Птичка (СИ)

Весь оставшийся вечер Миша был серьёзнее некуда, и Таню это даже напугало. Парень после их разговора будто постарел, мрачная складка залегла у губ, глаза не улыбались.
Бабушка просыпалась и пила воду, больше ничего не беря в рот. Таня приходила к ней вместе с Мишей — для поддержки. Но старая женщина видела его мельком, взгляд был пустой, она не узнавала даже собственную внучку.
Уже глубокой ночью, когда Таня клевала носом за столом, Миша сказал: — Пойдём спать, Тань, ты устала.
— Да, — выдохнула девушка. — Я сейчас.
Она исчезла в ванной, а Миша остался на кухне перед телевизором, вытянув длинные ноги на середину кухни. Вполуха слушая репортаж по MTV о звёздах Америки, он вдруг разобрал какие-то отдельные слова из комнаты. Швырнув и рассыпав карты на столе, Миша быстро пошёл к старушке, которая теперь лежала с широко открытыми глазами и вполне осознанно вытаращилась на него.
— Ты… ты… чёрт? — спросила она.
Миша чуть успокоился, он думал, ей и правда что-нибудь нужно, а она просто из ума выживает.
— Нет, я друг Тани.
— Тани?
— Да.
— А так похож на чёрта.
Миша пожал плечами, засунув руки в карманы джинсов.
— Вам, может, что-нибудь принести? — вежливо спросил он.
Вода в ванной по-прежнему шумела — Таня видимо купалась.
— У тебя с ней ничего хорошего не будет, — вдруг произнесла женщина, блестя выцветшими глазами. — Ты её погубишь только.
— Вы опять про чёрта? — немного разозлился Миша. — Тогда лучше отдыхайте.
— Подожди! Ты знаешь о своей смерти? У тебя будет ужасная смерть! В огне! И никакого спасения. Как у меня — сейчас всё сгорает внутри заживо!
Она стала задыхаться, срывая с груди тонкую ночную, пытаясь освободиться от ткани.
Миша испугался, но не подал вида. Он наклонился, придерживая худые маленькие руки и тихо произнёс: — У всех будет смерть, только не сейчас.
Бабушка Тани затихла, впилась взглядом ему в глаза и тихим, ужасным хриплым шёпотом спросила: — Ты — ангел?
Миша покачал головой.
— У меня мама — очень верующая, и я тоже. Так что о смерти я многое слышал.
— И что ты слышал? Я её сейчас испытываю, мальчик.
— Это не смерть — боль. После неё приходит покой.
— Ты так говоришь… так говоришь… я хочу тебя слушать. Говори ещё!
Она устало закрыла глаза, снова жуткий, сплошной пеленой сон, затягивал её куда-то вглубь, под себя. И только голос этого мальчика с дьявольски красивым лицом успокаивал и давал надежду.
— Поспите, всё в порядке, боли нет больше, надо отдохнуть.
В комнату влетела Таня с перекошенным лицом, и увидела Мишу, сидящего на корточках возле постели её бабушки, он держал в ладонях тонкие сухие руки и что-то успокаивающе, тихо говорил. А женщина расслаблялась от его слов, и, наконец, тяжело вздохнув, уснула.
— Что тут случилось? — бешено-быстро спросила она.
Миша поднялся, вывел уверенно из комнаты Таню и сказал: — Ничего, я немного с ней поговорил, она не в себе. Сначала приняла меня за чёрта, потом за ангела.
Таню трясло по настоящему, видно было, что она не успела толком вытереться полотенцем, а услышав тихий разговор, накинула халатик на голое тело и выскочила из ванны. Влажные волосы она обернула полотенцем, оно съехало, и теперь болталось где-то внизу.
Он усадил её на стул, отчаянно пытаясь не замечать босые ступни девушки, все сплошь покрытые капельками воды. И на шее, на груди тоже собралась влага после душа.
— Всё нормально, Тань, остынь.
Он прошёлся по кухне туда-сюда, зверино ощущая её волнующий, пряный запах рядом.
Таня стала расправлять диван, всё ещё суетливо двигаясь от страха и волнения, она готовилась к худшему каждую минуту, и это истрепало девушке все нервы.
Лёжа в темноте, как и в прошлый раз, Миша пытался уговорить себя ничем не выдавать своё раскалённое, просто адское возбуждение. Но она лежала рядом, тихонько дыша, не спала, и во мраке вздыхала.
— Тань, ты не спишь? — спросил он грудным, каким-то загробным голосом.
— Нет, — выдавила она.
— Можно мне спросить тебя?
— Спрашивай.
— Почему вы с Тимом так долго не решались заняться сексом?
 
— Как-то не было… мы решили подождать с этим, потому что молоды.
Он неосознанно придвинулся ближе, пока не прикасаясь к девушке, но жаждав этого больше жизни. Она в темноте почувствовала это, но и не шелохнулась.
— Почему? — не унимался Миша.
— Можно ведь забеременеть…
— Есть презервативы.
— Да, и они рвутся.
— Не так часто, как ты думаешь.
— Я боялась.
— А потом?
— А потом ты меня поцеловал, — вдруг сдавленно, мучительно произнесла девушка в темноте, будто на исповеди. — Я не знаю, что со мной произошло. Я решила, что — пора.
Одна ладонь Миши скользнула ей на талию, обхватила и прижала к себе.
— Миша, — горячо зашептала она. — Ты же знаешь, это не правильно, он твой брат! Что о нас скажут?
— Мне всё равно, — откровенно сказал он и стал целовать волосы девушки, насквозь пропитавшиеся её запахом.
— Но я не знаю… Я всё ещё люблю его, а ты… ты как запретный и сладкий сон. Что со мной происходит? Господи, помоги мне!
Быстро переместившись наверх, он оказался как раз между раздвинутых ног Тани. Она снова задрожала, сдавливая внутри неосознанный стон.
— Не думай ни о чём, ты хочешь быть со мной, это так… сильно…, - горячо дышал Миша на виски Тане.
Он целовал её, выбросил уродливый халат, стянул трусики и разделся сам. В кухне стало душно, жарко. Его движения были уверены, медлительны, заставляя девушку часто-часто дышать и нетерпеливо приподниматься на диване.
Они как будто сплелись в один тугой узел, скользя нежными ласками по телам друг друга. Он наслаждался, чувствуя в её теле уже знакомую дрожь, только сейчас она стала намного сильнее, скручиваясь в бёдрах замысловатым узлом.
Намного позже было и давление, и движение, и яростные всхлипы, потому что девушка всё ещё испытывала боль от его присутствия внутри.
Но Миша постарался её расслабить, подвести к светлому и бессознательному пламени, не обжегшись, чтобы наслаждение заслонило собой всё внутри узенького и горячего тела.
После мощного, глубокого опустошения ему захотелось курить, но Миша сдерживался, зная, что сейчас для неё важно, чтобы он побыл рядом. Таня лежала на его груди, прижавшись к боку молодого мужчины.
— Господи, Миша, ну что мы делаем? Что твои родители обо мне подумают?
Он успокаивающе гладил волосы девушки и улыбался в темноте.
— Они поймут. Ты же знаешь, мой отец вообще мировой в этом отношении, лишь бы нам хорошо было. А мать… ну, она удивится, но примет.
Таня погладила его несколько волосков, выросших на груди. Он знал, что со временем здесь появится довольно большой островок черноты, как у отца.
— Ты меня не осуждаешь? — спросила она. — Сначала я с одним, потом — с другим, нестабильная личность.
— Нет, ты с самого начала хотела меня, — спокойно, самодовольно ответил он. — Немножко запуталась, но теперь мы всё поставили на свои места.
— Я жалею, что тогда… что с Тимом у нас было в первый раз. Ведь он не хотел этого, я настояла. А теперь жалею.
— Танюш, забудь, сегодня ты была самой настоящей девственницей, потому что со мной тебе было хорошо.
— Откуда ты знаешь, что с Тимом — нет?
Миша усмехнулся в темноте и тяжело вздохнул.
— Догадался. Тебе может быть так только со мной.
Девушка ахнула в темноте, но вместо возмущения стала его целовать. И Миша передумал курить, сегодня ночью было не до этого.
Птичка сидела с семьёй за круглым столом, одним из многих, накрытых изысканными холодными закусками, тонким голубоватым фарфором и вышитыми салфетками со сверкавшим серебром на них. Роскошь стоила дорого, но ради свадьбы Мистик выложился на все сто.
Среди присутствующих гостей очень много было и из мотоклуба. Сегодня они приехали на дорогих машинах и в костюмах для особо торжественного случая. Байкерской свадьбы не намечалось, о чём неоднократно в течение вечера Мистику говорилось, но он пропускал мимо ушей.