Отступники (СИ)

Чем ближе мы подъезжали к Истоку, тем выше поднимался мой подбородок. Исток являлся эпичным сооружением, которое было не по силам ни одному божеству. Все божества довольно консервативны и безыдейны, и, скорее всего, просто навалили бы кучу камней в каком-нибудь неподходящем месте. Нет, Исток построили хрупкие руки смертных. Но когда это было? И что за умы управляли этими руками? Стотри утверждали, что появились в Истоке, как его дети и не имели к созданию этой громады никакого отношения.
Исток был близок Гротеску. Столь же неоспоримо величественный, непоколебимый, являющийся отсчетной точкой цивилизации и тем, на что всегда можно оглянуться и облегченно вздохнуть.
Над поверхностью стекломассы возвышалась верхняя половина медной пирамиды со сглаженными гранями. Ее основание, увязшее в тверди, было подводной частью асберга. Пирамиду покрывали угловатые геометрические узоры и бугры таинственных пристроек. Остро посверкивали тонкие шпили. На самой вершине громоздилась настоящая корона: плавные пересечения островерхих арок.
Нет, не боги создали все это. Совершенно необязательно надрываться создавая такие чудеса, просто для того, чтобы потом кто-то бросил к подножию всего этого великолепия жертвенного козла.
Вокруг Истока ветер полировал зеркально ровную площадь. Со стороны она напоминала каток.
— Здесь нам придется спешиться, — сказала Кира. — Моржи не должны находиться на площади. Это связано с чистотой и тем, что обычно производят моржи.
Животные виновато понурились.
— Эту площадь стотри сделали вручную. Скалками и катками.
— До Истока еще хвостов восемьсот, — прикинул Рем, сделав ладонь козырьком.
— Мы поедем на этом, — сказал Кира, указав на стойло со странными двухколесными механизмами. — Это называется быстроног.
Я осторожно сполз с моржа и почесал ему за правым усом. Животное заурчало и лизнуло меня в лицо. Потом приподняло ласт и ожидающе уставилось на меня.
— Он просит «дать ласт», — подсказала Кира. — Подставьте правую ладонь.
Шлеп!
— Какого змея?! — воскликнул я, потирая ладонь.
— У моржей «дать ласт» это универсальный жест, означающий одобрение, объяснила Кира.
— Это надо запомнить, — сказал Рем. Он спрыгнул со своего моржа. — А ну, дай ласт.
Шлеп!
— Надо было почесать его за усом, — подсказал я.
Рем спокойно тер ухо и глядел в небо.
Кира, тем временем, открыла стойло с механизмами и выкатила один наружу. По факту весь быстроног состоял из двух, идущих одно за другим, колес, рогатого руля и педалей, которые нужно было крутить. А еще было сиденье, на котором не уместился бы и кролик.
— Как на этом ездить? — спросил я. — Он же будет заваливаться на бок.
— Если ехать быстро и держать равновесие, то — ничего подобного, — Кира катнула быстроног ко мне.
Выяснилось, что для совершенных неумех все же предусматривались вспомогательные приставки. К заднему колесу можно было прикрутить два маленьких боковых колесика.
— Господину Тан’Тарену придется ехать стоя, — предупредила Кира.
Господин Тан’Тарен разглядывал механизм с видом человека, принявшего вызов. Когда ему предложили боковые колесики, он скорчил саму пренебрежительную рожу во всем мире и взобрался на быстроног. Толкаясь правой ногой, он набрал скорость и вскоре гонял по площади с гортанными криками, напоминающими восхищенное полоскание горла.
К нам навстречу, тем временем, выкатили четыре варвара в церемониальной броне.
Они вели за собой здоровенного моржа, на котором сидели четыре печальные варварки. Девушки, вздыхая, оглядывались на Исток.
— Капа Кира, — поклонились они, остановившись.
Выяснилось, что на этом морже в исток приехал парень с тройкой. Похоже, со здоровьем у него все было в порядке, во всяком случае получше, чем у сушеной воблы. Варварки выглядели крайне… утомленными. Вся эта история с почти магической цифрой, начала интересовать и меня, но тут я снова отвлекся на недавнюю паранойю.
У наблюдателя больше не оставалось укрытий. Только Исток лежал впереди, лениво отражая алые лучи заходящего светозверя.
 
Стража Истока пришлась кстати. Один взял к себе на заднюю раму быстронога Олечуча, закутанного в скатерть. Второй — забросил на плечо Проглота.
Ко мне сзади боком подсела Кира.
— Вы не возражаете? — вполголоса спросила она.
Перед моими глазами возникла Крикуша. «Только попробуй сказать нет, плешивая вешалка» — сказала она, не открывая клюва, и исчезла.
— Конечно. Нет. Конечно, нет. В смысле, я не возражаю.
Кира обняла меня за талию.
Я проглотил слюну и принялся проворачивать педали, вслед за стотри, тронувшимися обратно к Истоку. Вздыхающие варварки и четверо моржей остались позади.
Сначала это было довольно утомительно, но потом я примерился к ритму и начал следить за дыханием. Пощупал пульс — он подскочил почти до двадцати ударов в минуту. Я вдруг почувствовал себя живее. Кое-где, в жилах, по-моему, появилось немного движущейся крови.
Пока я размышлял, приживется ли это изобретение в Авторитете, мы подъехали вплотную к Истоку. Я всматривался в его шкуру, пытаясь увидеть если не пеликана, то хоть кого-нибудь с зоркими глазами, что следили за мной от самых ворот.
Никого. Только тени от шпилей и выступов.
Я потер глаза и посмотрел левее, где скелет какого-то поврежденного сооружения, кренился вниз, образуя наклонную жердь…
Мой наблюдатель сидел там. Глаз у него не было. У жнецов их нет. Он вяло шевелил щупальцами, время от времени вздымая вверх медленно опадающие крылья. Рыжеватая плоть почти полностью сливалась с поверхностью Истока.
Это был самый настоящий жнец. И он следил за мной так, словно светозверю уже давно не перепадали на ужин древние магги.
Светозверь злился.
Он злился так, как может злиться махина весом в тысячи тонн, понятия не имеющая о технике контроля над эмоциями. Махина, которая может вызывать мировые катаклизмы и знает, что это ей по силам.
Его тепловые железы вздулись и посинели, а пасть яростно глотала вакуум. Раскаленная добела шкура покрылась сыпью протуберанцев.
Он помнил…
Миллионы погибших. Вытоптаны поля. Сожжены леса. Боль… Боль в центре его драгоценного Одинокого мира. Бездумная трата провианта. Уничтожение вкуснейших всходов. А самое главное, унылый период восстановления после войны.
Войны Зверя.
Алиот чувствовал встревоженную пульсацию Духа планеты. Дух был старым и верным его помощником. Эта многомерная сущность что-то такое зажигала в животных мозгах, отчего они начинали размышлять. Закладывала в удлиняющихся извилинах заманчивые образы палки, которая с легкостью поможет дотянуться до банановой грозди. Или до соседского черепа.
В развитии жизни на плодородном мире наступал момент, когда эволюция проходила с искрящимся бенгальским огоньком рядом с бочкой пороха. Это был непростой период: обезьяна начинала с подозрительным интересом наблюдать за палками, выпятив нижнюю челюсть. Все больше времени она проводила в обществе обломившихся веток. Потом ее начинали видеть с палкой в руках. Она начинала забавно прыгать с ней под пальмой. Дальше хуже: бананы падали гроздьями, а сосед…
Все верно, сосед получал по черепу.
Собственно, в этом и была основная загвоздка. В обратном конце палки. На нем сосредотачивалась вся та чудовищная конкурентная борьба, перешедшая от клыков и когтей к иприту и танкам с низкими башнями. А также от чистосердечного убийства ради пропитания к бессмысленному геноциду, темным замыслам и несмешным анекдотам. Многие поколения светозверей на личном опыте убедились, что если позволить разуму добраться до пещеры, то он непременно там внутри кого-нибудь пристукнет. Это будет стартовый выстрел к началу долгой, возможно бесконечной эстафеты насилия, которая может привести к радиоактивным пустошам на завтрак, обед и ужин.
Этого можно было избежать. Дух был не слишком упорен в своих экспериментах. Если светозверь не хотел, чтобы его мир покрылся лишаями городов, он мог вовремя истребить все подходящие для разумности виды и наслаждаться сельскими пейзажами до самого угасания. Но это было невыразимо скучно. Ведь на другом конце палки поблескивали все те неопровержимо интересные штуковины, которые сопровождали развитие обезьян. Один мячногами чего стоил. Светозвери очень ценили подобные развлечения, наблюдая за жизнью людей с помощью жнецов.