Капитали$т: Часть 1. 1987 (СИ)
— Так, — снова согласился я.
— И чтобы при этом спокойно работать, чтобы милиция и шпана к нам не лезла. Так?
— Витя, — сказал я тоном, выражающим бесконечное терпение, — ты если чего-то придумал, то поделись с нами. Не чужие люди, все же.
— Я чувствую, что решение есть, — сказал Витя. — И оно есть, его не может не быть. Вот только вопрос — сможем ли мы сами его найти? Без папы-мамы?
— Подожди, — сказал я. — Ты завязывай философствовать. То, что нам нужно — помещение, безопасность и возможность работать. Это все понятно. Делать-то чего?
— Административные вопросы, — сказал Витя задумчиво. — Это все решается на уровне исполкома. Одним звонком. Дело наше — оно же, по сути, пустяковое. Нужен выход на кого-то из исполкомовских.
Тут у меня в голове что-то щелкнуло.
— Стоп! — заорал я. — Есть! Есть выход!
Витек испытывающе посмотрел на меня и сказал:
— Рассказывай!
Торопясь и сбиваясь, я рассказал о своем соседе по больничной палате — Николае Петровиче, каком-то чине из облисполкома.
— И, говоришь, твой батя его не знает? — спросил Витёк, глаза которого загорелись.
— Знает, но шапочно. Они не общаются — сто процентов. Мы с Николаем Петровичем в одной палате... Отличный мужик! Вот только вопрос — как мне его найти? Я ж даже фамилии его не знаю, Николай Петрович и всё.
— Спросишь там, — сказал Витя. — Если он действительно в руководстве, то его по любому знать должны. Прямо на вахте спросишь — Николай Петрович в каком кабинете? Понял?
— Да понял, понял... А если его на месте не будет?
— Значит подождешь. Или узнаешь, когда должен быть.
— Теперь давай думать, что ему говорить, — сказал я. — Весь расклад, как есть? Хотим, Николай Петрович, поднять бабла и открыть видеозал...
— Да, все как есть. Нужно помещение и возможность работать.
— Да-а... — сказал я задумчиво. — Слышь, Виктор... Может ему долю предложить? Как ты считаешь? Или сразу сколько-то бабок занести?
Витя покачал головой.
— Бабок у нас сейчас нет, все выгребли. Осталась, может быть какая-то мелочь. А насчет доли... Не знаю. Смотри там по обстоятельствам. Лучше, конечно, без всяких долей. Но если увидишь, что не получается договориться — предлагай. Процентов десять. Один хрен — примерно его месячная зарплата. Вообще, не волнуйся, а то ты, я смотрю, на нервяке весь. Чего ты, Лёха? Нормально все будет! Порешаем! В табели о рангах твой батя выше этого Николая Петровича!
— У меня просто крыша едет от этого всего, — честно сказал я. — Завтра контрольная по химии. А потом такие переговоры...
— Переговоры не последние... — сказал Витя загадочно.
— Да ну нафиг! — Я не смог скрыть раздражения. — С кем еще?
— Со Щербатым, ясен пень, — ответил Витя. — Вот ему нужно будет реально долю предложить. И авансом выдать рублей двести. Его помощь по любому понадобится.
— Это да... — вздохнул я.
— А за химию не переживай, — сказал Витя ободряюще. — Я и твой и свой вариант решу, так что — не парься.
— А мне? — подал голос Валерик, который во время обсуждения молча хлебал чай.
— Чего тебе? — удивился Витя.
— Контрольную! Я ж в химии — ни в зуб ногой!
— А тебе пусть Юлька Голубева решает, — отрезал Витёк. — Все, пойдем, Лёха! А то родители хватятся.
А дома отчего-то накатила грусть и это дурацкое чувство — ощущение собственной своей неуместности в этом времени и этом месте. Ничего мне не хотелось. Хотелось обратно. В двадцать первый век, к смартфонам, яндекс-доставке и остальным плюшкам. Тридцать с лишним лет ждать... А впереди — безумная свистопляска, слом старого мира и совершенно непонятные перспективы. Я никак не мог отделаться от ощущения, что меня прет со страшной силой и скоростью громадная волна... прет, чтобы швырнуть куда-то. Ладно, решил я, отходя ко сну. Мы еще побарахтаемся.
В областной исполком я отправился сразу после школы. Отправился при полном параде — никаких джинсов и кроссовок — отутюженный костюм, свежая сорочка, галстук и комсомольский значок. А вместо сумки — черный пластиковый кейс. Так что, внешне я вполне мог сойти за какого-нибудь комсомольского чиновника средней руки.
Областной исполком слегка удивил меня полным отсутствием на входе милиции и рамок-металлоискателей. Оказывается, в смутные перестроечные времена чиновники совершенно не были озабочены вопросами собственной безопасности, им не чудился потенциальный террорист в каждом посетителе... вообще, кто бы мог подумать, что государственное учреждение может функционировать без бронированных дверей, решеток, вооруженной охраны и пропускного бюро. На вахте сидел почтенный дедушка, который мирно читал газету и совершенно не обращал внимания на снующих мимо граждан. Я уверенным шагом подошел к нему и поприветствовал со всем возможным тактом:
— Добрый день!
Почтенный дедушка оторвался от газеты не сразу, некоторое время он читал, слегка шевеля губами, но все же оторвался и вопросительно посмотрел на меня.
— Скажите пожалуйста, Николай Петрович в каком кабинете принимает?
Дедушка поправил очки и надолго задумался.
— Николай Петрович — это Соколов? — спросил у меня вахтер. И, не дождавшись моего ответа, сказал утвердительно: — Соколов. А если Соколов, то значит в двести четырнадцатом. Второй этаж, налево.
— Большое спасибо! — сказал я.
Дедушка поднял отложенную газету и навсегда забыл о моем существовании.
На втором этаже мне повезло. Зверь, что называется, бежал на ловца и с Николаем Петровичем я столкнулся в коридоре буквально нос к носу, когда он с папкой свекольного цвета выпорхнул из кабинета.
— Николай Петрович! — воскликнул я радостно.
Он посмотрел на меня с удивлением, попытался вспомнить, кто я такой, не вспомнил и спросил с некоторым неудовольствием:
— А вы из какого учреждения, молодой человек?
— Я не из какого учреждения, — объяснил я радостно. — Я Петров Алексей, помните? Мы с вами в одной палате, в больнице...
Николай Петрович улыбнулся и всплеснул руками.
— Ну как же! Алексей Владимирович! Каким ветром в наших краях? По комсомольской линии что-то?
— Нет, я не по комсомольской... Я к вам, по делу.
— Ко мне? — удивился Николай Петрович. — Ну, отлично. А знаешь что... Мне тут нужно на минутку... по делу. Ты заходи, Алексей, в мой кабинет. Посиди, пока я бегаю. А я постараюсь быстренько... Добро?
— Добро! — сказал я с огромным облегчением. У меня будто камень с души упал.
Кабинет Николая Петровича был казенным, неудобным и безликим. Ничего, что указывало бы на стремление к комфорту и роскоши. Даже наоборот — какая-то аскеза чувствовалась во всей обстановке. На рабочем столе нагромождение бумаг и телефон. Шкаф с кучей папок. Неудобные скрипучие стулья. О стремлении обитателя кабинета к комфорту свидетельствовал только видавший виды настольный вентилятор. Эпоха цыганского барокко еще не наступила. В казенных кабинетах сплошной минимализм.
Николай Петрович действительно не заставил себя долго ждать. Минут через двадцать он ураганом ворвался в кабинет, швырнул папку куда-то в сторону шкафа и бессильно упал на стул.
— Совсем замотался, — сказал он устало. — То одно, то другое... Но ты, Алексей, не обращай на меня внимания, рассказывай. Как здоровье?
— Все в порядке, — сказал я бодро. — Спасибо докторам.
— Это хорошо. Тогда рассказывай. Что там за дело у тебя?
И я начал рассказывать. Николай Петрович внимательно слушал, кивал и усмехался.
— Видеосалон, значит... — сказал он, когда я закончил. — Ну что же... у нас сейчас гласность. А значит — цензура идет к... А отцу говорил уже?
— Вы знаете, Николай Петрович... — начал я.
— Всё. Понял. Вопрос снимается. Действительно, зачем тревожить отца по пустякам? Только, видишь ли, Алексей. У меня тут, — Николай Петрович похлопал рукой по стопе бумаг, — краны. Подъемные. У меня тут экскаваторы. У меня тут плиты и кирпич — будь он трижды проклят! А у тебя — фильмы, да еще и заграничные. Это не мое ведомство, уж извини. Сам я помочь тебе ничем не смогу.