Львёнок, который хотел выжить (СИ)

И поначалу я не замечала в нем ничего ненормального. Все стало меняться, когда он прочно занял место среди, как они выражались, «бет». И чем больше я проводила времени вместе с ним, тем чаще видела его странное поведение. С виду красивый молодой юноша, чуть старше меня, всегда улыбчивый и шутливый. Но за этим фасадом скрывалась жестокая и темная натура.
Он ловил зверьков для нас. У него это всегда отлично получалось. Он умел создавать особые узлы ловушек из тонких прочных металлических стяжек. Готовя нам пойманную добычу, я долго не знала о том, что перед тем как убить, ему нравилось их пытать с такой же милой улыбкой на лице, которую обращал ко мне.
С каждым разом все чаще и чаще он делал мне больно, и это всегда странным образом выходило случайно: то неуклюже заденет, то поранит. Порой ему взбредало в голову метать ножи, и какой-нибудь из них обязательно зацеплял меня. Или научить драться, и тогда его удары целенаправленно и со всей силы попадали в цель. Но каждый раз он извинялся своей мило акульей улыбкой, говоря, что всегда будет рядом со мной, что будет защищать и заботиться, но не переставал причинять боль. И я почему-то продолжала доверять ему.
Он говорил, что я его. И относился как к собственности. Но совсем не так, как к живому объекту. Иногда он смотрел на меня, как на вещь. Ведь если, например, ты разольешь на стол горячий кофе, разве ты будешь жалеть стол? Или если захочешь на нем оставить отметины, искоробив ножом, разве будешь думать о том, что ему больно?
И вот однажды он нашел керамбит — изогнутый нож с обратной заточкой. Это оружие идеально наносило глубокие порезы и секущие удары, оно выглядело, как длинный коготь. Адам любил этот нож и с тех пор всегда носил при себе. В некоторые дни, когда он задумчиво смотрел на меня, он потирал эту гладкую блестящую сталь. Его оценивающий взгляд блуждал по телу, и я знала, о чем именно он думал в эти мрачные для меня часы.
Он больше не скрывал за невинными случайностями своего желания причинять боль.
Чем дольше я с ним оставалась, тем страшнее мне становилось. Когда-нибудь он не остановится и либо забьет меня до смерти, либо нанесет раны, несовместимые с жизнью. Но никому другому до нас не было дела. Только он всегда был рядом.
Тогда я решила сбежать от него в первый раз. Не вышло. Он расставлял свои ловушки не только на зверьков, но и на добычу покрупнее. Отчего и пользовался хорошей репутацией среди других.
Приведя меня обратно в лагерь, он убеждал, что не обидит, что прощает, поглаживал, прижимая к себе трясущееся, сжимающееся в комок тело. Внезапная острая боль опалила бок. Он завороженно смотрел, как с кончика керамбита капают красные капли моей крови, пока я задыхалась, лежа у его ног. Никто не вступился. Всем было все равно. Вот он — новый век социального одиночества, поражающего своим безразличием к страданиям других.
Он пугал до ужаса, но страшнее всего было то, что не отпускал.
Ему нравилось созвучие наших имен, находя в них в своем извращенном понимании некий божественный промысел, по которому я всегда должна быть рядом с ним.
За вторую попытку побега он неделю держал меня в сыром холодном подвале, не давая еды.
За третью попытку побега он избил так, что я несколько дней не могла даже пошевелиться.
За следующую попытку побега, посадив уже на цепь, он открыл мне свой секрет.
Это он отнял у меня Его. Только потому, что ему захотелось узнать, каково это — стрелять в человека. Просто так, ради забавы. Но выбранную им цель заслонил Илайес. Ему показалось невероятно уморительным то, как я сокрушалась над смертью любимого человека. И он решил забрать меня с собой. Ему вдруг приспичило тоже заиметь своего ручного зверька.
В тот момент мне захотелось убить его. Вцепиться в горло и разодрать его голыми руками. Но цепь вокруг шеи…
Пришлось выжидать, терпеть, притворяться. И однажды у меня получилось. Я смогла убежать.
— И встретить вас.
Рассказывая ему все это, давясь ненавистными слезами, я не заметила, как руки Леонардо легли на мои плечи, как спина прижалась к его груди, как теплое дыхание касалось макушки.
 
Это сильное создание пыталось забрать в себя всю боль и гнев, изливаемые мною. Его руки обхватили в объятье, защищая собой от всего враждебного мира. Голова склонилась ниже, прижавшись к макушке, и волос коснулся легкий долгий поцелуй.
Стало вдруг так спокойно и легко, что я расслабилась, всецело отдаваясь этим объятьям. Я не смогла устоять от того, чтобы не коснуться его плеча кончиком носа, нежно проводя им по коже. Мне хотелось находиться как можно дольше в нежности заботливых и сильных рук, ощущая его тепло.
Леонардо не произносил ни слова, позволяя мне прийти в себя.
Его хватка ослабла, руки разъединились, освобождая меня, и от этого накатила волна страха.
— Не уходи, — я инстинктивно поймала рукой его большой палец, разворачиваясь, чтобы найти на его лице синие глаза.
Он покачал головой, успокаивая тем, что не уйдет. И я льнула к нему, не в силах выносить отсутствие его тепла. Рука Леонардо легла на спину, притягивая к себе; закрыв глаза, я потянулась к нему лицом в надежде коснуться кончиком носа его подбородка. Мне так хотелось ласкаться об него, словно каждая часть тела безумно тосковала по нему. Ладони легли на его грудь, ощущая под собой знакомое биение сердца, она вздымалась, и теплое дыхание касалось лба.
Мне нужна была его ласка. Сейчас это было важнее, чем дышать кислородом. Он провел своим носом по моей мокрой щеке, зарылся в изгиб шеи и протяжно втянул в себя воздух, увеличивая силу объятий. Моя грудь прижалась к нему, но мне хотелось еще сильнее притянуться, не оставляя между нами ни единого свободного пространства.
Голова откинулась набок, позволяя ему пройтись от шеи к плечу. Он нежно терся кончиком носа, опаляя за собой горячим дыханием. Лицо упиралось в его ключицу, и губы, поддаваясь тому же порыву нежности, коснулись в поцелуе испещренной неровностями кожи.
Обнимающий меня мастер катан вздрогнул и замер, не выпуская из объятий, а его задержанное дыхание перестало касаться тела. Он медленно поднял лицо, с испугом заглядывая в мои глаза, ища в них ответа, не показался ли ему этот поцелуй.
Леонардо выглядел потрясенным. Он с изумлением и смущением вопросительно всматривался в мое лицо, пытаясь найти в нем подсказку.
Мне хотелось его просить не останавливаться, губы приоткрылись, но я не смогла сказать ни слова, только совершить легкий порыв, приближаясь к нему.
Как в замедленном темпе, словно через толщу воды, он постепенно приближал свое лицо ко мне, с волнением на грани паники, скользя глазами по приоткрывшимся губам. Я чувствовала, что он хотел прикоснуться к ним, и я отчаянно желала этого поцелуя. Запрокинув голову чуть выше, мне оставалось только надеяться, что он уловит безрассудную просьбу в просящих глазах.
Он выдохнул с тихим стоном, обнимая сильнее и подтягивая ближе к себе. Кончик носа коснулся его, голова машинально склонилась чуть набок, глаза закрылись в предвкушении ощутить его прикосновения. Прерывистое дыхание смешивалась с его, оно щекотало поверхность кожи, заставляя приоткрываться рот. Еще немного — и удастся сомкнуться в поцелуе над его нижней губой и ласково провести по ней кончиком языка.
— «Ха-Ши» пошло на пользу? — хриплый голос Рафаэля зазвучал где-то неподалеку. — Не многовато ли на первый раз?
Леонардо вскинул голову в сторону брата и вжал меня сильнее в свой пластрон, словно оберегая от непрошеного взгляда. У меня не было возможности оглянуться и посмотреть на того, кто так нагло вторгся к нам, но мне этого и не хотелось. Сейчас я находилась в объятьях, прижавшись к его груди, и слушала биение мощного сердца. Этот звук, резонирующий о его грудную клетку, доставлял неподдельное удовольствие, заглушая собой тревогу.
 
Почему только рядом с ним я чувствую такое спокойствие? Мысли о нем заставляли улыбаться. Я не знала, кто и зачем придумал мутаген, который превратил их в эти создания, но за это была бесконечно благодарна тому человеку, который вряд ли подозревал, что творение его рук оказалось спасительным.