Шпион

Здесь начинался подъем. На северо-западе Ямамото видел на фоне неба купол Капитолия. Он усматривал в нем еще один символ огромной мощи США. Какое еще государство могло бы воздвигнуть самый большой в мире чугунный купол, ведя кровопролитную Гражданскую войну? Ямамото почти добрался до бокового выхода, когда на узкой тропе появился караульный.
Ямамото едва успел скрыться в живой изгороди.
Если его задержат, это будет позор для Японии. Он сейчас в Вашингтоне якобы помогает составлять каталог недавних новых поступлений в азиатскую коллекцию Фрира в Смитсоновском институте. Эта легенда помогала ему знакомиться с дипломатами и влиятельными политиками, благо их жены считали себя любительницами искусства и ловили каждое его слово о японском искусстве. Подлинные эксперты Смитсоновского института уже дважды ловили его на ошибках. Он объяснял зияющие пробелы в своих наспех усвоенных знаниях тем, что недостаточно владеет английским языком. До сих пор эксперты принимали его объяснения. Но невозможно будет объяснить, почему японский куратор отдела азиатского искусства оказался среди ночи на Вашингтонской военной верфи.
Часовой прошел мимо, под его ботинками скрипел гравий. Ямамото попятился еще дальше, доставая последнее средство — пистолет. Выстрел привлечет внимание охраны у главных ворот. Ямамото отступал все глубже, надеясь найти брешь, которая выведет его на другую сторону.
У проходящего мимо караульного не было оснований смотреть на изгородь. Но Ямамото продолжал пятиться среди упругих веток, и одна из них сломалась. Караульный остановился и повернул голову на звук. В этот миг луна осветила их лица.
Японский шпион отчетливо увидел его — отставной моряк, старый морской волк, прибавляющий к маленькой пенсии оплату за ночную работу караульного: огрубевшее от ветра лицо, глаза, выцветшие за много лет, проведенных под тропическим солнцем, согнутая спина. Он выпрямился, заметив прячущуюся в изгороди стройную фигуру. Внезапно оживившись, отставник перестал быть стариком, которому следовало бы позвать на помощь; он вернулся во времена своей молодости, когда был сильным, широкоплечим, с длинными руками и ногами, настоящей «синей рубашкой». Звучным голосом, который когда-то долетал до марсов, он спросил:
— Какого дьявола ты там делаешь?
Ямамото наконец пробрался сквозь изгородь и побежал. Караульный ринулся за ним, запутался в ветвях и заревел, как бык. Ямамото услышал вдали ответные крики. Он повернул и побежал вдоль высокой стены. Готовясь к своей «экскурсии», он узнал, что стену воздвигли после того, как во время разлива реки Потомак на верфь попали грабители. Стена слишком высока, чтобы перелезть.
По гравию стучали башмаки. Старик кричал. Мигали электрические фонарики. Вдруг Ямамото увидел путь к спасению — возле самой стены росло дерево. Цепляясь резиновыми подошвами за кору, он взобрался на нижнюю ветку, поднялся еще на две и перепрыгнул через стену. Позади слышались крики. Улицы города, открывшиеся его глазам, были пусты. Ямамото спрыгнул, согнув колени, чтобы смягчить удар при падении.
У мыса Баззард, в самом начале Первой улицы, Ямамото сел в восемнадцатифутовую моторную лодку, которую приводил в движение «бесшумный» мотор Пирса в две лошадиные силы. Рулевой вывел лодку в реку Потомак и повернул вниз по течению. Лодку окутал покров тишины, и Ямамото облегченно вздохнул.
Спрятавшись от холода в крошечной каюте на носу, он размышлял о том, как близок был к провалу, но все же решил, что не навредил делу. Садовая дорожка, на которой его едва не поймали, была в полумиле от пушечной фабрики. И неважно, что старик видел его лицо. Американцы презирают азиатов. Мало кто из них может отличить японца от китайца. «Поскольку иммигранты из Китая гораздо многочисленнее, чем из Японии, караульный сообщит о вторжении презренного китайца — опиумного наркомана», — с улыбкой облегчения думал Ямамото. «Или о том, — усмехался он, — что какой-нибудь грязный работорговец охотился на дочерей командующего».
 
Пятью милями ниже по реке он вышел на берег в Александрии, в штате Виргиния.
Подождав на деревянном причале, пока лодка исчезнет, он торопливо пошел вдоль реки и зашел в темный склад, в пыли и паутине, забитый устаревшим морским снаряжением.
В полутемной комнате конторы его ждал человек, которого Ямамото презрительно прозвал Шпионом. Он был лет на двадцать моложе японца и выглядел таким невзрачным, что везде оставался почти незаметным. В конторе тоже хранилось устаревшее вооружение прошлых войн: скрещенные сабли на стенах и заряжающаяся со ствола чугунная пушка времен Гражданской войны (под ее тяжестью просел пол). На столе — старый корабельный 24-дюймовый угольный дуговой прожектор. В его пыльной поверхности Ямамото увидел отражение своего лица.
Он доложил о выполнении задания. Потом, пока шпион делал заметки, точно, в подробностях, пересказал все, что видел на оружейном заводе.
— Большая часть оборудования сильно изношена, — заключил он.
— Неудивительно.
Напряженно работающий и плохо финансируемый оружейный завод на самом деле производил все: от подъемников для снарядов до корпусов торпед для Великого белого флота. А после выхода флота в море начал вагонами отправлять в Сан-Франциско запасные части, прицелы, орудийные замки, поршневые затворы. Через месяц флот начнет оправляться после четырнадцатитысячемильного перехода вокруг мыса Горн в Южной Америке и готовиться на военной верфи «Мар-Айленд» к переходу через Тихий океан.
— Я не стал бы их недооценивать, — мрачно возразил Ямамото. — Устаревшее военное оборудование можно заменить.
— Если есть решимость.
— Судя по тому, что я видел, она у них есть. И еще воображение. Они просто переводят дух.
Человек за столом понимал, что Ямамото одержим, если не подавлен, страхом перед американским флотом. Он слышал этот бред и раньше и знал, как сменить тему, щедро осыпав японца похвалами.
— Я никогда не сомневался в ценности ваших наблюдений и в вашей внимательности. Однако меня поражают широта и глубина ваших познаний: химия, инженерное дело, умение подделывать документы. Одним махом вы сдержали развитие их артиллерии и известили конгресс о продажности флота.
Он увидел, как приосанился Ямамото. Даже у самых лучших оперативников есть своя ахиллесова пята. У Ямамото это ослепляющее тщеславие.
— Я долго вел эту игру, — с ложной скромностью подтвердил Ямамото.
«На самом деле, — думал человек за столом, — химические знания, необходимые для изготовления йодного детонатора, заимствованы из простой формулы, которая содержится в „Детской энциклопедии игр и спорта“». Впрочем, это не отменяло других умений Ямамото и его глубоких познаний о военном флоте.
Уняв решительную твердость японца, шпион решил испытать его.
— На прошлой неделе на борту «Лузитании», — сказал он, — я столкнулся с британским атташе. Знаете этот тип. Воображает себя «шпионом-джентльменом».
У него был поразительный дар подражания, и он безошибочно воспроизвел аристократический выговор англичанина:
— Эти японцы, — при всех провозгласил англичанин в курительной, — проявляют природную склонность к шпионажу, а также хитрость и самообладание, каких не встретишь на Западе.
Ямамото рассмеялся.
— Похоже на коммандера Эббингтона-Уэстлейка из иностранного отдела военно-морской разведки адмиралтейства. Прошлым летом его застали за написанием акварели с изображением моря у Лонг-Айленда; на этой акварели случайно оказались нарисованы новейшие американские подводные лодки класса «Гадюка». Вы полагаете, этот болтун сделал нам комплимент?
— Французский флот, куда он успешно проник в прошлом месяце, вряд ли назовет его болтуном. Деньги вы взяли себе?
— Прошу прощения?
— Деньги, которые вы должны были положить в ящик американца. Вы взяли их себе?
Японец оцепенел.
— Конечно нет. Я положил их в ящик стола.
— Враги флота в конгрессе должны поверить, что их гениальный конструктор, их так называемый Оружейник, брал взятки. Эти деньги — важнейшая часть нашего послания конгрессу. Там должны задуматься: а что еще прогнило во флоте? Вы оставили деньги себе?