Отступники (СИ)
Но пока он говорил, что-то наполняло его как бутылку, от самого донышка — вверх, пока это самое «что-то» не сказало «плюхк» у самого горла.
Премус надолго замолчал, а потом произнес, падая в руки переселивших страх рабочих:
— Сыр хочет погубить светозверя!
И зарыдал, не слушая утешений.
Автор Сару вздрогнул и выронил из рук державу и скипетр.
Квадратный нос дернулся вправо и вверх, под ноздрями скользнула кровь. Автор повел перед собой освободившимися руками, а потом прижал ладони к глазам и застонал.
— …и в этот недобрый час, час темных предсказаний и враждебного горизонта, нам как никогда ранее нужно сплотиться… — внятно говорил суфлер, прячась за сплошным ограждением балкона.
Сару, задержав дыхание от накатившей головной боли, кренился влево.
— И в этот недобрый час, — повторил суфлер, все еще глядя в свою бумажку. — Мой Автор, я неразборчиво говорю? И. В. Этот. Недобрый… — тут он наконец-то поднял глаза, и упал на задницу от испуга. — О, Первый, у него кровь! Тэны, у Автора Кровь!
Сзади послышалось шевеление. Справа от Сару встал человек и помахал рукой куда-то вперед.
— Вот змей, действительно кровь! Четвертый, убавь пока громкость. Пошлите за витамантами, немедленно! Мой Автор, вы слышите меня? — Сару отстранился от горячего шепота над ухом. — Вы можете продолжать? Сейчас нельзя останавливаться. Народ боится слухов. Ваша слабость вызовет еще большие волнения, прошу вас.
Не слишком понимая, чего от него хотят, Сару отнял ладони от глаз и навалился на кого-то стоящего позади. Перед ним таяли морозные узоры — образы знакомые и одновременно молчаливые, словно утренние сны по пробуждению. Оставался свет. И беспокойное ощущение позабытого решения. Сотен решений. Одинаково важных и судьбоносных.
— Медлить нельзя, — шептал суфлер, бледный как разбавленное молоко. — Нужно срочно что-то сказать, тогда еще можно будет обыграть все как торжественную паузу перед заключительным словом.
Кто-то слева сунул Автору державу и скипетр, а потом вытер кровь кружевным платочком.
— Мой Автор, — снова зашептал человек справа. — Вы можете собрать волю в кулак и сказать твердым голосом «все будет хорошо?».
— Ты спятил? — накинулись на него слева. — Какое еще к змею «все будет хорошо»? У нас тут триста тысяч перепуганных мещан, а не съезд плаксивых школьниц!
— А что тут скажешь за две секунды?! — оправдывался Правый. — Хорошо, если Автора на это хватит.
Сару тем временем уже начал различать цвета, в основном бесхитростно-серый оттенок толпы. Огромной толпы. Немыслимой толпы. На каждую плиточку Площади Автора перед Гротеском приходилось по два, а то и по три лица, — люди теснились на пределе. Они покрывали живой шкурой улицы, казалось, до самого горизонта. Улицы, крыши, даже стены, на которых были натянуты канаты и висели самодельные леса. Словно опята высыпали телегах, киосках и двухуровневых повозках. Целая туманность со звездами лиц. И взгляды неразличимых глаз направленны в одну точку.
Оглушенный, не помнящий ничего кроме последних пяти минут, Автор, тем не менее, почувствовал, что вся эта библейская толпа действительно ждет от него Слова. Ему немедленно, во что бы то ни стало нужно что-то сказать, ибо страх, идущий снизу, холодил пятки как лед со дна могилы. Но что сказать, Сару понятья не имел.
У него подкосились ноги.
— Ну, много вам еще надо?! — злобно спросил Правый, поддерживая за руку. — Может что-нибудь из Инкунабулы Зверя? Страниц двадцать из середины! Держитесь, мой Автор, умоляю.
— А что, я думаю «все будет хорошо», это неплохой вариант, — заметили сзади. — Очень интимно и доверительно. По-семейному.
— Да, — поддержали его. — Золотая середина между «нормально» и «отлично». И так ведь ясно, что уж «отлично»-то никак не получиться, а «нормально» — это не для великого Авторитета.
— А может сказать что-нибудь вроде «скрепите сердца свои и чужие, и найдите мужества в глазах тех, кто вам дорог»? — несмело предложил кто-то.
— Нет, ну уж это действительно чушь, — укорили новатора. — Скриптер, у тебя совсем не выходит импровизировать. И что это значит вообще, «найти мужества в глазах»? За такое даже поэтам морды бьют.
— Ради Первого, быстрее, — взмолился суфлер.
— Ну что, значит сошлись на «все будет хорошо»? — уточнил Правый.
— Идиоты проклятые, чтоб вас змеи жрали, — сказал Левый.
— Тогда все, — кивнул Правый. — Вы готовы мой Автор? «Все будет хорошо». Сможете?
Сару сообразил, что обращаются к нему и пискнул:
— Я… Да, наверное.
— Четвертый, на счет три включай громкость на максимум.
— Х-хорошо.
— Раз-два-трии-и-и-и-начали!
Сару оцепенел на несколько секунд, но потом олимпийским усилием выпрямился и прогрохотал на половину Гиганы:
— ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!!!
Испугавшись громкости своего заявления, он замолчал. Замолчала и толпа. В наступившей тишине было слышно, как лезвия срезают с поясов кожаные кошели. Где-то заплакал ребенок. Страх, поднимающийся снизу, сменился чем-то крайне напоминающим изумление.
— Не сработало, — схватился за голову суфлер. — Они не ликуют! Нужно что-то еще!
Сару посмотрел на него с сожалением. Не дожидаясь новых обсуждений, он добавил:
— И СПАСИБО, ЧТО ПРИШЛИ!!!
Перед ним упала плотная занавесь, и автора сразу уложили в роскошную золотую каталку, больше похожую на таран для легко окованных ворот. Над ним склонилась черная борода тэна Вульгрика.
— Все будет хорошо, мой Автор вот увидите, — проворковал он. — Отличная концовочка получилась.
— Первый, да заткнись ты уже, — рявкнул тэн Валенс, нависая с другой стороны острым подбородком. — Простите нас за эту чепуху, мой Автор. Четвертый, прикажи всем свободным маггам устроить снаружи представление. Чтобы побольше дохлых варваров и поменьше цензуры. И марш, марш, греметь должен!
Ему ответили кивком шляпы.
Вокруг автора метались важные люди, одолевая его однообразной заботой. Вместо запятых у них было пресмыкательство, вместо точек — поклоны. Автор глядел на них, чувствуя неловкость, и кивал, раздумывая, когда же кто-нибудь догадается забрать у него скипетр и державу. Наконец, к нему на коленях подполз хранитель в церемониальном тряпье и, чуть не зарыдав, забрал все атрибуты. От этого Сару смутился окончательно и закутался с головой в изнурительно великолепное покрывало.
Сару помчали в Акт Здоровья.
Там его поместили в личную палату, удручающе роскошно и сложно обставленную, с тем расчетом, чтоб в ней не стыдно было умереть. Квадратный нос Сару торчал из подушки лебяжьего пуха как монолит. Каждый порошок и микстуру ему подносила отдельная сестра милосердия, а еще четверо нежно втирали в тело целебные мази. Его обследовали Верховный витамант и двое из Мудрейших. Все они сошлись во мнении, что в организме Автора что-то изменилось, но в деталях оказались ограничены.
Сару мечтал, чтобы его просто оставили в покое, и сообщал об этом из недр подушки.
Скормив ему еще немного тертых редкостей и сушеных диковинок, витаманты прописали сон, покой и фруктовые соки. После этого они ушли из палаты вместе с девушками, хотя насчет девушек Сару сомневался до последнего.
Минуты через две после этого в Акт Здоровья доставили весь кабинет тэнов и половину значимых чиновников Гротеска. Всех их, немногим позже Автора, сломил тот же недуг при тех же симптомах: носовые кровотечения, обширная амнезия и склонность отвечать на вопросы таинственными междометиями. Тихий ужас посетил Гротеск, застывший в ожидании невиданной эпидемии Забыванки. Это же касалось и самого Четвертого.
Сару ничего этого не знал. Он крепко спал, а когда проснулся, отвратительное настроение сообщило ему о том, что память вернулась.
Наполняясь душевным равновесием, Сару перебирал свои воспоминания, силясь понять, не пропало ли чего, пока он употреблял измельченные надпочечники и пил настойки на мизинцах. Пробираясь в прошлое, Автор все больше погружался в тоску. По колено увязая в общих картинах и шарахаясь от подробностей, Сару не мог поверить своему сознанию. Двадцать нерестов однообразных решений. Необъяснимых и, по-своему, чудовищных.