Единственное желание. Книга 2 (СИ)

– Я не верю тебе, – только и смогла выдавить из себя лэмаяри.
– А у тебя выбор есть? – хмыкнула Ольвин. – Или принимай мою помощь или подыхай в неволе! А то ещё смотри, мужу расскажу, что ты учудила, и тогда тебе жизнь точно мёдом не покажется!
– Ты, в самом деле, нас отпустишь? – Анладэль пытливо заглядывала в тёмные омуты глаз миледи ал Форсальд.
– Ещё и провожу в дорогу! Я не допущу, чтобы твой побег сорвался. Если тебя поймают, нам всем достанется от Форсальда. Потому слушай меня внимательно! Сейчас я тебя запру, как и обещала Рите. Старая ведьма не должна догадаться, что мы сговорились. Это ты сбежишь, а я-то здесь останусь. Милорд меня убьёт, если прознает, что это я тебя спровадила! Полукровку твоего приведу позже. Вещи ты уже собрала, еду после передам. Ночью, когда все угомонятся, я за вами приду. И прощай навеки!
– А как же мы выберемся из замка? Мне верёвка нужна.
– Не нужна. Через ворота уйдёте. Привратника я отвлеку.
– Как же? Он всегда на своём месте.
– Это не твоя забота! Я всё-таки хозяйка здесь. Тебя точно эти твои родичи дождутся на берегу?
– Да, мы условились встретиться у камня, что на птицу похож. Успеть бы до полуночи! Но я думаю, Дэриаль и до утра ждать будет. Он без меня не уйдёт.
– Ишь как! Все тебя любят, всем нужна! – хмыкнула Ольвин. – Смотри, не выдай меня! Если Рита к тебе придёт, сделай вид, что рыдаешь тут от горя, и прочь её прогони!
– Да я её и на порог не пущу!
– Ладно, пойду. Ночью жди!
– Ольвин! – окликнула Анладэль женщину уже у порога. – Благодарю тебя! Да хранит Мать Мира тебя и твоих дочерей! Я и не знала, что у тебя такое доброе сердце…
– Никакого милосердия. Я это делаю ради собственного блага.
Дверь захлопнулась за владетельницей Солрунга, и Анладэль услышала, как повернулся ключ в замке.
***
Вечером пошёл снег, очень быстро он устлал белым невесомым полотном серые камни внутреннего двора. И теперь, несмотря на то, что время близилось к полуночи, на улице было светло, а ещё свежо и по-зимнему морозно.
Мерцающие, как драгоценные камни, снежинки кружились в неярком свете нескольких уличных фонарей, развешанных вдоль лестниц и у ворот. Небо тускло светилось. Утонувшая в низких облаках луна никак не могла пробиться сквозь их плотный кокон, но ночь была светла.
– Ах, снег нам не на руку! – размышляла вслух Анладэль. – Следы остаются, да и нас за рильин разглядишь.
Лэмаяри скользила вниз по ступеням стремительно и бесшумно, как бесплотный призрак, сжимая крепко ладонь сонного Кайла.
Мальчик, впрочем, не отставал, хоть ещё толком не успел проснуться. Он чувствовал, как дрожит рука матери.
– Холодно нынче, верно? – улыбнулась Анладэль сыну, пытаясь унять волнение и тревогу.
У него самого зубы стучали, и вовсе не от ночной стужи, а от страха и предчувствия грядущих приключений.
Чуть впереди, запахнувшись плотно в тёплый плащ и натянув почти на нос капюшон, отороченный мехом макдога, крадучись брела Ольвин. Маленькая и коренастая, сейчас рядом с «дочерью моря», она казалось Кайлу неуклюжей, неповоротливой и очень шумной. Её топот любой бы услышал, окажись он в этот поздний час здесь, снаружи замка. Она с опаской оглядывалась по сторонам, боясь этого, и стоило Анладэль чуть слышно прошептать несколько слов, зло цыкнула на рабыню – дескать, тише! Хотя сама была главным источником шума и легко могла выдать всех.
У самых ворот, рядом с конюшней, Ольвин махнула рукой, жестом приказав им спрятаться за тюками с сеном. Сама же отправилась прямиком в людскую.
Через некоторое время оттуда выбежала молоденькая рабыня и, кутаясь в шаль, заспешила к воротам.
– Эрр Долл! Эрр Долл! – долетел до слуха беглецов её далёкий зов. – Спите что ль? Идём скорее! Миледи зовёт.
– Куда зовёт? Ночь на дворе. Что вам, проклятые, не спится? Где она есть? – ответил ей хриплый голос обезображенного привратника.
– Да к нам явилась. Пойдём скорее!
– Никуда я не пойду! Приказ милорда – мне от ворот уходить не след, – заворчал старик. – Пусть лучше сюда идёт!
 
– Вы это сами ей скажите! А мне ещё жить охота…
– Ох, чтоб тебя! Пошли! Что стряслось-то?
– Да почём я знаю. Прилетела, злая, как оса! Ругается, топочет, тебя требует немедля. Пойдём, эрр Долл!
– Ох, кровопийца! Ну, пошли, дочка. Узнаем, что там такое? Да мне обратно надо скоренько…
Едва за этими двумя закрылась дверь, Анладэль вскочила, подхватила сына на руки и стремглав кинулась к замковым воротам. Она продолжала бежать, даже миновав их, словно ждала, что кто-то вдруг бросится за ними в погоню, настигнет, вернёт обратно.
А Кайл, обхватив её шею руками, прильнув к плечу, смотрел, как удаляется тёмный провал арки в крепостной стене, беспросветно чёрный на фоне запорошённой снегом дороги, ровной, как лезвие клинка.
***
Не выдержав быстрого темпа, Анладэль споткнулась, едва не упала, но устояла. Это происшествие на мгновение выбило её из колеи. Лэмаяри остановилась перевести дух, задыхаясь от долгого бега.
Даже в ночи Кайл видел, как сияют её глаза, а ещё ярче – блаженная улыбка.
– Мы выбрались, сердце моё! Мы свободны! – прошептала она, тяжело дыша. – Сможешь идти сам?
Малыш кивнул с готовностью, и она опустила его на землю.
– Идём, идём, мой славный! Надо спешить!
И они снова побежали, теперь уже медленнее. Снег поскрипывал под ногами, от морозного воздуха горело в груди.
Теперь их укрывала тёмная тень крепостной стены, вдоль которой они продвигались к берегу. Она надёжно прятала от чужих глаз, но и дорогу здесь, в беспросветной тьме, приходилось выбирать наугад. Маленькие ножки мальчика то и дело спотыкались о камни.
А дальше, там, где начиналось море, мир и вовсе был погружен в абсолютный мрак…
Отсюда, с высокого берега, днём можно было любоваться бесконечной серебристой гладью солёных волн, тянущихся до самого горизонта. Эта картина поистине завораживала. Кайлу всегда казалось, что это самое красивое, что он видел в жизни.
Самое красивое, после лица его матери, разумеется.
Но сейчас на море даже лунных бликов не различить было. Чудилось, что впереди только жуткая тьма и пустота, словно там сама Бездна раскинулась. Стоит сделать шаг, оступиться – и навсегда окажешься в мире духов тьмы, станешь вечным рабом Владетеля Мрака.
Кайл силился не смотреть туда, но не мог отвести глаз. Ночь надвигалась со всех сторон, пугающая, безмолвная, леденящая сердце.
– Совсем немного осталось. Ты ведь не боишься, маленький мой? – словно читая его мысли, спросила Анладэль.
– Нет, мама.
Ведь он обещал ей, что будет смелым! Обещал, что сделает всё, что она пожелает, лишь бы больше никогда не видеть её слёз!
– Сюда! Осторожно! Здесь должна быть тропа… Надо спуститься к воде.
Нога Кайла поскользнулась на обледенелых камнях, и он едва не улетел вниз, но мать удержала его за руку.
– Тише, не торопись! Держись за меня крепче! Ещё чуть-чуть, а потом пойдём по кромке прибоя.
Они наконец сошли вниз. Но и здесь приходилось пробираться меж огромных валунов, ноги вязли в песке, смешанном с первым снегом.
Кайл теперь слышал шум прибоя. Во тьме волны оставались неразличимы, и лишь по накатывающемуся из темноты звуку он различал, что Спящее море в нескольких шагах.
В лицо дохнуло сыростью и холодом. Море рокотало сердито, глухо, словно большой пёс, разбуженный не вовремя, обрушивалось на невидимый во тьме берег и лениво уползало обратно в беспросветную чернильную ночь.
Море, скрытое в темноте, такое незнакомое, чужое, сегодня непривычно пугало Кайла. Полукровке казалось, что оно подкрадывается в темноте, как жуткое чудовище, огромное и беспощадное, и жаждет проглотить их, заключив навеки в своё ненасытное чрево. Что ему стоит накрыть их волной и утащить прямо туда, в ужасающую Бездну? И никто никогда не найдёт двух беглых рабов.
– Море… Ты слышишь, Кайл? Море поёт! Оно поёт о свободе.