Ирландец (СИ)

Лукас помог Дарине подняться. Но на этот раз она оставалась сидеть на кровати. Он протянул ей кружку.
— Тебе нужно это выпить, желательно полностью, — с некой нежностью и заботой произнес Лукас.
Женщина взяла кружку обеими руками. Ее руки тряслись то ли от бессилия, то ли от озноба, Лукас придерживал кружку, когда Дарина с нее пила. После Лукас все с той же заботой помог ей лечь обратно.
— Чтоб хоть немного сбить жар, ей нужно регулярно менять компресс. Мочи его почаще, чтоб лоб потихоньку остывал. А я пойду приготовлю ей курицу, — произнес я. Лукас все так же безмолвно кивал.
На кухне я нашел пустую кастрюлю, наполнил ее водой и поставил на плиту. Обшарив все полки, я нашел пару картошин. Разделав курицу, я забросил ее в кипящую воду вместе с картофелем.
По готовности получился довольно наваристый бульон. Помню, такой же, но без картошки, разумеется, приносила мне мама в больницу, когда мне вырезали аппендицит.
Я налил бульон в чашку, а куриную грудку нарвал ниточками, после чего принес его Дарине.
За все время моего пребывания здесь я не видел, чтоб кто-то ел или готовил курицу. Но даже такой деликатес для обитателей нашего жилища женщина съела без особого желания. Спустя некоторое время она заснула.
— Это хорошо, что она заснула, — сказал я. — Ей нужно набираться сил. Как проснется, необходимо будет дать еще порцию бульона с курицей.
— Спасибо тебе, — тихонько произнес Лукас.
Я кивнул и пошел к Нессе и Барри. Детей я отвел на кухню и тоже налил бульона с курицей, поскольку другой еды на сегодня попросту не было.
До конца недели мы с Лукасом сидели с Дариной по очереди. Я присматривал за ней днем, Лукас ночью. Поили ее горячим чаем, куриным бульоном. К концу недели Дарина пошла на поправку. Оказалось, что у нее воспаление, но в данной ситуации даже простуда может вызвать такое осложнение. И это было неудивительно, жить в сыром подвале и спать на топчанах под рваными тряпками — это еще полбеды, но ведь приходится питаться одной пустой похлебкой, тут даже очень крепкий организм даст сбой, да в придачу должных лекарств нет.
Подсчитав остатки своих накоплений, я с грустью выдохнул, поскольку осталось всего пятнадцать долларов. Но я не жалею потраченных денег. Поскольку, возможно, именно они спасли жизнь человеку. Разумеется, то, что она молодая и крепкая женщина, тоже дало не мало.
Дарина начала сама вставать с постели, и мы выводили ее на улицу, чтоб хоть немного дышала свежим воздухом.
Дети тоже были рады, что их нянька идет на поправку, и изредка заглядывали к ней в комнату — проведать.
Я же занялся экспериментами по производству самогона. В один из дней зашел в магазин и купил четыре фунта пшеницы, что составляло чуть меньше двух килограммов. Я помнил, как в моем детстве отец пробовал гнать самогон, после того как остался инвалидом, ведь по большому счету ему дома делать было нечего.
Отец замешивал все на большую тридцатилитровую бутыль, но у меня в нынешних реалиях такой посудины не было, да и боялся испортить ингредиенты — это раз, а к тому же не знал, как на это может отреагировать Лукас.
На кухне я взял никем не используемую кастрюльку литра на три и засыпал в нее около килограмма пшеницы, после чего залил ее водой. Вода возвышалась примерно на пару сантиметров выше уровня самой пшеницы, тщательно все перемешал. После чего нужно было ее оставить на несколько дней в темном прохладном месте, но этого в нашем убежище было хоть отбавляй.
Я оставил кастрюли рядом с мешком сахара. Спустя три дня к уже проросшим росткам я добавил полкилограмма сахара и вновь тщательно перемешал. Разумеется, все мои меры массы ингредиентов клались на глаз. После чего требовалось накрыть емкость марлей, но, к сожалению, у меня ее не было, однако я нашел в груде шмотья чью-то старую поношенную рубаху, по состоянию она была чуть лучше марли. Накрыв рубахой кастрюлю, я обмотал ее веревкой, чтоб не провисала, и поставил десять на дней у мешка с сахаром до образования закваски.
Запах начал понемногу разноситься по всему нашему жилищу. Поначалу никто этому не придавал значения, но еще через недельку, когда засыпал в кастрюлю еще полкилограмма сахара, запах брожения усилился.
 
Каждое утро, приходя с работы, я заглядывал в кастрюльку посмотреть на свое творение. Запах от него был мама не горюй, и пена поднялась до краев кастрюли. Макнув палец в кастрюлю и попробовав на вкус, я понял, что делаю что-то не так. Брожение идет, но толку нет. Что-то я упустил… И тут вспомнил, что отец надевал на бутыль резиновую перчатку, которая раздувалась, как арбуз. Он ее называл привет Горбачеву.
Я сходил в аптечную лавку и купил стеклянную бутыль на галлон, что составляло около четырех с половиной литров, а также презервативы…
Содержимое из кастрюли я перелил в бутыль, сверху на горлышко натянул презерватив. Тот оказался не таким, какие мы привыкли видеть, то есть был точно такой же, но вот плотность оказалась просто шедевральной. По толщине он был схож с резиновыми перчатками. Соорудив сию конструкцию, я поставил ее в угол.
В тот же день ко мне подошел Лукас.
— Джон, я тебе благодарен и в долгу перед тобой за то, что ты спас Дарину, да и, похоже, все свои сбережения потратил на нее. В общем… — Тут он сделал паузу. — Можешь больше не платить за проживание, это самое малое, что я могу для тебя сделать.
— Спасибо тебе огромное, но я же всё-таки живу здесь не один, а втроем, так что не могу принять твое предложение.
— Хм, — нахмурился Лукас. — Тогда скажи, чем это воняет из твоей комнаты?
— О, это я готовлю микстуру. Вдруг кто еще заболеет. Там, откуда я родом, мы все болезни ей лечим.
— Тогда, может, ты будешь проводить свои эксперименты в другом помещении? — прищурив глаза, произнес Лукас.
— Да я бы с удовольствием, но где?
— Идем со мной.
Мы вышли на улицу и обогнули здание, в подвале которого мы живем, после чего Лукас указал на заваленную мусором дверь.
— Там помещение небольшое, но думаю, тебе хватит. Только нужно будет там прибраться.
— Вот за это я тебе благодарен. — И я сразу же принялся разгребать завалы у двери, чтоб попасть в помещение.
Лукас, посмотрев на меня, улыбнулся, похоже, он понял, какую микстуру я собирался готовить. После чего вернулся к себе.
Спустя несколько часов непрерывной работы я все же смог расчистить завалы и попасть в помещение. Оно было небольшим, квадратов двадцать, скорей всего, это какой-то дополнительный вход в здание либо техническая комната.
Запах был тот еще, смесь сырости и тухлятины. Оставив дверь открытой, чтоб хоть немного выветрился аромат, да и полы подсохли, я вернулся к себе проверить брагу.
В бутыли брожение шло полным ходом, презерватив, натянутый на горлышко, начал раздуваться, еще неделя, и можно будет пробовать гнать самогон.
В предоставленном мне помещении сразу за углом входной двери из говна и палок я сделал небольшую печь типа буржуйки. Трубу от дымохода выпустил сразу же в дверь.
Поскольку самогонного аппарата у меня не было, да, собственно, и купить его сейчас не представлялось возможным, предстояло обходиться подручными средствами.
Подобрал большую кастрюлю по размерам, чтоб в нее как раз входила та, в которой я замачивал пшеницу. Из металлической проволоки, благо тут ее было вдоволь, смастерил подставку для маленькой кастрюли, чтоб она не касалась дна большой. Также на кухне у Дарины в закромах обнаружил широкую железную сковороду. Непонятно, зачем она ей была нужна, если, кроме похлёбки, ничего не готовили.
Я обстучал дно сковородки так, что она слегка напоминала форму конуса.
Задумка была такой, в большую кастрюлю заливается уже подготовленная пшеничная брага, на дно кастрюли ставится изготовленный из проволоки краб, а на него — пустая маленькая кастрюля.
Вся эта конструкция накрывается сковородой, в нее заливается вода. Сковорода служит вместо охладителя, а по ее конусовидной форме пары спирта должны скатываться и капать в пустую кастрюлю. Задумка была простой, но это в теории, как оно покажет себя на практике, было пока неизвестно.