Несознательный 2 (СИ)
— Короткая. — Рявкает командир и танк замирает спустя секунду, благо место попалось ровное и можно стать сразу.
А вот остановиться надо как можно плавней, от резкого торможения танк еще некоторое время раскачивается, а значит, выстрел будет неточным. После выстрела Андрей без команды резко срывает танк с места, нужно как можно быстрее поменять местоположение машины, противник тоже целится, и если остаться на месте обязательно попадет. Это вбивают в голову водителя в первую очередь.
Дальше следует относительно ровный кусочек, танк идет не сильно раскачиваясь, и командир, воспользовавшись ситуацией, отправляет фугасный заряд в цель сходу. Конечно же, так в цель он не попадет, но психологическое воздействие на противника никто не отменял. Потом путь преградили окопы, хоть они не такие уж и широкие, но выбирать место все равно надо, а то попадешь гусеницей в ячейку и все, застрял. Метров через триста бросаний машины из стороны в сторону опять следует команда:
— Короткая.
Снова плавно, но быстро Андрей останавливает танк и ждет, когда произойдет выстрел чтобы быстро рвануть в сторону. И вдруг грохот в танке резко обрывается, поле впереди исчезает и все заливает яркий свет.
— Все, конец, подбили. — Слышит Андрей разочарованный голос командира. — Не видел я этой Stug-III, за кустами замаскировалась.
— И мне не было видно, — подал голос заряжающий, — оно и так не рассмотришь, а на ходу в панораму тем более ничего не разглядишь.
— Ладно, экипажу покинуть тренажер.
— А как же в реальном бою? — Задумался Андрей, выползая через люк механика- водителя. — Неужели так же напоремся.
Дальше пошел разбор действий экипажа, и как всегда наилучшим оказались действия стрелка-радиста. А все потому, что ничего делать ему не пришлось.
— Ничего, — усмехнулся командир, видя как экипаж посмотрел на «отличившегося», — завтра у него стрелковая подготовка, там свою оценку получит, а нам отдыхать.
— Ага, отдыхать, — тяжело вздохнул Андрей, — опять зачеты по механике сдавать.
— А как без этого, — пожали в ответ плечами, — тяжело в учении легко в бою.
* * *— Ну как новые тренажеры? Помогают в обучении? — Поинтересовался начальник сталинградского танкового училища полковник Сериков у начальника полигона майора Штеменко куда, собственно говоря, и определили новый тренажерный комплекс.
— А вы знаете, Михаил Георгиевич, хорошо. — Откликнулся тот. — По крайней мере, эти тренажеры дают возможность приобрести опыт, который в наших условиях очень ценен сам по себе. Понятно, что без занятий на полигоне всего этого недостаточно, но в комплексе мы получаем уже подготовленные экипажи.
— Так уж и подготовленные? — Не поверил полковник. — Учеба всего полгода идет, а ты про подготовленных командиров речи ведешь.
— Так то, как смотреть, — пожал плечами Штеменко, — у нас ведь все на теорию налегают, а практику оставляют на действующие войска, а там учить некогда, там воевать надо, поэтому у нас именно практическая подготовка должна стоять в основе.
— Ну, нагрузку курсантов по предметам не мы утверждали, — возразил Сериков, — так что менять ее не имеем права, но если ты так нахваливаешь эти тренажеры, то чуточку времени выкроить можно.
— Да не чуточку надо, — поморщился начальник полигона, — чтобы отдача была, надо на тренажерах хотя бы по часу в день курсантов тренировать. А у нас вообще на полигонные занятия на курсантов двадцать часов отведено.
— Так один черт на всех у тебя тренажеров не хватит. — Хмыкнул начальник училища. — Только если в Иркутск заказ сделать. Так там, я слышал, в очередь за ними все стоят.
— Как все? — Удивился Штеменко. — Откуда там «все» взялись, если мы первые их на испытания получили.
— Ну, допустим не первые, а вторые, первые саратовцы себе установили. А если учесть, что основные заказчики этих тренажеров авиаторы, и делают их в иркутском авиационном заводе, то сам понимаешь, в ближайшее время мы их вряд ли получим.
— И все же заявку на них сделать надо, — упрямо поджал губы майор, — хотя бы еще на пять штук. Тогда и практическая подготовка курсантов будет на уровне, а то сгорят они в первом же бою.
— Да уж, — кивнул в ответ Сериков, — опыт всему голова. Ладно, напишу я заявку, вдруг да решат выделить еще таких тренажеров. Давай лучше посмотрим, как твои подопечные тренировку на них проходят.
Дальше они встали позади тренажера на приступок, который как раз и служил местом размещения инструктора, и принялись наблюдать за действиями экипажа.
— А ловко он Pz.III срезал, — прокричал полковник в ухо Штеменко, иначе из-за имитатора шума тот ничего бы не услышал.
— Скоро Stug-III на пути окажется, — прокричал тот в ответ, — почти все на ней спотыкаются.
Сериков кивнул и продолжил наблюдать. А вот и немецкая самоходка притаилась за кустами, наметанный глаз танкиста сразу выхватил цель, но экипаж танка так до последнего и не замечал опасность. Сверкнула вспышка, и зажегся свет, все, танк условно подбит противником. В наступившей тишине в тренажере еще продолжались переговоры экипажа.
— А ведь так оно в жизни и бывает, — подумал полковник, — чуть «разявишь варежку» и все, яркая вспышка и вата в ушах.
— Очень интересные тренажеры, — пробормотал он, — в бою все так и происходит.
Заявку на тренажеры Сериков написал в тот же день, но одной ей не удовлетворился, а принялся методично осаждать управление бронетанковыми и механизированными войсками. Он прекрасно понимал, что если тренажерами занимается НКАП, то снабжать ими танковые училища они будут по остаточному принципу, а тогда ждать их придется очень долго. В конечном итоге, то ли его усилия принесли свои плоды, то ли где-то действительно осознали пользу от тренажеров, но пять иркутских учебных механизмов через месяц училище получило.
Ух ты, — радовался Штеменко, — теперь мы всех сможем на этих тренажерах тренировать, пусть тогда кто-нибудь скажет, что от нас выходят недостаточно подготовленные командиры экипажей.
— Вот тебе и карты в руки, — улыбался в ответ начальник училища, — но учти, теперь с них и спрос другой будет.
— А и пусть, — соглашался с ним начальник полигона, — пусть только попробуют после такой подготовки плохо воевать.
— Кстати, — спохватился полковник, — помнишь, как все у тебя на замаскированной Stug-III срезались. Надо бы художника найти, да дать ему задание, чтобы так же замаскированную технику изобразил в разных условиях. Пусть курсанты глаз тренируют, смотришь, и не будут ошибаться.
— Зачем нам для этого художник нужен? — Удивился майор. — Для этого есть занятия по маскировке и обнаружению, вот пусть там и тренируются.
— Да как ты не понимаешь, — насупился Сериков, — на картинках можно разные ситуации с маскировкой нарисовать. А занятия едва ли пару раз проведешь. А где им еще глаз тренировать?
— Только если так, — скривился Штеменко.
* * *Не понятно, что явилось причиной резкого снижения потерь красной армии в танках со второй половины 1943 года. Кое-кто утверждал, что все это произошло из-за того, что резко изменилось соотношение сил в танковых войсках, и вооруженные силы СССР получили количественное преимущество. Кто-то доказывал, что количество танков тут не причем, а смотреть надо, прежде всего, на качественное изменение техники, мол, благодаря работе конструкторских коллективов, бронетанковые войска получили новую современную технику. А руководство училищ настаивало на том, что все это произошло, потому, что они стали выпускать более подготовленных курсантов.
Но мне кажется, что к этому привела вся совокупность этих фактов, более того, немецкая армия теряла опытных танкистов и артиллеристов, а советская наоборот приобретала и этот разрыв со временем только увеличивался.
* * *Вот это да, оказывается Пе-10 уже четыре десятка сделали и в тылу у немцев стали твориться странные дела. Это уже Левин со мной поделился информацией. Все дело в том, что раньше для нашей авиации немецкие тылы были недоступны. Только ночные налеты можно было устраивать, да и то не всегда, появились у люфтваффе ночные истребители. А тут эскадрилья десятых пешек забиралась на высоту восьми километров и на скорости около семисот километров в час летела к цели. В принципе немцы на такую высоту доставали, но вот догнать уже не получалось, так что на цель нашим эскадрильям выходить ничего не мешало. Правда, бомбардировку вели с большой высоты, но для стратегов это было не так важно, все одно бомбили по площадям. Ну а когда сброс бомб уже был произведен, бомбардировщики уходили еще выше и вообще становились недосягаемы для истребительной авиации противника.