Память льда
«Эти сумели бы не только замедлить наступление сегулехов, а и остановить „карательную армию“. Здесь у Провидца проходит последняя линия обороны».
Пандус круто поднимался вверх и вел к внутренним воротам. Под его отвесными скатами, во рву, в изобилии белели человеческие кости. Еще через сотню шагов Ток оказался под аркой внутренних ворот. Урдомин велел своим солдатам поставить лошадей в конюшню, после чего спешился. По обе стороны от Тока появились стражи Домина. В это время через ворота прошел к’чейн че’малль. Он двигался, низко опустив свои страшные руки-мечи. Безжизненные глаза скользнули по малазанцу. Затем к’чейн че’малль повернулся и исчез в темном крытом коридоре, тянущемся вдоль стены.
Урдомин поднял забрало шлема.
— Непокорный, слева от тебя — вход в башню Провидца. Он ждет тебя внутри. Иди.
«Кто знает, может, я здесь вовсе и не пленник? Может, просто решили показать старику диковинку? — На всякий случай Ток поклонился урдомину и побрел к дверям башни. — Видно, Паннионский Провидец знает, что меня ему бояться нечего. Надо мной и так витает тень Худа. Осталось совсем недолго».
Первый этаж башни состоял из одного-единственного помещения с высокими сводами. Малазанец поднял голову вверх, но так и не смог понять назначение этого запутанного потолочного лабиринта с нагромождением опор, балок, арок и переходов. Из центра вниз спускалась, не доходя примерно одной ладони до пола, бронзовая винтовая лестница, которая медленно, со скрипом крутилась вокруг своей оси. В зале царил полумрак; единственным источником света была жаровня у противоположной стены. Но даже такое скудное освещение позволило Току разглядеть грубые каменные стены и полное отсутствие какой-либо мебели. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Юноша прошел по щербатым плитам пола и остановился возле винтовой лестницы.
Он осторожно взялся за перила. Массивный кованый пролет неудержимо потащил его за собой, продолжая вращаться, так что бедняга чуть не упал. Поморщившись, он запрыгнул на первую ступеньку.
«А Паннионский Провидец, видать, шутник. Не удивлюсь, если помещение, в котором он меня ждет, начнет раскачиваться в разные стороны. Только вот доберусь ли я до верха? Вдруг где-нибудь на середине у меня остановится сердце. А этот старый пень будет сидеть себе и ждать аудиенции, которая не состоится. Да уж, вот так шуточка, самого Худа развеселит».
Но деваться все равно было некуда, и Ток начал подниматься.
Через сорок две ступеньки он оказался на площадке второго этажа. Ноги горели и подгибались. Юноша припал лицом к холодной грязной бронзе. Голова кружилась. Ему пришлось на время закрыть глаз и пролежать так несколько минут.
Вокруг было темно, однако Ток прекрасно видел все до мелочей. Полки, забитые орудиями пыток. Несколько приземистых деревянных колод, ржавых от следов крови. Возле одной стены темнела груда тряпья. Остальные стены заполняли… «О боги, да тут даже и слово подходящее не сразу подберешь!» Это были… кожаные оболочки людей. Причем кожа была содрана мастерски — вплоть до пальцев и ногтей. Эти искусно сделанные оболочки крепились к стене, создавая искаженное подобие человеческих тел. Вот только лица выглядели чересчур сплющенными, а вместо живого блеска глаз в прорезях темнел камень стены. Ток заметил, что ноздри и рты у всех зашиты. Волосы были убраны на одну сторону и стянуты некрепкими узлами.
От столь ужасного зрелища беднягу едва не вытошнило. Его трясло и раскачивало во все стороны. Ток закричал, но из горла вырвался лишь слабый стон. Кое-как поднявшись, молодой человек продолжил восхождение.
Малазанец останавливался и на других этажах. К счастью, он не видел, что скрывают темные помещения. Ток делал короткие передышки и шел дальше. Подъем был бесконечным. Время словно бы перестало существовать. Стены башни трещали и поскрипывали, покачиваясь на ветру.
Эта лестница вдруг показалась Току олицетворением жизненного пути человека, от рождения и до последнего вздоха. Холодный металл, камень. Кое-где комнаты слабо освещались, на других этажах он погружался в кромешную тьму. Где она, слава? Где пресловутое величие? Здесь не было даже их отблеска. Тысячелетия и целые эпохи сменяли друг друга, цивилизации рождались и умирали, и все это ради иллюзии.
Его ноги продолжали идти вверх, а разум, кувыркаясь, падал, погружаясь все больше в трясину безумия.
«Худ, я никогда не искал встречи с тобой, но теперь молю: забери меня отсюда. Возьми меня из владений этого безумного бога. Прекрати постыдное издевательство надо мной. Да и осталось ли от меня хоть что-то?»
— Восхождение окончено, — возвестил старческий голос, высокий и скрипучий. — Подними голову. Я хочу взглянуть в твое испуганное лицо. У тебя совсем нет силы. Я одолжу тебе свою.
Иссохшие мускулы и жилы наполнялись чужой силой. Нет, не просто чужой. Она была чуждой Току, отвратительно-водянистой на вкус. Он застонал, пытаясь воспротивиться ей, но все его усилия оказались тщетными. Между тем его дыхание стало ровнее, да и сердце тоже перестало бешено колотиться. Ток поднял голову. Он стоял на бронзовой площадке последнего этажа. Поблизости в деревянном кресле сидел… сморщенный труп старика. Его глаза светились, но их свет тоже был мертвым. Да, Паннионский Провидец являл собой труп, внутри которого обитала некая загадочная сила, оживлявшая и поддерживавшая его. Наверное, эта сила могла принимать любое обличье. Току она казалась призрачной фигурой.
— Ну вот, теперь я тебя вижу, — неподвижными губами произнес труп. — У тебя совсем не человеческий глаз. Волчий. Удивительно. Насколько я знаю, тебя считают немым. Может, ты все-таки соблаговолишь отверзнуть предо мною уста?
— Как пожелаешь, — ответил Ток, вздрогнув от звука собственного голоса, которого не слышал вот уже три недели.
— Что ж, я очень рад. Знаешь, я так устал слушать самого себя… У тебя не совсем чистый выговор. Наверное, ты не уроженец Оплота?
— Я малазанец.
Труп со скрипом наклонился вперед. Глаза его вспыхнули ярче.
— Вот как? Значит, ты — сын далекой и величественной империи? Но ты пришел сюда с юга, а армия твоих соплеменников движется с запада, из Крепи. Никак ты отбился от своих и заблудился?
— Провидец, я ничего не знаю о той армии, — ответил юноша. — Теперь я — тенескарий, и этим все сказано.
— Смелые слова. И как же тебя зовут?
— Ток-младший.
— Хорошо, к малазанцам мы потом еще вернемся. А пока скажу тебе вот что: до недавнего времени с юга не исходило никакой угрозы моему народу. Однако положение изменилось. Меня начинают раздражать дерзкие чужаки… эти… сегулехи с горсткой союзников. Кто они? Твои друзья, Ток-младший?
— У меня нет друзей.
— А как же твои соратники-тенескарии? Или Анастер — славный перворожденный, кому суждено встать во главе армии детей мертвого семени? Он ведь… выделил тебя среди прочих. А что ты скажешь обо мне? Разве я не твой господин и повелитель? Разве я не оказал тебе милость, позвав сюда?
— Я не знаю, кто из вас двоих позвал меня сюда, — вырвалось у Тока.
Призрак и труп одновременно вздрогнули. Перед юношей бешено замелькали размытые картины, вызвав резь в глазу.
«Их двое, и живой прячется за мертвого».
Призрак набирал силу, пока совсем не заслонил собой труп. Тот распадался; руки и ноги отчаянно дергались. Но вскоре ярость призрака уменьшилась, и он опять спрятался за мертвеца.
— Да у тебя не только волчий глаз, но еще и отменное чутье! Ты сумел разглядеть то, чего пока не увидел никто другой. Сколько магов и чародеев пытались заглянуть в меня, призывая на помощь все свое колдовское искусство. И все они обманывались. Еще никто не проникал за эту завесу. А ты…
— Я вижу то, что вижу, — ответил Ток.
— И которым же глазом? Тем, который есть? Или же тем, которого у тебя более нет?
Юноша пожал плечами: ответа он и сам не знал.
— Кажется, мы говорили о друзьях, Ток-младший. В моих священных объятиях никто не чувствует себя одиноким. Стало быть, Анастер обманулся насчет тебя.