Маленькие детективы большой Америки (Убийства, в которые я влюблен)

Не было причин волноваться. Измельченная ядовитая петрушка, Которую она добавила в чай шерифа, действует быстро и эффективно. Она столь же смертоносна, как и болиголов — напиток Сократа.
Она только сожалела, что эта смерть будет вне очереди. Но в конце концов, чрезвычайная ситуация вынуждает. Шерифу она, конечно, не сказала, что из-за него ей приходится пропустить одну заповедь. Насколько ей было известно, он ничего не крал. Но не вызывает сомнений, что он был готов нарушить девятую. Ибо то, что он собирался сделать, было не чем иным, как лжесвидетельством против нее. Это-то она сразу поняла.
  
Лоренс Блок
 
ЗАЛОЖНИК ВООБРАЖЕНИЯ
 
Уоррен Катлетон вышел из своей меблированной комнаты на Восемьдесят Третьей улице и направился в сторону Бродвея. Было ясное утро, светило неяркое солнце, и воздух был прохладным. На углу мистер Катлетон купил номер «Дейли Миррор» у слепого продавца, у которого каждое утро покупал газеты и который не по голосу и не по шагам, а каким-то своим способом всегда узнавал его. Потом он вошел в кафе, где обычно завтракал, и, зажав аккуратно сложенную газету под мышкой, взял сладкую булочку, чашку кофе и сел за свободный столик, чтобы прочитать «Дейли Миррор» от корки до корки.
Дойдя до третьей страницы, он перестал жевать и отодвинул чашку. Там была статья об убийстве женщины в Центральном парке прошедшей ночью. Ее звали Маргарет Уолдек, она работала медсестрой в больнице на Пятой Цветочной авеню. Ее смена кончалась в полночь, и, когда она возвращалась через парк домой, кто-то набросился на нее, повалил, надругался и нанес множество ножевых ранений в грудь и живот. Это было длинное и достаточно красочное повествование, дополненное жутковатой фотографией мертвой Маргарет Уолдек. Уоррен Катлетон прочел статью и взглянул на страшную фотографию.
И вспомнил.
Воспоминание захлестнуло его. Аллея парка. Ночной воздух. Длинный и холодный нож в руке. Рукоятка ножа, влажная от назойливого пота. Ожидание на холоде, в безлюдье парка. Звук шагов, ближе, ближе. Его рывок с тропинки в темноту кустов и появление женщины. И затем — остервенелая ярость его нападения и гримаса боли на лице женщины, ее вопли в ушах. И нож — вверх, вниз, вверх, вниз. Слабеющий и, наконец, оборвавшийся крик. Кровь.
У него закружилась голова. Он взглянул на свою руку, как будто ожидая увидеть в ней нож. Рука, однако, держала на треть съеденную сладкую булочку. Пальцы его разжались, булочка упала на стол. Ему казалось, что его вот-вот стошнит. Но этого не случилось.
— О боже, — тихо проговорил он. Никто его не слышал.
Он повторил это чуть громче и трясущимися руками зажег сигарету. Попытался задуть спичку, но это никак не удавалось, бросил спичку на пол и придавил ее ногой. И глубоко вздохнул. Он убил женщину. Совсем незнакомую, он никогда прежде даже не видел ее. В статье его называли извергом, бандитом, убийцей. Он совершил убийство, полиция непременно найдет его, вынудит признаться. Будет суд и приговор, потом просьба о помиловании, отказ, и тюремная камера, и долгий, долгий путь к электрическому стулу, и разряд, и потом, к счастью, больше ничего.
Он закрыл глаза. Руки сжались в кулаки. Он прижал их к вискам и несколько раз лихорадочно вздохнул. Почему он это сделал? Что с ним произошло? Почему, почему, почему он убил? Почему вообще убивают?
Он продолжал сидеть за столом, выкуривая одну сигарету за другой. Когда третья сгорела до конца, он встал и пошел к телефонной будке. Бросил десятицентовую монету, набрал номер и ждал, пока ответят.
— Это Катлетон, — сказал он. — Меня сегодня не будет. Неважно себя чувствую.
Трубку подняла одна из девушек в офисе. Она сказала, что очень сожалеет, но надеется, что Катлетон вскоре поправится. Он поблагодарил ее и повесил трубку.
Неважно себя чувствует! За двадцать три года, что он работает компании Барделла, он всего два раза пропускал работу по болезни, когда у него поднималась температура. Так что они должны верить ему. Он никогда не лгал и не увиливал от работы, его наниматели знали это. И все-таки ему было неприятно, что пришлось обмануть.
 
На обратном пути домой он купил «Дейли Ныоз», «Геральд Трибюн» и «Таймс». В «Ныоз» ему не пришлось долго искать статью, они тоже поместили ее на третьей странице и дали тот же текст и ту же фотографию. С «Таймс» и «Геральд Трибюн» было сложнее, обе газеты закопали статью об убийстве Уолдек глубоко во втором разделе, как будто это было какое-то незначительное событие. Он не мог этого понять.
Вечером он купил «Джорнал Американ», «Уорлд Телеграм» и «Пост». «Пост» поместил интервью с единокровной сестрой Маргарет Уолдек. Интервью было очень скорбное, Уоррен Катлетон плакал, когда читал его, проливая слезы в равной мере как по Маргарет Уолдек, так и по себе.
В семь часов он пришел к выводу, что обречен. Он убил и должен поплатиться за это жизнью.
В девять часов он решил, что может избежать наказания. Судя по статьям в газетах, у полиции не было никаких улик. Об отпечатках пальцев не упоминалось, к тому же он знал, что с него никогда не снимали и они нигде не зафиксированы. Стало быть, у полиции нет оснований связывать его с убийством. Если только его никто не видел, а он не припоминал, чтобы там могли свидетели.
В полночь он лег спать. Спал урывками, заново переживая все ужасы минувшей ночи — звук шагов, нападение, нож, кровь, свое бегство из парка. Последний раз он проснулся в семь часов, вырвавшись из ночного кошмара, весь в поту.
Если эти кошмарные сновидения будут преследовать его ночь за ночью, то жизнь теряет всякий смысл. Он не психопат, и понятия «хорошо» и «плохо» имеют для него принципиальное значение. Искупление в объятиях электрического стула казалось наименее ужасным из всех возможных наказаний. Теперь он уже не хотел скрываться. Он хотел освободиться.
Катлетон вышел на улицу и купил газету. Никаких новых сведений в ней не было. В «Миррор» он прочел интервью с маленькой племянницей Уолдек, и оно вызвало у него рыдания.
Никогда раньше ему не приходилось бывать в полицейском участке. Он располагался всего в нескольких кварталах от многоквартирного дома, в котором жил Катлетон, но ему пришлось заглянуть в телефонный справочник, чтобы узнать точный адрес.
Он вошел внутрь и в нерешительности остановился, отыскивая глазами кого-нибудь не слишком высокого по званию. Наконец обнаружил дежурного и обратился к нему, объяснив, что хочет видеть кого-нибудь по поводу убийства Уолдек.
— Уолдек? — переспросил дежурный.
— Женщина в парке.
— А-а. Информация?
— Да, — ответил мистер Катлетон.
Присев на деревянную скамью, он ждал, пока дежурный звонил наверх, чтобы выяснить, кто занимается делом Уолдек. Потом его попросили подняться к сержанту Рукеру. Катлетон послушно пошел наверх.
Рукер оказался молодым человеком с озабоченным лицом. Он сказал, что ведет дело Уолдек, но сначала посетителю придется сообщить свое имя, адрес и другие сведения о себе.
Катлетон сообщил все, что от него хотели, Рукер записал все сведения на желтом бланке и задумчиво поднял на него глаза.
— Ну хорошо, с формальностями покончено, — сказал он. — Что у вас есть для нас?
— Я сам, — ответил мистер Катлетон и, когда сержант Рукер удивленно нахмурился, объяснил: — Я сделал это. Убил ту женщину, Маргарет Уолдек. Это сделал я.
Сержант Рукер и еще один полицейский отвели его в отдельную комнату и задали много вопросов. Катлетон рассказал все в точности, как помнил, с начала и до конца, изо всех сил стараясь не терять самообладания в наиболее жутких местах. Дважды он все-таки не выдержал. Рыдания удалось сдержать, но ему закладывало грудь, в горле вставал комок, и некоторое время он не мог говорить. Они продолжали задавать вопросы.
— Где вы взяли нож?
— В магазине «Пять и десять»  [1].
— Где именно?
— На Колумбия Авеню.