Порочные занятия (ЛП)

Я не понимаю, как она умудрилась спрятать свое очарование за низким хвостиком и мешковатой одеждой. То, что я вижу, резко контрастирует с первым впечатлением.
Ее лицо такое же красивое, как и раньше, но теперь его обрамляют темно-каштановые с янтарным отблеском локоны, которые каскадом ниспадают на грудь. Она — воплощение хрупкой невинности в ожидании разрушителя.
В ожидании меня.
Но затвердевший член напоминает, что об это лучше подумать позже.
— Ты думала обо мне? — спрашиваю я.
Она ухмыляется.
— А ты всегда такой любопытный?
Я улыбаюсь в ответ, принимая ее отказ за «да».
— Ты все равно не поверишь.
— Итак… — Феникс ослепляет меня улыбкой, которая дает первое представление о личности под овечьей шкуркой. Это заразительно, и я чувствую, как мои губы пытаются растянуться в улыбке.
— Так, где твоя игровая комната?
— В подвале, но я наверху, в главной спальне, — я нажимаю на значок, чтобы переключиться на заднюю камеру, и поворачиваю телефон так, чтобы она могла всё видеть.
Стены белые, как и везде в этом доме, но моя мебель состоит из смеси антиквариата, который я приобрел во Франции, и репродукций произведений рококо и барокко.
Серебряные кресла, обитые слоновой костью, кровать королевских размеров со стеганым изголовьем, обрамленным платиновым вермеем. Все комоды и приставные столики имеют одинаковые изогнутые ножки, либо металлические, либо окрашенные в белый цвет.
Это элегантно, просто и с ноткой статуса. Разительный контраст с убожеством моего прошлого.
Услышав ее громкий вздох, я уже представляю, как она смотрит на меня этими красивыми серыми глазами.
Всему свое время.
Я поворачиваю камеру обратно к себе и ухмыляюсь.
— Я чему-то помешал?
Она опускает ресницы и улыбается, отчего на щеках появляются две глубокие ямочки. Жаль, что мне не нравится стиль школьницы, потому что Феникс сумела найти баланс между наивностью с широко раскрытыми глазами и распутством.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.
— Двадцать один, — она наклоняется к камере. — А тебе?
Младше, чем я думал, но достаточно взрослая.
— Двадцать восемь. А теперь ответь на мой вопрос. Что ты делала до того, как я позвонил?
— Трогала себя, — говорит она с придыханием. — Думая о тебе.
Мой член твердеет. Уголки рта подергиваются, когда я пытаюсь сдержать реакцию.
— Извини, что прервал такой важный процесс. Продолжай.
Феникс облизывает губы, и на этот раз я стону.
— Правда? — она хлопает ресницами. — Ты этого хочешь?
— Думай об этот как о пробном прослушивании перед вечером субботы.
Она ставит телефон и откидывается на спинку двуспальной кровати, накрытой смятыми белыми простынями. Все, что я могу видеть из окружающей обстановки — это полки, забитые разнообразными книгами там, где должно быть изголовье кровати.
Когда в поле зрения появляются её ноги, я теряю интерес к ее материалам для чтения. Они стройные, длинные и, что самое главное, ведут к блестящей киске.
Вся кровь, которая осталась на моём лице, приливает к члену, оставляя головокружение. Я хочу телепортироваться сквозь экран телефона и наслаждаться этой сладкой киской, пока она не начнет молить о пощаде.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спрашивает она дрожащим голосом.
Мой член пульсирует под металлическими пуговицами джинсов, отчаянно нуждаясь в свободе. Я могу придумать по меньшей мере сотню грязных вещей, но все же приберегу их для субботы.
— Поставь телефон ближе.
Феникс повинуется, ее глаза горят возбуждением.
— Заведи руки за спину.
Когда она принимает позу, отведя плечи назад, серебряное кружево кофточки туго натягивается на сосках.
— Вот так?
Я стону.
— Да, именно так.
Телефон раскачивается, прежде чем упасть в сторону. Я качаю головой.
— Давай настроим наше оборудование и сделаем это должным образом. Тогда ты сможешь показать мне всё.
  
Глава 3
 
 
ФЕНИКС
Такого со мной раньше никогда не происходило — заводиться в присутствии мужчины. Идиот, с которым я потеряла девственность на первом курсе, не в счёт. Это случилось только один раз, и я была пьяна.
Перед звонком Мариуса я перебирала одежду в поисках того, что надеть в субботу. Не успела я переодеться в этот старый серебристый топ, как зазвонил телефон.
И вот я здесь, на мне тонкий лоскуток ткани, прикрывающий верхнюю половину тела, и ничего, что могло бы скрыть мою киску. Я откидываюсь на подушки, положив телефон на стопку учебников.
Пока Мариус настраивает технику, я складываю ноги вместе, стараясь выглядеть привлекательно. Я так возбуждена, что все сознание устремилось прямо вниз.
Я уверена, что вся кровь циркулирует где-то на юге, потому что не могу думать даже о долгах, неоплаченном обучении или арендной плате. Я хочу прикоснуться к себе, чтобы снять напряжение.
И ничто не возбуждает больше, чем делать это, наблюдая, как Мариус двигается, обхватив пальцами член.
Он восседает на миниатюрном троне в полностью расстегнутой черной рубашке, открывающей смугло-бежевую кожу, которая в лучах заходящего солнца приобретает золотистый оттенок. Это подчеркивает контуры его скульптурных грудных мышц и впадинки между кубиками пресса.
Я хочу провести языком по дорожке, исчезающей за поясом его джинсов.
— Ну, тогда, — говорит он глубоким тоном, лениво растягивая слова. — Давай начнем.
Я тяжело дышу сквозь приоткрытые губы и напоминаю себе сохранять хладнокровие. Веду себя как саба с богатым хозяином. Это означает сопротивляться желанию наклониться вперед.
— Могу я тебя увидеть? — выпаливаю внезапно.
От его смешка кожу покалывает.
Мариус расстегивает джинсы и вытаскивает член длиннее, чем любой дилдо в «Красной комнате».
Из-за того, что телефон расположен под углом, он выглядит толще моего предплечья и украшен сетью рельефных вен. Массивная головка блестит от смазки, и у меня пересыхает в горле от его объёма.
Как, чёрт возьми, я справлюсь с ним в субботу?
Он что-то говорит, но я слишком занята стонами, чтобы расслышать.
— Опусти бретельку своей кофточки, — повторяет он.
— Хорошо.
Я спускаю атласную ленту с плеча, и она безвольно свисает с моей руки. Кружевные чашечки по-прежнему облегают мою грудь.
— Хорошая девочка, — говорит он. — Мы проведём время намного лучше, если ты будешь послушной.
Мои губы изгибаются в ухмылке.
— А если не буду?
— Поверь, ты не хочешь знать, что я делаю со своенравными девчонками.
Дрожь возбуждения пробегает прямо между ног. Я сжимаю бедра и сдерживаю стон.
— Может быть, мне нравится быть плохой. Или мне нравится бояться.
— Я буду иметь это в виду, когда ты встанешь передо мной на колени в субботу, — говорит он, и в его голосе слышится мрачное веселье. — Теперь потяни вниз другую бретельку.
Мое сердце взмывает. Ему все нравится настолько, что наш уговор насчет субботы все еще в силе. Я снимаю вторую бретельку с плеча, и атласная кофточка спадает до бедер.
— Сожми сосок. Представь, что я тяну его зубами.
Клитор пульсирует от этого приказа. Я сжимаю бугорок и немного тяну, посылая ударную волну по нервам.
Прикусив нижнюю губу, дышу быстрее. Мышцы внутри охватывает пульсация, а складки становятся блестящими.
Мариус наклоняется вперед, и второй сосок твердеет под его вниманием.
— Отведи ногу в сторону, как хорошая девочка.
Приказ в его голосе звучит так, будто он не привык получать ничего, кроме повиновения. Еще до того, как осознала, что он просит показать ему мою киску, раздвигаю ноги, устраиваясь возле камеры.
Прохладный сквозняк проносится по комнате, касаясь разгоряченной кожи, как ласка. Я бы никогда не сделала ничего настолько рискованного, но присутствие этого мужчины дает мне особое чувство безопасности.