выберу, – объяснил Хью, – дашь бусину, срезав ее с нитки, и предупредишь, что это будет доказательством того, что он принят в свиту.
Несколько часов потребовалось Хью, чтобы поговорить с бесконечной очередью претендентов, по-своему испытывая их. Наконец он отобрал двадцать человек. Некоторые прежде были солдатами. Один детина, по имени Румолд, названный так матерью в честь одного из святых, поражал могучим сложением. Другой был помощником кузнеца, делавшего доспехи. Третий, которого звали Донел, работал у колесного мастера за скудную еду и ночлег и знал, где можно недорого купить хорошую коляску.
Отобранные люди были в большинстве своем молоды, но уже успели потерять надежду на то, что жизнь еще улыбнется им. У всех была схожая история. Словоохотливый парень, работавший в кожевенной мастерской, заметил:
– В Виндзоре таким, как я, надеяться не на что, а в Лондоне и подавно. – С горечью он поведал о том, как отправился в Лондон на поиски удачи, но через две недели вернулся назад, заработав лишь кучу синяков да сломанную челюсть. – Меня ограбили, избили и бросили подыхать в канаве.
Он был неказист с виду, но умен и практичен, последнее он сразу доказал, сказав, что знает человека, который дешево отдаст им отличных лошадей, ибо нуждается в деньгах, чтобы расплатиться с долгами.
К концу дня Хью обошел весь Виндзор и заключил уйму сделок. Некоторые были очень удачны, другие, по его собственному признанию, – не слишком, что не особенно огорчало его. Во всяком случае, он выполнил все, что наметил сделать, потратив при этом меньше денег, чем намеревался.
Договорившись с человеком, продававшим лошадей, Хью и его оруженосец возвращались через рынок, который к этому времени совсем опустел. Только несколько торговцев, приехавших на повозках из отдаленных деревень, сидели группками вокруг костров, передавая друг другу мехи с вином и элем, и хвастались, кто больше и выгодней продал товара.
Темнело. Хью и Мартин держали путь к замку, усталые и голодные. Хью уже был готов поужинать в одной из таверн, но в конце концов решил, что еда и вино в кухне замка подойдут им больше.
Мартин согласился, что, по крайней мере, это должно быть так. Не останавливаясь, они шагали дальше под урчание в пустых желудках. Дорога, которую выбрал Хью, лежала по улицам со множеством таверн.
Вокруг было людно, как днем. В воздухе разносился запах жарящегося мяса, раздавались громкие голоса, трепетало пламя факелов. Весенний воздух, казалось, был пронизан каким-то сладострастным возбуждением. Впечатление усиливали женщины, стоявшие в дверях таверн и манящими голосами зазывавшие прохожих, выставляя в пляшущем свете факелов то полуобнаженное плечо, то приоткрытую грудь.
Позванивая шпорами, Хью и Мартин шли по улицам, где в этот час порок являл свой лик, отмеченный печатью алчности и убожества. Они свернули в темный и грязный проулок среди жалких лачуг, насыщенный вонью нечистот, который вел к задним воротам замка, и зашагали, держась ближе друг к другу.
В темноте Хью различил впереди какой-то неясный силуэт.
– Берегись, – предупредил он своего спутника, полагая, что кто-то поджидает их, скрываясь во мраке, ибо разбой в Виндзоре был обычным делом.
Мартин кивнул и положил руку на рукоять кинжала.
5
Внезапно темный расплывчатый силуэт зашевелился и распался на две отдельные фигуры – мужчины, лежащего ничком в липкой грязи, и женщины. Это определенно была женщина, ибо Хью и Мартин заметили, как метнулись широкие светлые юбки. Юноши бросились вперед.
Мартин ухватил юркую вырывавшуюся женщину и прижал к стене лачуги. Их шумная борьба разбудила хозяина, который принялся возмущаться сквозь тонкую стену.
Хью крикнул, предупреждая Мартина:
– Осторожней, у девчонки может быть нож! – А сам присел на корточки возле распростертого на земле человека.
Жертвой оказался толстяк средних лет, купец, судя по одежде. Хью показалось, что он мертв: в белом, как тесто, лице не было ни кровинки.
Голос Хью заставил мужчину очнуться. Он зашевелился и попытался приподняться, опираясь на руки и что-то бормоча заплетающимся языком. Но Хью не мог разобрать ни слова из бессвязной пьяной речи.
– Ну конечно, конечно, мой друг, – соглашался Хью, поднимая купца и прислоняя к стене лачуги.
Неподалеку Мартин продолжал бороться с девушкой. Она, конечно, не могла сладить с превосходящим по силе мужчиной, и теперь он волок ее обратно, не обращая внимания на сопротивление и грязные ругательства, которыми она осыпала его.
Хью наблюдал за ними. Когда он оглянулся на толстяка купца, то увидел его вновь лежащим на земле.
– Что, умер? – спросил Мартин, подтаскивая вырывающуюся девушку. – Она обчистила его! – воскликнул он, потрясая отобранным у нее кошельком, в котором позвякивали монеты.
– Жив, – хмыкнул Хью, – только так пьян, что могильщик может принять его за своего клиента.
– Не трогала я его! – завопила девчонка.
– Рассказывай сказки! – прикрикнул Мартин, разглядывая лицо девушки, на котором были написаны упрямство и тревога. Хорошенько тряхнув ее за плечи, он рявкнул: – Чем ты ударила его?
– Что вы прицепились ко мне? Он просто заснул, нализался как свинья, ей-Богу! – воскликнула она и залилась слезами.
– Тебе отрубят твои замечательные белые пальчики за такие проделки! – безжалостно пообещал Мартин, передавая господину увесистый кожаный мешочек.
Хью подбросил его на ладони, словно определяя, на сколько может потянуть его содержимое, и сунул купцу во внутренний карман заляпанного грязью бархатного камзола.
– Это тебе, только отвернись, воткнут нож в ребро! – завопила чумазая девчонка, делая яростную попытку освободиться.
Мартин вывернул ей руку, и она сморщилась от боли.
– Может, отвести ее к начальнику стражи? – предложил он.
– Не стоит, – ответил Хью, поднимаясь и внимательно оглядывая девушку, насколько позволяла темнота. Пленница их была невысокой, плотной, с округлым добродушным лицом.
– Как тебя зовут?
Девушка не ответила, и Мартин, как следует тряхнув ее, приказал:
– Говори!
– Алиса, – глядя исподлобья, нехотя процедила девушка. Хороший тычок в спину заставил ее добавить: – Алиса Вотсдаутер.
На губах Хью появилась легкая улыбка. Мартин засмеялся – на языке саксов «вотсдаутер» означало «человек, мокрый от пота», трудяга-крестьянин. В темноте девушка глядела на них то ли с гневом, то ли с испугом. Она знал, что обещание отрубить пальцы – не пустая угроза, а ее уже не первый раз обвиняли в воровстве.
– Нет ничего зазорного в труде до седьмого пота, – сказал Хью. – И что ж, оправдываешь ты свое прозвище?
– Еще бы, – ответил за нее Мартин, – что клиенты недодают ей за определенные услуги, то она получает потом, обчищая их.
Хью взглядом заставил оруженосца замолчать.
– Где живут твои родственники? – спросил он.
– В Суррее. Это неправда, то, что он говорит: я не всегда была такой, – возразила Алиса. – Я приехала сюда прошлым летом и получила хорошее место, работала на кухне вон там. – Она кивнула в сторону замка. – Меня прогнали оттуда, сказав, что я воровка, но это неправда, я ничего не крала. Это все мясник, он сам – грязный вор. Он крадет мясо у господина и продает на рынке. О, это настоящий негодяй! Все девушки стонут от него. Он бил и меня. А когда я пригрозила, что расскажу о его воровстве, если он не прекратит приставать ко мне, он обвинил меня в том, что я украла кусок баранины. Но это все вранье!
Купец очнулся и опять забормотал что-то нечленораздельное. Хью не обращал на него внимания. Однако девушка со страхом смотрела на пьяного, облизывая пересохшие губы.
Хью поверил ее рассказу, хотя не мог бы сказать почему. Может быть, его подкупило упорство, с которым она отстаивала свое достоинство, или ее честная прямота.
– Мне понадобится служанка для жены, хочешь получить это место?
– Кто, я, сэр? – вздрогнула она от неожиданности.