Память льда

— Увы, такой, видать, тебе уж выпал жребий, — ответил ей Ворчун. — На, выпей-ка лучше и согрейся. Горячий чай тебе не помешает.
Каменная взяла протянутую кружку. Харло и Ворчун старательно избегали глядеть друг на друга. Осушив половину содержимого кружки, женщина спросила:
— Ворчун, а о каком правосудии ты тут болтал с Бьюком, когда мы пришли? При чем тут маги и гильдия убийц? Куда еще этот остолоп вляпался?
«Маури милосердная, да она и взаправду тревожится о Бьюке», — подумал Ворчун.
Он подкинул в огонь еще несколько сухих навозных лепешек.
— Ну, в общем… есть у Бьюка… кое-какие подозрения. Мы с ним просто… рассуждали вслух, и не более того.
— Строишь из себя умного волка, а морда бычья. Тоже мне хитрец выискался! Выкладывай, что узнал.
Ворчун начал терять терпение. Каменная могла вывести из себя кого угодно.
— Позволь напомнить, что Бьюк выбрал в собеседники меня, а не тебя, красавица. Хочешь узнать, в чем дело, — иди и расспроси его сама, а ко мне не приставай.
— И пойду, чтоб тебе провалиться к Худу в задницу!
— Все равно вряд ли что узнаешь, — опрометчиво встрял Харло. — Даже если ты распахнешь свои очаровательные глазки и сделаешь бантиком розовые губки…
— Мои глаза и губы — это последнее, что ты увидишь, когда мой кинжал проткнет твою жестяную репу. Так и быть, перед смертью я тебя поцелую.
Густые брови Харло удивленно поднялись.
— Каменная, дорогая моя, я не ослышался? Ты сказала — «жестяную репу»? О, похоже, тебе тоже не чужды поэтические сравнения!
— Заткнись! Я сегодня не в настроении.
— А когда, радость моя, ты бываешь в настроении?
Каменная в ответ так зыркнула на бедного стражника, что он лишился дара речи.
— Мы все поняли, — ответил за товарища Ворчун.
Кособокая лачуга, пьяно привалившаяся к городской стене, представляла собой диковинное переплетение досок, растянутых воловьих шкур и ивовых прутьев, обмазанных глиной. Двор тонул в белой пыли, и из нее, словно скалы посреди пустыни, торчали обломки тыквенных сосудов, щепки и черепки. Над узкой дверью покачивались во влажном воздухе развешанные на бечевке куски деревянных карт, некогда лакированных, а теперь по большей части облупленных.
Быстрый Бен огляделся по сторонам и, убедившись, что в грязном переулке не было ни души, вошел во двор. Из хижины раздался странный звук, больше похожий на воронье карканье. Маг выпучил глаза и, шепотом выругавшись, потянулся к кожаной петле, которая была прибита на двери вместо ручки.
— Не вздумай толкать дверь, пустынная гадюка! — крикнул резкий женский голос. — Тяни на себя!
Быстрый Бен потянул за петлю, открыл дверь и вошел внутрь.
На полу на камышовой подстилке сидела, скрестив ноги, неопрятная старуха.
— Только отъявленные дурни лупят по двери, пытаясь открыть ее вовнутрь. У меня от их глупости аж колени ломит. Волдыри на руках вскакивают. Чума накатывает, когда вижу перед собой очередного идиота… Эге, да я чую, что за тобой след Рараку тянется. Так ли это?
Чародей не ответил, а лишь обвел глазами единственную комнатку лачуги.
— Худ меня побери, и как только ты живешь в этакой дыре? — удивился он.
Комнатка была плотно забита какими-то предметами, предназначения которых Быстрый Бен не знал. Они теснились вдоль стен, свисали с низкого потолка. В углах затаились тени. Хотя снаружи и потеплело, воздух в жилище старухи еще хранил ночную прохладу.
— Как я тут живу? — переспросила она. — Ну, положим, одной мне места хватает.
Ее лицо казалось куском пергамента, натянутым на кости. Голова была почти лысой и щедро усеянной родимыми пятнами.
— Давай, многоглавый змей, показывай, с чем пришел. Я умею снимать проклятия.
Старуха порылась в складках своей одежды, такой же ветхой, как и она сама, и трясущимися руками извлекла деревянную карту:
— Отправь свои слова мне в магический Путь, и все они отобразятся на этой карте.
— Я пришел к тебе вовсе не за этим, — возразил Быстрый Бен, опускаясь перед хозяйкой лачуги на корточки. — Хочу тебя кое о чем спросить.
 
Карта скользнула обратно. Старуха наморщила лоб:
— Ответы стоят дорого. Куда дороже, чем снятие проклятий. Ответы не так-то просто получить.
— Я не стану с тобой торговаться. Говори, сколько?
— Сначала скажи, какими монетами ты собираешься платить, человек с двенадцатью душами?
— Золотыми.
— Тогда по одной даруджистанской монете за каждый вопрос.
— При условии, что ты дашь вразумительный ответ.
— Договорились. Спрашивай.
— Я хочу знать про сон Огни.
— Что именно тебя интересует?
— Почему она спит?
Старуха разинула беззубый рот.
— Ну же, отвечай, ведьма: почему богиня спит? Ты знаешь? Если нет, то хоть кому-нибудь сие ведомо?
— Ну, положим, ты и сам знаниями не обижен, прохиндей.
— Все, что мне известно, — только предположения, если не сказать досужие вымыслы. Я прочитал достаточно различных трактатов, но не нашел даже намека на истинную причину. А ты — старейшая ведьма магического Пути Тэннеса — можешь знать правду. Так скажи мне, почему Огнь спит?
— Одного вопроса мне мало. Нужно, чтобы рядом плясали и другие. Задай еще вопрос, сын Рараку.
Маг некоторое время молча рассматривал грязный пол.
— Говорят, когда просыпается Огнь, земля содрогается, а кипящая лава льется реками, точно кровь богини.
— Ну, допустим.
— А еще утверждают: если Огнь проснется, ее пробуждение уничтожит все живое.
— Да, и такое тоже болтают.
— И что?
— А ничего. Земля содрогается, горы взрываются, горячие реки разливаются. Обычное дело для мира, чья душа раскалена добела. Разве ты не слыхал про то, что причины и следствия связаны между собой? Есть такой закон, который определяет порядок вещей: книжники вечно про него талдычат. Наш мир подобен шарику, который скатал навозный жук. И болтается этот шарик в ледяной пустоте вокруг солнца. Снаружи он кажется крепким, а на самом деле вся наша суша — просто огромные куски камней, плавающие в море раскаленной лавы. Иногда они сбиваются в кучу, иногда расплываются в разные стороны. Они подчиняются тем же законам, что и морские приливы.
— Это я все прекрасно знаю, ведьма. Ты мне сейчас не сказала ничего нового. А я хочу понять, какое место занимает во всем этом богиня Огнь?
— Она была яйцом внутри навозного шарика. Давным-давно неведомые силы высидели это яйцо. Из него появилась Огнь. Ее разум течет в подземных реках. Она — боль нашего существования. Огнь подобна царице улья, а мы — ее работники и солдаты. Мы все непрестанно летаем туда-сюда, иногда сбиваемся в рой, потом разлетаемся.
— И случается, залетаем в магические Пути.
— Мы летаем везде. И там тоже, — пожала плечами старуха.
— Огнь больна, — сказал Быстрый Бен.
— Да.
Темные глаза ведьмы вдруг блеснули.
— Почему Огнь спит? — вновь спросил Быстрый Бен.
— Я пока не могу ответить. Задай другой вопрос.
Маг нахмурился и отвернулся от хозяйки лачуги:
— Ты сказала… работники и солдаты. Получается, мы ее рабы?
— Огнь ничего от нас не требует. Все, что люди делают, они делают для самих себя. Они вынуждены работать, чтобы добывать средства к существованию. Они вынуждены защищать то, что у них есть, но многие не желают довольствоваться этим и рвутся получить еще больше. У каждого человека есть соперники, и он стремится сдержать их или ослабить. Люди воюют друг с другом из страха, ненависти и злобы; однако зачастую они облекают страх, ненависть и злобу в красивые одежды, которые называют честью, достоинством и кучей других имен. Но чем бы ни занимались люди, все их дела, все их битвы идут Огни во благо. Да, представь себе, Адаэфон Делат. Для нее благотворны не только возвышенные поступки, но и самые гнусные подлости. Ей безразлично, выживем мы или сгинем. Огнь просто-напросто наплодит себе новых «пчел», и все начнет сначала.
— Ты говоришь о мире так, будто он состоит лишь из материи и в нем действуют исключительно законы природы. Разве этим все исчерпывается?