Охота на охотника

У меня базы знаний боевые, для меня километр – вполне рабочая дистанция из СВТ без оптики, с оптикой и тысячу двести беру, поэтому за час немцы потеряли порядка двух десятков убитыми и ранеными.
Немцы сыпали минами до исчерпания боезапаса миномёта. После этого я дал добро. Бойцы, выбираясь из укрытий, чинили окопы, трое копали в воронке могилу для погибших, тут и сержант с ротным, и двое погибших от мин. Третья могила уже. Документы их я собрал. Впрочем, это до самой темноты всё. Немцам не до нас, они дальше уходили. Заслон оставили, чтобы мы не ушли, нами тыловые дивизии займутся.
Если сами уйдём, немцы, думаю, тоже возражать не будут. Мы им особо и не мешали – так, мелкая заноза. Поэтому и просидели спокойно до вечера, разве что к полудню к нам, где перебежками, где по-пластунски, смогли прорваться семь бойцов со старшиной. Знакомая личность, Овечкин. Мы даже обнялись, давно не виделись. А наш ротный старшина пропал. Дёру дал.
Овечкину я отдал ту же должность – командиры взводов есть. На свое место зама поставил. У нас одиннадцать раненых, но четверо ходячие. Семеро выбыли. Велел Овечкину сделать средства для их переноски – носилки то бишь. Ещё отвлекли меня разок криком. Все бросились смотреть, что увидели наблюдатели. А там, по дороге, где мы два грузовика уничтожили (обломки уже не дымили), гнали толпу пленных. Из нашей дивизии, почти тысячу человек. Это произвело гнетущее впечатление.
Новичков мы покормили, я выдал галеты и консервы – немецкие, понятно. Воды им, а то на грани обезвоживания были. У нас в колодце боец сидел, там тент натянут. Отвечал за воду. Он и заполнял котелки или фляжки, и новичкам заполнил. Так что Овечкин вошёл в курс дела и взялся за работу. Я же дал бойцам отбой, сообщив, что всю ночь будем идти, нужно выспаться, что те и делали, кроме наблюдателей – у меня их четверо – и дежурного командира. Сам я тоже вскоре отбыл ко сну.
А немцы подготовились. Как стемнело, начали осветительные ракеты в небо пускать. Может, передовым войскам и не до нас было, но отпускать всё же не хотели. Думали, подойдут дивизии охраны тыла, они нами и займутся. Однако, несмотря на это, мы всё равно ушли.
Да всё просто: я, по-пластунски в основном, добрался до заслона в поле, облучил немцев станнером и дал сигнал нашим своим фонариком. Те, выбравшись из окопов, выстроились в колонну – там Овечкин командовал – и двинули следом. Я к тому моменту добил немцев, всего десяток – охраняли станковый пулемёт, пускали ракеты, – и собрал документы. Вот так и ушли. Сделали крюк, оставив город по левое плечо, и прошли через железнодорожное полотно. Дважды. Как отошли от города, я скомандовал:
– Колонна, стой! Командиров ко мне.
Бойцы передали скороговоркой, и вскоре ко мне подбежали двенадцать командиров, все младшие, трое взводных и отдельные. Старшина тоже тут.
– Значит так, Овечкин, ведёшь колонну до посадки. Прямо идти, как раз в неё упрётесь. Повернёте вправо и пройдёте вдоль неё два километра, там будет перекрёсток. Не выходите, на немцев наткнётесь. Там стоят в поле ночным лагерем. Дозор впереди сообщит, где перекрёсток, встаньте и ждите меня. В городе остался частично наш медсанбат, постараемся выручить наших. Также в городе приметил полевую кухню, она тебе знакома. Найди мне ездового, что с лошадью справится, он её и приведёт. Повара подбери. Я с освобождёнными вас нагоню. Это всё, можете идти.
– Снова Воронцова? А военфельдшер?
– Да, обе. И Лютова тоже там. И ещё два десятка девчат, мужчин держат отдельно. Это те, кто не сбежал.
– Ясно. А раненые?
– Не убили, что странно, выделили ночную смену, заботятся наши.
На этом мы разбежались. Боец держал меня за ремень, потому как ничего не видел, и семенил следом, а шёл я быстрым шагом. Так и добрались до окраин, проникнув внутрь. Кстати, у двух других заслонов забеспокоились, не отвечает один, ракеты не пускает, отправили проверить двух солдат. Ещё пока в пути.
То, что мне было нужно, находилось на окраине. А лошади паслись на поле. Поэтому я решил взять две повозки и кухню. Мы поймали пять лошадей, боец довольно ловко запряг попарно коней в две повозки и одного коня в кухню. Одну пару лошадей привязал к задку первой повозки, а коня с кухней к задку второй, и повёл такой вот обоз наружу.
 
Мне четырёх часовых пришлось снять, чтобы всё тихо прошло. Станнер рулит. Дальше ему приказал отъехать на полкилометра и ждать меня. Я его найду, вижу в темноте, так что боец покатил прочь от города, а я побежал к постройкам местной больницы, где и размещался медсанбат. Тут станнером снял часового у сарая, где девчат держали, и второго, у склада, где мужчин охраняли, тут и легкораненые из медсанбата. Освободил. Почти восемьдесят человек выходило. Причём ушли не все, волевым усилием командир медсанбата, а он был тут, военврач второго ранга, оставил минимум медиков с одним врачом, чтобы присматривали за оставшимися ранеными.
Ну, врача он не оставил, только пожилого фельдшера, надеясь, что на него рука у немцев не поднимется, да тот и сам добровольцем вызвался. Пять пожилых из санитарок взял, и всё. Немцам раненые не интересны, охрану поставили и забыли. Я потому часовых и не убил, вырубил, чтобы на раненых не отыгрались.
Тут так же построив людей колонной, повёл к повозкам. Раненых, кому тяжело идти, усадил на повозки, Воронцову к повару на облучок кухни, и дальше вёл людей, пока до роты не дошли. Вернее, до остатков нашего полка.
Овечкин принял кухню и повозки (теперь он за них отвечал), искал возниц среди бойцов, неходячих раненых – на носилки. Повар, к слову, был найден именно у медиков, он и занялся кухней, а я выделил припасов. Сделал вид, что запас был складирован тут, в небольшой посадке. Как раз на одну закладку блюд. Хорошо, что немецкий повар кухню помыл и залил в котлы свежую воду на утро. Вот повар и занялся делом, да на ходу. Тем более вышли мы не сразу, успел все нашинковать и начать готовить. А двое помощников бегали вокруг и хворост искали для топки.
Врачи осмотрели наших раненых и сообщили, что троим нужна операция. Да ещё срочная. Чем и занялись, фонарик и сумку с инструментами я выдал. Трофей. Заодно покормил освобождённых медиков и легкораненых, их в плену почти не кормили. Час простояли у посадки, пока медики не закончили, они одну повозку как операционный стол использовали. Перевязочные и другие медикаменты я тоже дал, справились.
Погрузили пулемёт Максима на одну повозку, сюда же трёх раненых и четырёх на вторую. Легкораненые шли, держась за повозки, врачи за ними присматривали. Обойдя отдыхающую немецкую часть, мы и двинули дальше.
Сбегал я к тем нашим грузовикам побитым, сжёг все дела. Своё нашёл. Полистал. Да в принципе, я и по допросам понял, что мне хотели повесить убийство. Без подробностей. А тот военюрист на принцип шёл. Ну не понравились мы друг другу, личная антипатия. Такое бывает. Я ещё и труп его слегка попинал, не отказал себе в удовольствии, и побежал к своим, а сзади стоял столб огня над горевшей машиной.
Чуть позже, убедившись, что в ближайшие семь километров препятствий нет, оставил своих и на самолёте слетал почти на пятьдесят километров. А что вы хотели, я помнил о тех мотоциклистах. Дрон наблюдал, знаю, где те на ночёвку встали, я его вернул, только когда стемнело.
Вот так слетал и, облучив всех немцев станнером, нарисовал пентаграмму и вызвал демона-воришку. Мотоциклисты отдыхали вместе со своими, тут целый моторизованный батальон лагерем в селе встал.
Да, старшим в колонне стал легкораненый лейтенант Зубрилов, ротный до ранения. В другом полку. Командиру медсанбата и не подумал это дело поручать, хотя тот и желал показать власть. Так и сказал ему: попаду на койку раненым – я в его власти, пусть командует, а тут не его поле деятельности. Есть раненые, пусть ими и занимается. Тот подумал и возражать не стал. К слову, уводил я колонну на Москву, в ту сторону, участвовать в Смоленском сражении как-то не хочется.