Пробуждение сердца
Санча и Хью проследовали в огромный зал, где собралось множество аристократов. Великолепие зала и пышные одежды гостей напомнили Санче подобные празднества при дворе короля Ричарда. И в самом деле, если Нортумберленд хотел дать всем понять, что он «король Севера», это ему вполне удалось, ибо похожий на пещеру зал с украшенными резными панелями стенами и изразцовые камины в обоих его концах производили неизгладимое впечатление. Так же как и сотня или больше лакеев с факелами, стоявшие по периметру зала наподобие живых светильников.
Явление Нортумберленда своим вассалам не обошлось без помпезности. Торжественно, под звуки фанфар, он с молодой женой под руку взошел на помост. На нем был широкий камзол алого бархата, расшитый золотом и усыпанный драгоценными камнями, мантия, подбитая горностаем. Жена, особа много моложе его, высокая и с невероятно длинной шеей, не отличалась привлекательностью. Однако одета она была великолепно: в шелковое платье цвета слоновой кости, все в мелком жемчуге и бриллиантах, которое непрестанно сверкало и переливалось.
Каждый из баронов Нортумберленда проходил через длинный зал, опускался перед ним на колено и произносил клятву верности. Хью, как менее богатый и значительный из его вассалов, был объявлен едва ли не последним. По окончании торжественной церемонии началось празднество. Тучи лакеев в красно-белых ливреях были уже наготове. Их было столь много, что столы были накрыты в одно мгновение, и на помосте, и внизу.
По стенам зала висели гобелены и шитые золотом полотнища. Под стать убранству были и пиршественные столы. Перемен и блюд было такое количество, что никто бы не смог хотя бы попробовать каждое. Поскольку город стоял у моря, на столе в изобилии присутствовала рыба – миноги и прочие морские деликатесы. Тут были и черный пудинг, и паштет из свиной печенки в мраморных разводах жира, колбасы, жареные утки, лебеди и аисты. Фаршированные поросята в дрожащем вишневом желе, жареная оленина, седло зайца; пироги и пирожки со свининой, поданные с огромной семгой, обжаренной и залитой соусом из яичных желтков с мукой; бычьи языки в маринаде; разнообразное заливное и овощи. Под ровный гул голосов и стук серебряных тарелок слуги носились между столами, наполняя кубки и предлагая все новые и новые блюда, среди которых было много необычных.
Хью заметил своих сводных братьев, сидящих среди избранных гостей на помосте. До этого он был занят разговорами с соседями, но теперь, когда все вокруг увлеклись едой, Хью мог без особых помех наблюдать за ними. Братья прибыли с женами. Не сразу Хью сообразил, что молодые женщины, сидевшие рядом с Гилбертом и Уолтером, – дочери Нортумберленда, поскольку если они чем и напоминали отца, так это надменностью. Уолтер с жадностью накинулся на еду и прерывался лишь для того, чтобы приложиться к кубку. Сидевший справа от него Гилберт разговаривал со старшим из сыновей Перси, тем, кого он называл Буйным. Тогда-то Хью и заметил алчный взгляд Симона де Лаке, направленный мимо него на Санчу.
Когда трапеза подходила к концу и гостям подали фрукты, сахарное печенье, цукаты и очищенные орехи, Хью случайно обратил внимание, что у Санчи на руке нет кольца с рубином.
– Почему ты не надела кольцо? – спросил он спокойно.
– Ой! Как же это я забыла его! – воскликнула Санча, изобразив удивление и сожаление, и пообещала сходить за ним в их комнату, как только кончится ужин.
Но Хью проронил:
– Не надо, это будет выглядеть глупо.
За пиршественным столом было не место продолжать расспросы. Они сидели рядом с де Энфранвилями, и им приходилось принимать участие в общей беседе, весьма оживленной и шумной. Слуги еще убирали со столов, а в зал уже входили музыканты, числом сорок или больше того, неся в руках разнообразные инструменты. Затем начали свою пантомиму актеры, принялись выделывать кульбиты акробаты, запели трубадуры. Когда последний из них завершил балладу о любви рыцаря и его подвигах, было объявлено, что теперь музыканты в распоряжении тех из гостей, которые хотят танцевать.
Старшие сестры де Энфранвиля, побагровевшие и отяжелевшие от съеденного и выпитого, поднялись, чтобы отправиться в туалетные комнаты. Остальные последовали их примеру. Санча присоединилась к дамам. Ей хотелось избежать дальнейших расспросов Хью и собраться с мыслями. Роскошь туалета, украшенного зеркалами и статуями, поразила их. Дамы обнаружили там такое чудо изобретательности, как водопровод: стоило повернуть серебряную ручку, и из устроенных в стене каменных желобов в виде цветов лотоса начинала литься вода. Здесь гостий поджидали служанки, предлагавшие надушенные полотенца.
Когда дамы, освежившись, вернулись в зал, леди де Энфранвиль и ее сестры встретили свою знакомую. Санчу познакомили с дамой, и обе обменялись вежливыми улыбками. Выждав приличествующую паузу, Санча ускользнула от оживленно болтающих женщин и отправилась бродить в толпе разодетых в шелк и бархат гостей. Медленно продвигаясь по залу, Санча оказалась перед танцующими, окруженными плотной толпой зрителей. Она уже было хотела повернуть обратно, как на нее кто-то налетел, едва не сбив с ног.
Сильные руки обхватили ее.
– Ах я медведь! – воскликнул приятный низкий голос по-французски. – Умоляю о снисхождении, мадемуазель, простите мне мою неловкость.
Санча подняла глаза. Перед нею стоял приятный молодой человек с оливкового цвета кожей, темными вьющимися волосами и темными же глазами под тяжелыми веками. Он был превосходно одет, и его выговор выдавал в нем человека, принадлежащего к парижскому двору. Санче было невыразимо приятно вновь говорить на родном языке, хотя это и пробуждало в сердце тоску по дому.
– Ах, это такой пустяк, не стоит извиняться! – сказала она.
Молодой человек ответил ослепительной улыбкой.
– Вы дочь Франции, это несомненно, потому что говорите, как ангел. – И добавил заговорщицким тоном: – Ангел милосердия, моя дорогая Санча. – С этими словами он что-то вложил ей в руку.
Это было ее обручальное кольцо с рубином! Санча потеряла дар речи от неожиданности. Не веря своим глазам, она взглянула на сверкающий темно-красный камень, потом на молодого человека, который вряд ли был намного старше ее.
– Меня послала мадам Изабелла.
Тут музыканты заиграли веселую мелодию, и танцующие закружились вокруг них. Санча была настолько потрясена, что не сопротивлялась, когда Ги увлек ее в круг танцующих.
– Мадам хочет непременно видеть вас. Это вопрос жизни и смерти. Больше я ничего не могу вам сказать. Умоляю, не отказывайтесь.
– Нет-нет! – поспешно ответила Санча. – Я никогда не откажусь помочь Мадам.
У нее голова пошла кругом от его слов, сказанных по-французски и, конечно же, правдивых, поскольку они только подтверждали ее опасения. Но как она может отозваться на призыв Мадам? Как усыпить бдительность Хью и обмануть его? Он ей запретил даже говорить о Ричарде и Изабелле, глупо надеяться, что он разрешит ей помогать маленькой королеве. Изящно кружась под громкую навязчивую музыку, Санча объяснила партнеру свои затруднения. И тогда молодой человек, назвавшийся просто Ги, посоветовал, как ей поступить.
В стороне от танцующих де Энфранвиль толкнул локтем Хью, который обсуждал достоинства длинных луков с хмельным братом де Энфранвиля и несколькими молодыми племянниками Перси.
– У твоей жены появился поклонник, – хриплым голосом сказал он.
Хью оглянулся на танцующих, ожидая увидеть Симона де Лаке, который во все продолжение ужина не спускал глаз с его жены. Вместо этого он увидел незнакомого молодого человека среднего роста, хорошо сложенного, со вкусом одетого и смазливого, как девчонка. Глаза Хью вспыхнули.
– Похоже, это так, – ответил он и улыбнулся, хотя неожиданно почувствовал жгучую ревность и гнев.
– С кем это ты танцевала? – спросил он, когда Санча вернулась к столу.
– Со своим соотечественником, – ответила она, сияя улыбкой. Кольцо с рубином, спрятанное на груди, покалывало кожу, напоминая о том, что следует быть осторожной. – Было так приятно поговорить на родном языке, хоть и недолго.