Ирландские танцы (СИ)
Акция знакомая. Зелененькая, с паровозиком, а еще с товарищем Лениным и Надеждой Константиновной, замаскированных под американских обывателей. Семенов, а ты не маловато ли мне отстегнул?
[1] Н. Н. Покровский — министр иностранных дел Российской империи.
Глава 18
Концессия на урановый рудник
После заявления Павла Павловича о «самых прибыльных акциях», вести дальнейший разговор с олигархом мне показалось бессмысленно. Что у него за брокеры, если они накупили хозяину акций на баснословную сумму, а не провели тщательное расследование? Но брокерам не за то деньги платят. А сам бы я, прежде чем бухнуть почти миллион, нанял десяток детективов, которые бы проверили подноготную «акционерного общества», проникли в банки, чтобы убедиться — имеются ли на счетах этого ОАО двести миллионов? Или здесь такие нравы, что верят любой бумажке? Тогда странно, что обвал акций произошел так поздно.
Хамить не хотелось, нужно было уйти по-хорошему, поэтому я туманно сказал:
— Павел Павлович, я доложу руководству о вашем предложении. Несомненно, оно им покажется интересным. С вами свяжутся.
— М-да, — слегка разочарованно протянул Рябушинский. Видимо, здесь уже тоже имеется эвфемизм отказа, такой как «вам позвонят» или «с вами свяжутся».
Я уже собрался рассчитаться с официантом за кофе (не стану же пить за счет Рябушинского!) выйти из-за стола, но что-то меня останавливало. Пожалуй, можно кое-что уточнить. Стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее, сказал:
— Ну, сами-то посудите. Вы эмигрант, к Советской России относитесь крайне недружелюбно, а еще ползут слухи о вашем участие в затее Николая Николаевича, что объявил себя титульным императором.
— Вот это ложь! — мгновенно вскипел Рябушинский. — Ко мне уже приезжали люди из окружения Николая Николаевича. Сулили златые горы… Смешно. Я всю жизнь боролся с монархией, а мне предлагают дать денег монархистам? Никто из серьезных людей не даст на затею нового императора денег. В крайнем случае — кинут какую-нибудь подачку. Кто нынче всерьез поставит на битую карту, тем более, на монархистов?
Уже хорошая новость. Значит, финансисты и промышленники, имеющие «заначки», денег на КРО не дадут.
— А как же Врангель? — невинно осведомился я. — Его-то тоже не назовешь монархистом, а тем не менее, он поддерживает идею Николая Николаевича.
— У Врангеля тоже нет денег. Его расчеты на то, что коли он прибудет во Францию из Турции, а французы, в благодарность за прежние заслуги барона, отсыпят ему денег — глупость. Французы очень обижены на Врангеля за потери. Они ведь и так заплатили ему аванс за зерно, а все зерно оказалось в руках Слащева, а теперь тот продает его Совдепии. Французы очень хотят получить обратно свои деньги, но кто их теперь отдаст? Врангель?
Рябушинский спохватился. Не от того, что наговорил лишнего, а из-за моей возможной реакции на Совдепию. Но я еще и не такое слышал в адрес своей страны. Ничего, я это переживу, а страна — тем более.
Поэтому, я сделал вид, что не обратил внимание на хамское наименование Советской России.
— Врангель, как мне известно — авантюрист, — продолжал Рябушинский. — Но не простой авантюрист, а амбициозный. Он всегда хотел играть первые роли и, неважно, кто эту роль предложит. Сейчас он готов пойти под знамена Николая Николаевича, потому что ему кажется, что они вместе сумеет сплотить и монархистов, и республиканцев. По замыслу Врангеля, титульный император станет лишь вывеской, а реальным правителем организации станет он сам. Ну, а потом генерал отодвинет в сторону императора, вот и все. Для барона стать руководителем Корпуса русских офицеров лишь возможность опять что-то возглавить. Но кто всерьез воспримет это самое КРО? Допустим, Врангель сумеет объединить всех офицеров и нижних чинов, что находятся в эмиграции, что дальше? Сколько их тут наберется?
— Наверное, не меньше ста тысяч, — предположил я. — Если со членами семей — так до трехсот.
— Да пусть хоть пятьсот. — отмахнулся Рябушинский. — Реально смогут воевать не больше пятидесяти тысяч. Ладно, пусть сто. Но разве для вашей армии сто тысяч — это сила? А чтобы воевать, опять-таки понадобится оружие, боеприпасы, снаряжение, а проще говоря — деньги. Но денег ни Франция, ни вся Европа битым воякам не даст. Надоело уже воевать, а помогать белой армии, если это не сулит никакой выгоды, зачем?
Вот тут я согласен. Реально, крест на белой армии союзники по Антанте поставили еще в двадцатом. Помощь Врангелю, хотя и оказывали, но за материальные ценности, а не за идею. А ведь в моей истории мы ждали и новой высадки англичан и американцев в Архангельске, и высадку десанта белых в Крыму, да и со стороны Польши какой-нибудь пакости.
— Сейчас французы озабочены тем, чтобы побольше выкачать из Германии, сообщил Рябушинский вполне очевидную вещь. — И я их прекрасно понимаю…
— А Франция не опасается, что если долго сжимать пружину, то рано или поздно она распрямиться и так ударит по рукам, что мало никому не покажется?
— Глупости, — пренебрежительно фыркнул Павел Павлович. пакости. — В Германии сейчас нет такой силы, чтобы смогла ударить кому-то по рукам. Армии нет, сырья тоже. Империя перестала существовать, к власти там придут промышленники и банкиры, которые только заработают на инфляции и на реституциях. Голодный человек будет трудиться ради копеечного жалованья, а не думать о каком-то реванше.
Эх, господин банкир и промышленник. Понимаю, что бизнесмен из тебя крутой, а вот как политик ты ни к черту не годишься. Как раз голодные люди и начинают думать о реванше, потому что они ставят знак равенства между реваншем и собственной сытостью. А ради того, чтобы стать наконец сытым, можно подвести любую идеологическую базу.
— Ладно, молодой человек, не будем говорить о политике, — покровительственно посмотрел на меня Рябушинский. — Безусловно, вы слышали о таком явлении, как радиация?
— Откуда, Павел Павлович? — пожал я плечами. — Я же академиев с универами не заканчивал.
— А какое у вас образование?
— Санкт-Петербургский юридический институт МВД, — отчего вдруг брякнул я. Брякнул, только потом подумал — а чего это я? Надо было сказать — Череповецкая учительская семинария. Откуда вдруг вылез какой-то юридический институт? Разве у нас такой есть[1]?
Рябушинский захлопал глазами. Наверное, хотел поинтересоваться тем же, чем и я — а разве в империи был такой институт? Но отчего-то не стал задавать вопросов. Возможно, постеснялся признаться в своем махровом невежестве.
— Павел Павлович, давайте ближе к теме. Итак, вы заговорили о радиации. Стало быть, вы решили спросить о каких-то месторождениях, где могут залегать урановые минералы. Я вас правильно понял? Я даже знаю, что вы финансировали две геолого-разведочные экспедиции.
Экс-олигарх раздумчиво почесал бороду. Теперь он уже смотрел не сверху вниз, а вроде, как со стороны.
— Господин Рябушинский, — ласково попросил я. — Вы занятой человек, я тоже занятой человек. Что вы хотите предложить?
А мне так хотелось попросить бывшего олигарха не тянуть кота за хвост и за другие места. Нахамлю, а он Комаровскому нажалуется, а тесть мой возьмет, да и обидится. А вообще, зачем мне ссорится с Рябушинским? Вдруг пригодится?
— Хм… А вы не так просты, как кажетесь. Впрочем, как может быть прост человек, ставший в столь юном возрасте на пост, что раньше занимали умудренные опытом генералы? К тому же, читал о вашем награждении орденом Почетного легиона… Ладно, о деле… Я хочу предложить вам концессионное соглашение на разработку уранового рудника.
— А разве ваши экспедиции отыскали урановую руду? — удивился я.
Рябушинский немного смутился, но ненадолго.
— Нет, я предлагаю концессию на тот рудник, что был открыт еще до моих экспедиций. Но не стоит так пренебрежительно отзываться о результатах моих экспедиций. Сам профессор Вернадский сказал, что о конечных результатах говорить рано, нужно исследовать все более тщательно. Не исключено, что в Араванской долине имеется-таки урановая руда.