Память льда
— Уж не хотите ли вы примкнуть к сонму Взошедших и стать богами? — осведомился Быстрый Бен, с удивлением разглядывая фигурку из прутиков и пучков травы.
— Баргасты ненавидят перемены. Живущие ныне рассуждают так же, как их далекие предки. Поколения сменяют друг друга, однако ничего не меняется. Наша раса вымирает. Мы сами себя подтачиваем, гнием изнутри. Ибо пращурам мешают наставлять потомков на верный путь, не дают обрести истинную силу — нашу силу. Нам не достучаться до живых… Отвечая на твой вопрос, смертный: я бы спас живых баргастов, если бы мог.
Быстрый Бен слушал его, прикрыв глаза.
— Скажи, Таламандас, выживание — это право или привилегия?
— Привилегия, смертный. И ее нужно заслужить. Я жажду получить шанс. Ради всех своих соплеменников.
Маг медленно кивнул:
— Достойное желание, о древний. — Быстрый Бен протянул руку и принялся разглядывать собственную ладонь. — Эта глина пропитана солью. Чувствуешь? Я ощущаю запах. Обычно глина ничем не пахнет. Она лишена жизни. Потому-то на глине ничего не растет. Но когда появляется соль… — Рыхлый кусок на его ладони обрел форму и начал извиваться. — Иногда простые создания таким же простым способом могут противостоять самой сильной магии.
Из глины появились кольчатые черви, кроваво-красные и длинные. Быстрый Бен дал им сползти с ладони и позволил упасть на испещренную письменами поверхность земли.
— Эти черви родом из далеких краев. Они кормятся солью. Во всяком случае, соляные копи вблизи Сетты полны этих тварей, особенно в засушливое время. Они умеют не только пожирать соль. Самую твердую глину эти создания способны превратить в песок. Иными словами, они несут воздух туда, где прежде его не было.
Червяки деловито вгрызались в сухую глину, делая в ней бороздки.
— Они плодятся быстрее, чем личинки мух… Видишь эти знаки? Скоро черви подточат их силу. Наверное, ты уже ощущаешь, как слабеют твои путы.
— Кто ты, смертный?
— В глазах богов, Таламандас, я — такой же неприметный соляной червяк… Так я слушаю твою историю, о древний.
Глава девятая
На субконтиненте Стратем, за южным хребтом гор, что зовутся Корелри, есть обширный полуостров, куда не отваживаются заглядывать даже боги. Там на тысячи квадратных лиг, от берега до берега, простирается громадная площадь. Да-да, именно площадь: я не оговорился, дорогие читатели. Более точного слова мне просто не подыскать… Мысленно вообразите себе темно-серые, почти черные, каменные плиты, не тронутые временем. Волнистые линии темной пыли, крохотные дюны, созданные стонущими ветрами, — только они хоть немного нарушают гнетущее однообразие этого места.
Кто же замостил столь гигантский кусок суши? Следует ли нам верить строкам из древнего фолианта «Блажь Готоса»? Осмелимся ли мы вслед за его автором произнести наводящее ужас имя древних строителей? Если да, то уста наши должны вымолвить: «К’чейн че’малли». Но кем же были эти пресловутые к’чейн че’малли? Одной из коренных рас, как уверяет нас Готос. Расой, исчезнувшей прежде, чем появились яггуты, т’лан имассы и форкрул ассейлы.
Неужели это правда? В таком случае темно-серым плитам должно быть… полмиллиона лет, а то и больше. Однако сие — просто несусветная чушь: таково мнение вашего скромного летописца.
Скажи, Ток-младший, чем ты измеряешь жизнь? Не молчи, дорогой, мне очень любопытно узнать твое мнение на сей счет. Надеюсь, ты согласишься со мной, что наши дела и поступки — главное мерило жизни?
Ток покосился на спутницу своим единственным глазом:
— Может, ты еще скажешь, что одних добрых намерений достаточно?
— А разве добрые намерения сами по себе не обладают ценностью? — простодушно спросила госпожа Зависть.
— Ну-ну. Я одного только не пойму, кого ты пытаешься сейчас убедить: меня или себя?
Женщина прибавила шагу.
— Какой же ты скучный, — бросила она малазанцу, уходя вперед. — И надменности в тебе через край. Уж лучше я поговорю с Тленом — у него-то настроение не меняется каждую секунду!
«Да уж, этого типа вообще ничем не пробьешь», — подумал Ток.
Однако тут же осознал, что это не так. На прошлой неделе, после встречи с сестрой, которая вновь покинула его, т’лан имасс тоже дал волю чувствам.
«Пожалуй, никто из нас не защищен от мук сердца».
Бывший вестовой Второй армии опустил руку на мускулистую спину Баалджаг. Впереди проступал в дымке зубчатый силуэт горного хребта.
Горы служили естественной границей Паннионского Домина. Госпожа Зависть говорила, что у их подножия находится город со странным названием Оплот. Нет, оно, пожалуй, даже не столько странное, сколько зловещее.
«Чужаков там явно не ждут… Так чего же мы, Худ побери, лезем в самое пекло?»
Дуджек Однорукий объявил войну Паннионскому Домину. Т’лан имасс сообщил Току немало удивительных подробностей из жизни империи религиозных фанатиков. Малазанец не сомневался в правдивости этих сведений и все больше укреплялся в мысли, что старый полководец решил… отомстить за прошлые обиды. Верховный кулак всегда ненавидел тиранию.
«Забавно. Если вдуматься — император Келланвед тоже ведь был тираном… Хотя, может, я и ошибаюсь, кто их там разберет. Деспотом — несомненно. Самовлюбленным и, пожалуй, даже отчасти безумным…»
Ток оглянулся назад. За ним шли трое сегулехов. Их глаза сверкали из прорезей масок. С возвращением госпожи Зависти отношение сегулехов к нему вновь стало прежним, словно бы неделю тому назад они и не выказывали ему почти дружеского расположения.
«Что-то здесь не так, а что — не пойму. Похоже, все пошло наперекосяк после посещения Низин. Мок явился оттуда с дополнительным узором на маске — ярко-красным следом губной помады. Причем бедняга даже и не подозревает об этом. Интересно, будь я на месте Сену или Туруля, осмелился бы я сказать ему об этом? Да и сама госпожа Зависть изменилась. Эти нескончаемые взгляды в мою сторону, вроде бы мимолетные. Видно, ставки повысились и меня вовлекли в игру, о которой я ничего не знаю. А главное — я понятия не имею, кто же мои противники».
Ток вдруг обнаружил, что госпожа Зависть вновь сбавила шаг и идет рядом с ним.
— Вижу, и ответы Тлена тебя тоже не удовлетворили?
Его спутница поморщилась.
— А тебя самого никогда не интересовало, как рассуждают т’лан имассы? — спросила она.
— Откровенно говоря, не припоминаю, чтобы хоть раз размышлял на эту тему, госпожа.
— Ты же знаешь, у них когда-то были свои боги.
— Скорее духи, а не боги, — поправил ее Ток-младший.
— Хорошо, пусть будут духи. Их духи жили в земле и камнях, в деревьях и животных, на звездах, в воде и даже в их собственной крови…
— Можешь дальше не перечислять. Я уловил суть.
— Ты очень грубо перебиваешь меня, молодой человек. Это так принято среди вашего поколения? Если да — то ничего удивительного, что мир неизбежно катится в пропасть… Так вот, у т’лан имассов были духи, которых теперь уже больше нет, от них остался лишь прах воспоминаний. Понимаешь? Т’лан имассы пережили своих божеств. Это трудно вообразить, но они… сущие безбожники. Их вера превратилась в ничто. Скажи, дорогой, а как ты представляешь себе загробную жизнь?
Ток фыркнул:
— То есть что будет, когда я пройду сквозь врата Худа? Честно говоря, я стараюсь об этом не думать. Много ли проку в таких мыслях? Мы умираем, и наши души отправляются к Худу или к кому-то из его приспешников, и те решают, что делать с ними дальше. Если наши души вообще еще на что-то годны.
— Вот именно, — произнесла госпожа Зависть таким тоном, что по спине юноши пробежал холодок. — А если бы ты узнал, что Худу совершенно не нужна твоя душа? Что она обречена на скитания, вечные и бесцельные? Что она продолжит существовать, лишенная всяческих надежд?
— Ты говоришь правду? Знаешь это наверняка или просто решила меня подразнить?