Память льда
Мелькнул выхваченный из ножен меч. По морщинистому лицу Гетоля заструилась темная кровь. Вестник Худа попятился, прикрывая физиономию руками.
Брухалиан опустил меч и, едва сдерживая ярость, сказал:
— Только подойди ко мне, и я продолжу.
— Мне не нравится твой тон, смертный, — спокойно произнес Гетоль, обтирая губы. — Это вынуждает и меня самого ответить на том же языке, но уже не от имени Худа, а исключительно от своего собственного.
В каждой его руке появилось по длинному мечу цвета расплавленного золота. Глаза Вестника вспыхнули, отражая блеск лезвий. Он шагнул вперед и… вдруг остановился, загородившись клинками.
— Здравствуй, яггут, — послышалось у Брухалиана за спиной.
Позади стояло трое т’лан имассов. Смертный меч сперва удивился, насколько призрачными были их тела, но потом сообразил: они готовы вот-вот принять другое свое обличье, превратившись в тех самых зверей, о которых говорила Сидлис. В комнате удушливо запахло чем-то пряным.
— Наш поединок совершенно вас не касается, — прошипел т’лан имассам Гетоль.
— Поединок с этим смертным? — спросил Бек Окхан. — Верно, нам нет никакого дела до вашего спора. Но нам есть дело до тебя, яггут.
— Не забывайте, я — Вестник самого Худа, Владыки Смерти. Вы что же, осмелитесь напасть на его служителя?
— А с какой стати нам отступать? — усмехнулся т’лан имасс. — Лучше спроси у своего господина, осмелится ли он бросить вызов нам.
Гетоль пробормотал что-то сквозь зубы, и его буквально втянуло внутрь магического Пути. Еще через мгновение дрожащие очертания портала исчезли.
— Худ явно не хочет с нами связываться, — заключил Бек Окхан.
Брухалиан убрал меч в ножны:
— Жаль, что ваше появление прервало наш поединок.
— Мы понимаем твое разочарование, смертный меч. Ты бы сумел проучить этого яггута, если бы он сражался честно, по всем правилам. Но против его мерзких уловок ты бессилен. Мы уже давно охотимся за ним, и он постоянно ускользает. Теперь мерзавец докатился до того, что пошел в услужение к Худу. Мы слышали ваш разговор. Нам понравилось, с какой решимостью ты отверг «милости» Худа. Это делает тебя достойным соратником.
Брухалиан усмехнулся:
— Похоже, теперь этот яггут стал и моим врагом тоже. Я бы простил ему колкости в мой адрес. Но Гетоль позволил себе оскорбить нашего покровителя.
— Мы понимаем, — почтительно произнес Бек Окхан.
Его спутники молча кивнули.
— Думаю, сегодня он уже более не явится, — сказал т’лан имассам Брухалиан. — Простите, дорогие гости, но мне бы хотелось остаться одному.
Все трое поклонились и растворились в воздухе.
Брухалиан подошел к очагу, вновь обнажил меч и медленно поворошил рукояткой пепел. Вспыхнуло пламя, угли ожили, замерцали. Капли яггутской крови зашипели, темнея и испаряясь.
Он еще долго всматривался в зев камина, призывая на помощь силу своего освященного меча и пытаясь разглядеть будущее… Но видел перед собой лишь пепел. Один только пепел.
Сначала кругом была сплошная тьма. Затем появились вспышки боли, разрывавшие мозг ярким светом молний. Потом огненная стена погасла, и снова вернулась темнота… Что-то вгрызалось в его тело, пробивало насквозь и разрывало на куски.
Ворчун застонал и очнулся… До этого он вроде бы лежал поперек чего-то движущегося. Это что-то скрипело и покачивалось, продолжая ползти вперед. Внезапно движение прекратилось. Он снова открыл глаза и увидел, что теперь лежит в тени. Слева, на расстоянии вытянутой руки, поднималась каменная стена. В воздухе пахло пылью и лошадьми, а где-то совсем близко — потом и кровью.
Справа от него лучи раннего утреннего солнца освещали старинное здание. Вокруг двигались солдаты, фыркали лошади. Но откуда здесь… волки? Громадные, отощавшие звери. Или все это ему снится?
Рядом заскрипел гравий. Солнце загородила чья-то тень. Ворчун запрокинул голову.
На изможденном лице Каменной темнели полоски запекшейся крови. Волосы, которыми она так гордилась, свисали, точно промасленные веревки. Рука женщины дотронулась до его груди.
— Мы в Капастане, — глухим, каким-то не своим голосом сказала она.
Он кивнул.
— Слушай, Ворчун… — Каменная замолчала. В ее потухших глазах стояли слезы, от которых по спине командира стражников пополз противный холодок. — Ох, Ворчун… Харло погиб. Его… похоронили там, у дороги, просто завалили камнями. Бросили одного… И Неток тоже… мой бедный мальчик… такой милый и наивный. Я ведь сделала его мужчиной: хоть это, по крайней мере, успела… Они мертвы. Мы потеряли их обоих.
Каменная отошла. Ворчун слышал, как затихают вдали ее сбивчивые шаги.
Потом над ним склонилось другое лицо, тоже женское. Пожалуй, даже девичье, совсем юное. На голове у этой девушки был солдатский шлем. Глаза смотрели с удивительным спокойствием.
— Мы в безопасности, — произнесла она с капанским акцентом. — Нам удалось исцелить твои раны, солдат. Я скорблю о ваших погибших. Не я одна. Все «Серые мечи». Но знай: тем демонам жестоко отомстили…
Девушка говорила еще о чем-то, но Ворчун уже ее не слушал. Он смотрел на безоблачное голубое небо, раскинувшееся над головой.
«Я все помню, Харло, дурень несчастный. Это ведь ты меня спас. Я видел, как ты бросился наперерез этой твари, буквально встал между нами…»
Ворчун не раз встречал такие придорожные могилы. Обычно мертвеца просто заваливали камнями. И все, конец — не будет уже ни солнечного света, ни улыбки на застывших губах.
— Эй, командир! — послышался знакомый голос.
Ворчун еле-еле повернул голову и с таким же неимоверным трудом вытолкнул из глотки слова:
— Наши обязательства выполнены, Керулий. Мы доставили вас в Капастан. А теперь… уйдите с глаз моих долой.
Жрец молча поклонился. Он медленно, словно бы преодолевая гнев Ворчуна, выпрямил спину и послушно убрался прочь.
Глава восьмая
Чем неподатливее мир, тем больше доблести в его завоевании.
Окрестные холмы слагались из… костей. Эти жуткие костяные нагромождения тянулись во все стороны. Гетоль карабкался вверх по склону. Раненое лицо уже не кровоточило, хотя один глаз по-прежнему не видел. Застрявший в нем осколок кости порождал в мозгу вспышки света: то белые, то красные. Правда, пульсирующая боль успела за это время притупиться.
— Нет, я вовсе не страдаю от избытка гордости, — бормотал сквозь зубы яггут. Он выпрямился, стараясь удержаться на холме с остроконечной вершиной. — Этот жалкий человечишка нанес мне неслыханное оскорбление, даже сам Владыка Смерти не смог бы предвидеть такую… наглость. Ничего, я умею выжидать. Но увы и ах! Разве Худу нужен Вестник с разбитым лицом? Разбитое и сломанное всегда отшвыривают прочь. Выбрасывают…
Гетоль огляделся. Сплошные холмы под бесцветным небом. Мертвый воздух. И повсюду кости. Яггут изогнул бровь над зрячим глазом:
— Но я оценил твою шутку, Худ. Ты сам подтолкнул меня к этому решению, забросив сюда. Думаешь, я здесь погибну? Как бы не так! Я спасусь, уползу восвояси. И отныне я тебе более не слуга!
Яггут открыл свой магический Путь и шагнул в холодный, почти лишенный воздуха мир Омтоза Феллака.
— Я-то знаю, кем ты являешься, Худ. Утонченная ирония — вот отражение твоей сущности. Но вот знаешь ли ты меня? Любопытно было бы услышать ответ.
Гетоль вошел в портал. Привычный холод заглушил боль в изувеченном глазу. Ледяные глыбы сверкали зелено-голубым светом. Яггут остановился и принюхался. Он не почувствовал зловония т’лан имассов. Никаких следов вторжения. Но сила магического Пути была уже не та. За тысячи лет т’лан имассы успели порядком изгадить это пространство. Да и сами яггуты тоже внесли свою лепту, Омтоз Феллак умирал. Медленной мучительной смертью.
— Да, друг мой, — прошептал яггут, — с нами почти кончено. Мы оба погружаемся в… забвение. Нехитрая истина, да вот только от знания ее не становится легче. Дать выход гневу? Нет. К тому же моего гнева окажется недостаточно. Его всегда было мало.