Tobeus (СИ)

Не стоит забывать, что у поисков Иосифа было две версии, одна между Лукиным и Максимом, который «дезертировал», но на самом деле искал Мусаева-младшего, а вторая между Лукиным и остальными, это нужно было, чтобы предатели, которые могли быть и среди сибиряков не нашли Иосифа раньше и не сдали Гронскому.
Иосиф сказал, что он останется в районе Сургута, искать его больше не надо, как и афишировать, что он здесь, в лицо его никто не знает, он будет просто солдатом, а своим помощником, неожиданно для самого Максима, Иосиф выбрал его. Через какое-то время они и начали действовать так, как действуют до сих пор: маленькими отрядами нападают на такие же маленькие города, хотя там может быть и в несколько раз больше вражеских солдат, устраняют их, забирают пленных, раньше забирали мирных жителей, если была возможность, и отводят их в безопасное место.
— Поэтому вы так долго долбились, превышая нас числом, — сказал Максим, — мы привыкли биться в меньшинстве, а никто из пленных, не хочет обратно в плен, они настолько свирепые, что это даже немного пугает. Но Иосиф не такой, у него какой-то дар к лишению жизни и к избеганию смерти, да даже сегодня, он один попёрся в дом, забитый офицерами и вышел живым, там, что меня, что тебя пришлёпнули бы за секунду, а он вот без царапины, но это не только природный дар, он в любое свободное время тренируется, всё пытается ходить тише, доставать нож быстрее, стрелять точнее, всегда, посмотришь сам.
— А что это за девка белобрысая, которая командовала? — спросил я, — она с ним говорила так, будто он школьник до сих пор, это старшая сестра что ли?
— Нет, это его девка, Женя, она на год младше его кстати.
— Младше? — удивился я, — выглядит она не так.
— Она с его школы, прибилась вроде бы, когда её оба родители умерли от голода, всё старались ей жизнь сохранить, а в итоге сами померли, и вот не знаю, как она жила, но вроде бы почти год одна, ей тогда было лет одиннадцать, Иосиф говорит, что она, когда появилась в школе была похожа на щенка истерзанного жизнью, худая, грязная, одежда на столько рваная, что даже те тряпки, что ей дали были царским нарядом, да и по-русски тогда говорила плохо.
— Всмысле? А на каком она хорошо говорила?
— На французском, что думаешь только твои родители сюда приехали? У неё вот тоже, её тогда звали Жизель, но, чтобы избегать вопросов она себе сообразила русское имя, а ты, дурачок, до сих пор Тобиас.
— Будто у вас тут одни Иваны ходят, — усмехнулся я.
— Вот Тобиасов кроме тебя ещё не видел, — так же усмехнулся в ответ Максим.
— В общем так у Иосифа и Жизели как-то закрутилось, она сбежала с ним тогда в леса, но вроде всё позже началось, он постоянно просит меня отправлять её так, чтобы её не убили, но каждый раз с неопытными пацанами, чтобы они её тормозили, и она не могла физически залезть в слишком опасное место. Подруга бесится конечно, зато живая.
— Ну да, я видел, он сказал, что это ты решаешь, с кем она идёт.
— Во паскуда. — улыбаясь сказал Максим.
— Я тебе ничего не говорил, — на всякий случай внёс замечание я, — если что.
— За что кстати китайцы помогают самым слабым, почему не ЦРР, чтобы они добили нас до конца?
— Это уже к Иосифу, Тобиас, если он пожелает нужным объяснить, он объяснит, я понимаю зачем он это делает и поверь, китайцы тоже не глупцы и потом получат свою выгоду.
— И в чём будет выгода?
— Вот в нём, например, — он кивнул на Мишу, который спал у меня на руках, — и миллионе других детей, и многих миллионах стариков, подростков, женщин и мужиков.
  
Глава XXXIV
 
После того как я забрал обратно сына себе, в душе появился какой-то покой, но и разгорелся страх снова потерять его или умереть самому, зная, что в этом мире он не будет нужен никому, в таком возрасте он никак о себе не позаботится. Миша уже кое-как разговаривал, но я не мог быть рядом сколько хотелось бы — меня постоянно брали на задания, в этой армии у нас бои занимали намного больше времени, раньше-то меня только доставляли на передовую и потом увозили домой, здесь же нам приходилось очень много времени проводить в разведке. Надо было знать точно, как можно подъехать, в каких местах войти в город, в какое время, даже за небольшими населёнными пунктами, где было человек сто солдат надо было следить месяц.
 
За Мишей в основном следила Анна, он был единственным ребёнком в лагере для больных, а я не знал никого из солдат с детьми, чтобы попросить их жену последить за моим сыном, поэтому пришлось просить Анну. Она согласилась без расспросов, была даже рада, я только раз в месяц примерно имел возможность напомнить ему о себе, чтобы он вообще не забыл, что у него есть отец. И каким-то образом за эти визиты я смог сблизиться с Анной, она стала моей женщиной, примерно, когда Мише было два года, а его голова уже покрылась чёрными, но немного прямее чем мои, волосами, разговаривать уже научился, не испытывая никаких проблем, а ещё через год от Анны у меня появилась дочь. В двадцать один год у меня было двое детей, я кажется вообще был уникальным человеком в нашем войске, потому что редко у кого был хотя бы один ребёнок, а тут сразу двое.
Теперь к двадцати одному году я наконец-то разбирался в окружающей меня ситуации, до этого я кажется был как слепой, не понимая вообще, что происходит, всё что я думал, так это то, что раз я солдат, то я должен воевать, а за кого, за что, вообще меня не касалось. Но не теперь. Теперь я знал, что я воюю за людей, и, хотя мы слабо продвинулись в плане отвоёванных территорий, у Иосифа был план, китайцы не торопили нас, поэтому мы действовали методично и спокойно, полностью слушаясь нашего главнокомандующего, за всё время ни разу не видел, чтобы кто-то усомнился в его решении, задавали вопросы, уточняли, но никто не спорил. И даже если казалось, что теперь-то Иосиф ошибается, но опять он оказывался прав, как например в том, что многие рвались в большие города, просили его об этом, но он раз за разом отправлял отряды на городки с сотней или около того солдат. Про земли за Уральскими горами он вообще будто забыл, хотя главный враг там, но он знал, что делал, и объяснял это нам, никогда не ленясь.
Тогда же он объяснял и мне, что мы не убиваем тех, кто не против присоединиться к нам. Всегда находится человек у нас, который знает кого-то из армии ЦРР, он с ним связывается и не выдавая себя предлагает перейти на нашу сторону, это конечно огромный риск каждый раз, но что нам делать? Тот «друг» из ЦРР проводит такую же работу среди тех, кому доверяет сам, это риск ещё больший, ведь мы предупреждаем их о том, когда придём в город, нас может заложить любой из доверенных лиц. Конечно иногда случалось и такое, но крысу быстро вычисляли свои же, а постовые и все хоть и были в боевой готовности, особо нам задачу не усложняли, разве что шума больше. Мы ведь не мародёры, а настоящие военные. Правда я пока себя в душе не мог отнести к военным.
На данный момент к нам перешло примерно двести солдат, при этом чуть более двух тысяч мы убили, пленных освободили под сотню, Иосиф, который до боя и во время был самой собранностью, говорил, что это только медленно начинается, скоро мы начнём нападать на города с тысячами солдат, при этом к нам будут переходить почти все. Как? Оказалось, что китайцы предоставят нам грузовые дроны, а с них мы начнём бомбардировать города листовками с предложением переходить на нашу сторону, что ж так и случилось на самом деле. Сложность заключалась в том, что чем больше вреда мы наносим Центральной Республике, тем сильней она хочет уничтожить нас, они начали предпринимать серьёзные меры по поиску. Иногда им получалось настигнуть и окружить наших людей, тогда все расстреливались на месте, а с телами, чтобы устрашить, делали такое, что не сделал бы дикий зверь в самой страшной своей ярости, но правда эти меры давали обратный эффект: те, кто выживал после налётов ЦРР, друзья, родственники, жены или мужья, все пропитывались неистовой ненавистью. Что о говорить о солдатах, которые видели повешенных и изуродованных товарищей, женщин, стариков.