Капитали$т: Часть 1. 1987 (СИ)

— Наша песня хороша, начинай сначала... — вздохнул я. — Тебе, Володя, не обо мне, а о себе думать нужно.
Он стоял. Смотрел на меня. Наверняка, он знал, что ищут и будут искать дальше. Наверняка он представлял, как за ним приходят. Но то, что произошло сейчас, он представить не мог. А потом я увидел, что растерянность в его глазах сменилась отчаянной решимостью, и понял, что сейчас произойдет.
Он оказался довольно быстрым, чем нимало удивил меня. Я даже не успел разглядеть, как он вытащил нож. Как будто, нож просто оказался в его руке.
— Ну, парень... — протянул он угрожающе. — Много знаешь, много... Сейчас мы с тобой...
Он рванулся ко мне, снова удивив меня быстротой, но реализовать свое явное преимущество в скорости он не смог. Из зарослей бурьяна высочили Валерка и его друг-боксер Серёга. Валерка махнул деревянной дубинкой, напоминающей бейсбольную биту, и вот, наш маньяк держится за ушибленную руку, а нож его валяется на земле.
Бледный от сдерживаемой злости Серёга пробивает ему прямой в челюсть, и он валится с жалобным стоном.
— Нокаут, — констатировал Валерик. — Ты его не зашиб, Серёга?
— Вроде нет, — Серёга с сомнением посмотрел на лежащее тело.
Маньяк Володя снова простонал что-то жалобно.
— Во, говорю ж, не зашиб! — обрадовался Серёга. — А вообще, у меня в башке не укладывается... Это он, что ли, неуловимый маньяк? Гроза всего города, вот это чмо?
— А ты Фредди Крюгера ожидал увидеть или Джейсона? — улыбнулся я. — Нет, дружище, в реальной жизни они вот такие...
— Так давай его прям здесь загасим, — предложил Серёга. — Чего я, зря лопату пер, что ли? Зароем за бурьянами, да и все. Ментов еще отвлекать по пустякам.
— Слышь, жертва аборта, — обратился я к лежащему Володе, который уже пришел в себя, но вида не подавал. — Есть предложение, прямо здесь тебя кончить. Как ты относишься к такой перспективе? Серёга вон и лопату принес.
Серёга действительно сбегал куда-то в кусты и принес штыковую лопату. Вот черт, я-то думал, что он просто жути нагонял.
Володя издал несколько протестующих звуков. Помирать вот прям щас на заброшенном пустыре он отчего-то не горел желанием.
— Не хочет, слышите? — сказал я. — Что же, вполне разумно. Тогда, Володя, у нас к тебе другое предложение. Вот тебе бумага и ручка и пиши о своих делах. Только обо всех, чтобы без обмана. Тогда еще поживешь какое-то время, пока суд да дело. А там уж, как государство решит. Подходит тебе?
Володя издал несколько звуков, которые свидетельствовали о том, что этот вариант его устраивает больше предыдущего.
— Ну, тогда поднимайся и пиши, — сказал я.
На этот раз он был полностью сломлен и деморализован.
С чистосердечным признанием мы мучались минут сорок, не меньше. Маньяк нам попался на удивление бестолковый, точные даты вспомнить затруднялся, даже количество эпизодов точно назвать не мог. То ли пять, то ли шесть. И вообще, спотыкался на каждом слове, жаловался на боль в руке и головокружение и всячески капризничал.
— Ну вот, а теперь — число и подпись, — скомандовал Серёга.
Маньяк Володя поставил число и подпись. По-моему, он был немного не в себе, произошедшее, похоже, повредило его и без того не слишком нормальное сознание.
— Ну всё, парни, — сказал я, — теперь вы его в ближайший опорный пункт сопроводите.
Я отправился в видеосалон, который уже стал нашей базой, а Валерик с Серёгой повели нашего Джека-Потрошителя сдавать с рук на руки правоохранительным органам.
В видеосалоне шла комедия с Джекки Чаном, за главного был Витя. Когда я пришел, он предложил выйти пообщаться, похоже, что у него накопилось множество вопросов. Меньше всего на свете после пережитого хотелось мне сейчас общаться, но деваться было некуда.
— Лёха, а ты можешь объяснить, что происходит? — спросил Витя.
Много всего происходит, ой много, столько, что и не разгребешь, хотел сказать я. Но не сказал.
— Сейчас пацаны приедут, все в подробностях объяснят, — сказал я. — Поймали одного типа. Я выследил, а они задержать помогли. Ментам уже сдали, наверное.
 
— А тебе это зачем? — спросил Витя.
— Что? — не понял я.
— Да вот это все. Выслеживать кого-то. Задерживать. Ты ж не мент, в конце концов. Не дружинник. Мы вообще по другую сторону баррикад, если ты забыл. Своих проблем, что ли, мало?
— Вить, — сказал я жалобно, — устал дико. Давай потом, а?
— Ну, давай потом, — сказал Витёк.
Он был насторожен. Происходило непонятное, а непонятного Витя терпеть не мог.
Где-то через полчаса подъехали пацаны — возбужденные и довольные.
— Ты бы видел дежурного мента, Лёха! — захлебываясь от радости рассказывал Валерик.
— Сказали все как договаривались? — спросил я.
— Чин чином! — подтвердил Серёга. — Сказали, что напал с ножом в парке, ну и получил слегка по балде. И что при себе у него бумага любопытная нашлась — чистосердечное признание.
— Мент, когда нож увидел, так и офигел от счастья, — смеялся Валерка. — А как до бумаги дело дошло, так я думал, что его от радости кондрашка стукнет! Только не покажется ли им подозрительным, что такой матерый маньячище с чистосердечным признанием в кармане разгуливает?
— Да похрен, что им там покажется, — сказал я. — Это уже не наши проблемы. Теперь они с него не слезут, пока не расколют полностью. Ваши личности устанавливали?
— Лично я представился Петром Сергеевичем Ивановым, — сказал Серёга с улыбкой. — Никто не звонил, не проверял. Там, когда они бумагу увидели, сбежались всем отделением, давай начальству звонить — не до нас стало! Ну, мы ноги в руки и слиняли под шумок.
— Думаю, они даже рады, что вы слиняли, — сказал я.
— Ну да, — подтвердил Серёга. — В этом деле дополнительные помощники им помеха. А так, напишут, что сами поймали опасного преступника. Это ж звездочки и повышения сразу! Фартануло ребятам сегодня.
— Да пофиг, — сказал Валерик, — пусть радуются, че там... Главное, что дело сделали.
— Это главное, — подтвердил я.
Нет, никакой удовлетворенности не было. Радости тоже не было. Была усталость — немыслимая, нечеловеческая. Хотелось отключиться. Хотелось не думать ни о чем вообще. Лечь на дно, как подводная лодка и не передавать позывных.
Этим же вечером ко мне в комнату зашел папенька в очень хорошем расположении духа.
— Вот, Алексей, — сказал он торжественно, — только с тобой поговорили об этом... психопате, что порезал твою... м-м-м... знакомую! И что ты думаешь? Сегодня задержали!
— Не может быть! — искренне изумился я, изо всех сил сдерживая подступающий истерический смех.
— Сто процентов! — объявил папенька. — Сидит, показания дает. Мне Николай только что позвонил. У них там уже банкет по этому поводу, но это ничего, пусть празднуют, заслужили!
— Большие молодцы! — подтвердил я.
— Умеют работать, когда захотят, — сказал папенька. — Тут и поощрить можно, я полагаю. И по нашей линии, и по их, милицейской! Поощрение, Алексей, большое дело! Если, конечно, заслуженно.
— Тут уж точно заслужили, — подтвердил я.
— Восемь эпизодов устанавливают... — папенька помрачнел. — Какая, все же, мразь с нами по одним улицам ходит!
— И что с ним будет теперь? — наивно спросил я.
— Ну, что... Если признают вменяемым, то высшая мера, конечно. Все по заслугам. А если невменяем — специальное лечебное учреждение. Я слышал, что там хуже тюрьмы и хуже, чем... Хуже, чем что угодно. А ты подруге своей можешь предать — пусть спокойно по улицам ходит. Моя милиция меня бережет!
— Передам, — пообещал я.
Обещания я не выполнил. Сразу после выписки перепуганные родители отправили Марину в Ленинград к родне. Там она и поступила в один из педагогических институтов. Мы больше никогда не виделись и не общались.
Никогда я не видел больше и Федю Комара. Он быстро вышел из больницы и буквально через пару дней был арестован за соучастие в какой-то краже. Лично мне подобная быстрота показалась подозрительной, мало верилось, что, не успев выписаться, Федя побежал обносить квартиры, скорее всего тут были какие-то интриги внутри преступного мира. Создалось впечатление, что Саша Щербатый сильно не хотел, чтобы Федя задержался на воле, слишком независимым был этот позитивный, всегда улыбающийся парень.