Огонь в его поцелуе (ЛП)

Глаз вспыхивает золотом, и тут дракон снова сосредотачивает свое внимание только на мне. Это может показаться странным, но у меня такое ощущение, что он меня понимает. Что, в принципе, и должно быть, раз Клаудия встречается с одним из них. Она говорила, что они меняют форму. Еще она говорила, что ее дракон был заинтересован в спаривании. Меня бросает в дрожь. В этот момент я не могу себе представить ничего более ужасающего. Меня снова охватывает ужас. Надеюсь, он был в своей человеческой форме, когда они с Клаудией…. когда они…
Не-а, не могу себе этого представить.
Глаз опять становится черным, и дракон, отклонившись назад, поднимает голову. О, Господи! Боже мой! Ну вот и все. У меня во рту пересыхает, и я пялюсь вверх, не в силах пошевелиться.
Но голова лишь двигается из стороны в сторону, почти волнообразно покачиваясь туда-сюда. Он не мотает головой в попытке со мной общаться. Я… я понятия не имею, какого хрена он делает, и это так же пугающе, как и все остальное. Покуда я смотрю, он разевает пасть, оскалив зазубренные зубы, а затем принимается щелкать челюстями, хватая воздух, прямо как динозавр в одном из фильмов, которые я обожала в детстве. Теперь мне это уже не нравится. На меня накатывает волна запаха сажи, смешанной со странным пряным запахом. Я всхлипываю, съежившись и защитно охватив свою раненую руку. Ребра горят от жгучей боли, а на ноге свежая рана, на которую я боюсь даже взглянуть.
— Убей меня уже наконец, — всхлипываю я. — Что бы ты не собрался со мной сделать, сделай это. Только прекрати уже меня мучить.
ДАХ
«Моя пара. Моя».
Эта мысль пытается прорваться сквозь тьму, но дурные мысли все время проскакивают вперед, и мне никак не получается их подавить. Они прямо как стая воронов. Нет, стервятников. Они чувствуют, что в своих мыслях я слаб, и поджидают, когда я умру. Я щелкаю челюстями, хватая воздух, свои мысли, стервятников, пытаясь всех их отпугнуть. Но мои зубы щелкают пустоту, и дурные мысли опять мечутся совсем рядом.
«Убей всех».
«Убей ее».
«Уничтожь».
«Заставь страдать. Заставь страдать так же, как страдаешь ты сам. Выплесни свою ярость на нее. Твой мир уничтожен. Твоя жизнь уничтожена. Твой народ уничтожен. И это ее вина! Ее и ее народа!»
Снова и снова вороны и стервятники повторяют все это, подбираясь все ближе и ближе, до тех пор, пока свет, который излучает эта человеческая самка, снова почти полностью затемняется. Разинув пасть, я чувствую, как в легких поднимается пар.
Убивать очень просто. Именно этого от меня и требуют эти голоса.
Но вдруг эта самка начинает всхлипывать, а в глазах дрожат капельки воды. Она что-то говорит, и голос у нее тихий, нежный и испуганный. Словно плеск воды мне в лицо, сознание возвращается, а вороны слетаются у меня за спину, нашептывая свою дьявольшину мне в затылок. Я не слушаю. Я сосредоточен только на этом человеке.
Моем человеке.
Я тихонько урчу, наслаждаясь звуком ее голоса. Я хочу слушать его больше. Хочу больше ее. Больше всего остального.
Моя. Я хочу обнять ее своими когтями и притянуть к своей груди. Хочу защитить ее и прижать к себе. Хочу уткнуться носом в ее мягкую с виду гриву и вдохнуть ее аромат.
Однако запах страха, который от нее исходит, заставляет меня остановиться. Я не хочу, чтобы она боялась. Я хочу, чтобы воздух наполнял запах, свидетельствующий, что она готова к спариванию. Хочу, чтобы она рычала и накинулась на меня, бросив мне вызов, как это сделала бы самка-дракон. Если она бросила бы мне вызов, то я смог бы победить ее и овладеть ею, утвердив ее своей.
Принять ее как мою пару.
Эта мысль наполняет меня невероятным всплеском радости, и я понимаю, как давно я не чувствовал себя… счастливым.
«Убей ее, — шепчут мне в уши вороны. — Убей. Заставь страдать так же, как страдаешь ты сам».
Но… глядя на нее, мои страдания утихают. Глядя на нее, эти сводящие с ума голоса, эти постоянные птичьи крики, клюющие мое сознание, замолкают.
 
Она моя.
Еще она напугана, и я не знаю, как это исправить. Как мне доставить ей удовольствие и заставить ее перестать пахнуть страхом и начать пахнуть возбуждением? Самки драконов агрессивны. Они находят дракон-самца и приближаются к нему с обнаженными клыками и когтями. Наверное, ей нужно время, чтобы это сделать.
Я опускаюсь на корточки и жду, когда эта самка подаст мне знак. Блеснет когтем. Намеком, что она собралась перекинуться в свою боевую форму. Хоть что-то. Все, что угодно.
Так что я пристально смотрю и жду.
Время проходит. У маленькой самки из глаз продолжает капать вода, она захлебывается и задыхается. Судя по голосу, она страдает, и это меня беспокоит. Она что, больна? Ранена?
Я осматриваю ее повнимательнее, выискивая кровь или неправильно согнутые конечности. На одной стороне ее лица потемнение, и оно меня беспокоит, однако разобрать его трудно, потому что черты ее лица столь маленькие и изящные. Когда она сдвигается, еще сильнее прижимаясь к стене, то вижу, что одна конечность у нее крепко перевязана, и она ее поддерживает.
«Она ранена».
Это с ней сделал я? Меня наполняет ужас. Все это время мне не хотелось ничего, кроме пары, однако ранил самку, которую выбрал своей. Даже самец, бросивший вызов самке, не причинит ей вреда. Могут быть легкие укусы или давление на ее конечности, чтобы заставить ее сдаться, но только не раны. Нет смысла причинять вред той, кого ты выбрал для вынашивания твоих детенышей.
Словно уловив мои мысли, вороны снова слетаются, и их мысли без умолку щебечут мне в ухо. «Да она совсем слабачка, — восклицают они. — Убей ее и выбери другую. Похить из человеческого улья другую самку — сильную и смелую».
Поддавшись внушению, я делаю шаг вперед, опуская голову. Вороны верно говорят. Пара должна быть смелой телом и духом. А вот эта не такая. Не лучше ли будет избавить этот мир от такой слабачки и выбрать другую? Я наклоняюсь к ней, готовый сожрать, расчленить и уничтожить.
Самка, отпрянув, прижимается спиной к стене, отворачивает лицо в сторону и не двигается. Закрыв глаза, она не издает ни звука, ждет. Похоже, она все поняла.
Я колеблюсь. Ее аромат — такой женственный, нежный, ласковый — щекочет мне нос. Даже несмотря на то, что она слабая…, мне нравится ее запах. Я провожу носом по ее коже и нахожу ее мягкой и очень приятной. Меня пронизывает жгучее вожделение, и от удовольствия я издаю гортанный рык, и вороны снова разбегаются кто куда.
Неважно, что она слабая. Она моя.
«Моя моя моямоямоямоямоя».
Я провожу языком по ее коже, пробуя ее на вкус, однако мое обоняние переполняет едкий запах ее страха. Это меня расстраивает. Почему она так меня боится? Я беспомощно наблюдаю, как она изгибается телом, пытаясь уклониться от моих прикосновений, и когда она это делает, она опять поддерживает свой бок. Именно тогда меня окутывает запах крови.
Меня мгновенно сотрясает неприятное, ужасное предчувствие, и я отступаю назад.
Она боится, потому что пострадала от меня? «Неужели это я нанес ей эти раны?» Я пытаюсь вспомнить, как держал ее, перехватив самку в небе, не хрустнуло ли что-то, но вороны и стервятники заполняют мои мысли криками, смеются надо мной, издеваются надо мной.
Я ранил свою пару.
Я причинил ей боль.
Я чуть не убил ее. Она из-за меня истекает кровью. Она страдает от боли из-за меня. Сама мысль об этом наполняет меня ужасом. Даже сейчас вороны настоятельно внушают мне свои отвратительные соображения, веля мне причинить ей зло. Чтобы избавился от нее, прежде чем другие увидят, насколько моя пара слабая. Она настолько маленькая и хрупкая, что не подходит для такого сильного и могучего, как я.
Но… раз уж она такая маленькая, разве мне не понравилось бы ее защищать? Даже сейчас я мысленно чувствую острую потребность оградить ее от стервятников. Защитить ее от опасности. Рыча, я даю им отпор. Я не собираюсь больше слушать их ложь. Только не на сей раз. Я делаю еще один глубокий вдох ее запаха. От него веет ноткой страха, однако внутри этот запах настолько сладкий и чудесный, что заставляет отступить дурные мысли. Я еще раз делаю глубокий вдох, и вороны разбегаются.