Игра в четыре руки
Завтрак. «Овсянка, сэр!» – проинструктированный мною Женька приводит маму в восторг анекдотом про британского лорда и наводнение на Темзе. А дальше: «Вы слушали Пионерскую зорьку», «реципиент» (вполне на этот раз выспавшийся) хватает собранную с вечера сумку и выбегает из дома.
Маршрут выбирается в обход – дольше минут на пять, зато меньше вероятность встретить одноклассников. Нет, мы никого не боимся, просто тогда придется здороваться и дальше идти вместе. А нам сейчас есть с кем поговорить.
Я: «Слушай, третьим уроком русский. Пусти порулить, а? Очень хочется с Галиш… с Галиной Анатольевной хоть после урока поговорить».
Женька: «Успеется. Договорились же, ваша сегодня будет тренировка».
Я: «Да брось ты выкать. В конце концов, я – это ты».
Женька: «Хорошо. Тренировка ваш… твоя. А в школе я буду главный. Это мне надо учиться, а ты и так все знаешь. Ну и дров вчера достаточно наломал, ребята неделю еще будут вспоминать…»
Тут он прав, причем по обоим пунктам. Особенно насчет дров – их было наломано от души, и с завучихой, и на уроке истории… Жалкие мальчишеские выходки, недостойные шестидесятилетнего мужика. А перед Гешей-то как стыдно, и не передать… Впрочем, он, конечно, ничего не понял и воспринял происходящее именно так, как я и рассчитывал: как попытку самоутверждения очередной жертвы переходного возраста. Кстати, что-то незаметно, чтобы сопливое альтер эго слишком уж горевало по этому поводу. Ну да, помню, какими глазами смотрела тогда Милада…
Вот и ограда школьного палисадника. Сегодня на «тропе Хо Ши Мина» дежурят два хмурых десятиклассника – разворачивают особо торопливых к воротам. Вон, уже и по уху кому-то заехали – не слишком сильно, для порядка. И правильно, нефиг беспорядок нарушать и дисциплину безобразничать! Крюк-то невелик, всего каких-нибудь метров пятьдесят. Крыльцо, распахнутая дверь, еще один блокпост: «А сменка где?» Да вот она, вот – полиэтиленовый пакет с кедами засунут в сумку поверх учебников. Не в тряпичном же мешочке ее носить, за шнурок, как пятиклашка?
Первый звонок, бегом наверх, на второй этаж. Родной семнадцатый кабинет, прямо напротив учительской… Учебный день начался.
Среда, 6 сентября 1978 г.
Ул. Фестивальная, школа № 159.
Еще один день
На этот раз я не опоздал. Сел снова рядом с Миладой – она рассеянно улыбнулась и пододвинула в сторону тетрадку, давая мне место, – выложил из сумки все положенное и…
– Здравствуйте, ребята!
Дверь открылась, и в класс вошла большая красивая женщина в шали, с расписной брошью на шелковом платье. У меня потемнело в глазах. Именно у меня – Женьке-то пофиг, он моего пиетета перед новой классной руководительницей не разделяет, и это неудивительно: до сих пор наш класс встречался с ней от раза к разу, в основном по случаю замены заболевших учителей.
Как же обидно, что сейчас не литература, а русский! Да и литература, если честно… Что там в первой четверти? «Слово о полку Игореве», Радищев, Фонвизин? Зато дальше – Жуковский с Рылеевым, а там и до Грибоедова недалеко.
Что-что? Точно, ведь это именно в восьмом классе и было! Урок начинается с поразительного заявления: на осенние каникулы наш класс вместе с параллельным восьмым «Б» отправляется на экскурсию в Пятигорск. Народ зашумел, запереговаривался, Галине Анатольевне пришлось постучать по столу карандашом и нахмуриться. Впрочем, строгость эта напускная – ее явно обрадовала наша реакция. А уж как я рад…
Остаток урока пролетел для меня незаметно. Женька старательно карябал в тетрадке ручкой (шариковой, хоть на этом спасибо – гонения на сей девайс остались в прошлом, как и перьевые ручки, которые приходилось заправлять фиолетовыми чернилами из стеклянного пузырька). Сложносочиненные предложения, сложноподчиненные… Я мысленно уже был у подножия Бештау, откуда рано утром можно разглядеть поверх облачной гряды зубчатый контур Большого Кавказского хребта, подсвеченный восходящим солнцем…
Из медитативной мечтательности я вынырнул только на перемене – вернее, меня вышвырнул из нее резкий, болезненный всплеск Женькиных эмоций.
– …да ты просто советский мышонок! – с удовольствием повторил Ян.
Он гордился собой – на тонких губах природного шляхтича играет презрительная улыбка. Ему отвечают злорадным хихиканьем, благо есть кому. Эта троица – нельзя сказать, что наши с Женькой враги, но уж точно не друзья, и отношения между нами всегда были натянутые. В лучшем случае. Прямых стычек не случалось довольно давно (хотя было когда-то и такое), а вот возможности уязвить, а то и болезненно кольнуть Женькино самолюбие они не упускают. Надо же, а я вчера об этом и не вспомнил, спасибо эйфории…
Забавно, но именно этот случай я отличнейше помню. Своей памятью, без Женьки. Тогда я не нашелся что ответить, и это было особенно обидно – «Золотого теленка» я прочел на летних каникулах. Радзевич, видимо, тоже – и счел, что достаточно приобщился к остроумию авторов.
Что стало поводом для обидного наезда, я, конечно, забыл. И сейчас прослушал, поскольку витал в облаках, предвкушая поездку в Пятигорск. А вот Женька не прослушал – набычился, налился краской. Я этого, ясное дело, видеть не могу, но чувствую, как горят у альтер эго уши и щеки.
А вот с ответом у него не все гладко. Нет достойного ответа. Ян уже почуял слабину и разливается соловьем – с этой своей высокомерной усмешечкой… Ну вот, опять: «советский мышонок». Понравилось.
А ведь это надо пресекать, причем срочно. Спустишь, стерпишь такие вот смехуечки – будет и дальше чморить по мелочам. А там и другие подтянутся, были желающие, помню…
Моргнуть не успеешь, и ты уже в роли забитого неудачника. Девчонки уже хихикают, косясь на вчерашнего возмутителя спокойствия. Вот уж точно: «Sic transit gloria mundi…» [4]
Милка рядом – отвернулась, но боковым зрением я замечаю, как заалели ее щеки. Ей что, стыдно за Женьку… За меня?
«Реципиент» тормозит, никак не может решить, что делать. Эмоции прут из него фонтаном, для внепланового «щелк-щелк» даже особых усилий прилагать не придется. Но договор есть договор. Разрушить доверие – раз плюнуть, а что я потом делать буду? Сказано же умными людьми: «Без сотрудничества со своим юным альтер эго вы не добьетесь ничего…» А потому – как там, в анекдоте? «А ну-ка, косоглазенький, подвинься…» Женька, сообразив, послушно уплывает в глубину.
Я мысленно встряхиваюсь, «щелк-щелк»… и, неожиданно для наших визави, присоединяюсь к их смешкам. Такой реакции от меня не ждали, веселье стихает само собой. Складываю руки на груди и смотрю Радзевичу прямо в глаза. Мне весело.
«Знал бы ты, парень, с кем связался…»
– Советский мышонок, говоришь? Ильфа и Петрова, стало быть, осилил? Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Ян осекся.
– Да я…
– Головка от буя. – Пауза, неуверенные смешки вокруг. – Раз осилил, то должен был запомнить, кого Остап называл советским мышонком. Или ты только картинки смотрел?
Теперь набычился уже Радзевич. Что, действительно не помнит?
– Ну, там, какого-то, я точно не… Вот это правильно, оправдывайся…
– Не какого-то, а самого гражданина Корейко, которому Остап как комбинатор в подметки не годится. Вот и выходит, что вы, Шура, сделали мне комплимент.
– Я не Шура! – пытается спорить Ян, но уже по инерции.
– Да ты что? Прости, перепутал. В плане интеллекта вы с Балагановым, считай, близнецы… лейтенанта Шмидта.
На этот раз засмеялись все. «Золотого теленка» читали многие, да и фильм с Юрским вышел давно, лет десять назад.
– И еще…
Перехожу на театрально-зловещий шепот.
– Говоришь, «советский мышонок»?..
Он машинально кивает.
– А ты сам, значит, мышонок антисоветский? Нет, ты скажи кому надо – запомнят…
Потрясенное молчание. Зрители, сам Ян, даже подоспевший Аст попросту не знают, как реагировать.
Выдерживаю паузу по Станиславскому, потом весело смеюсь и хлопаю «пациента» по плечу.