Птичка (СИ)

— Не знаю, твой папа мне жёстким никогда не казался, — покачала головой девушка. — На людях — очень милый и обаятельный. И любит твою маму.
— Да, они такие. Но я-то лучше знаю.
— Мои в последнее время ругаются каждый день, и выходят такие скандалы… Иногда я ухожу из квартиры, хожу где-нибудь, чтобы только не слышать этого. Мне кажется, они разведутся. Хотя прожили столько лет вместе.
— Мои тоже чуть не разбежались, нам с Тимкой было тогда лет по восемь-девять, а Птичке семнадцать. Так отец каждый день мать до слёз доводил. Потом Птичка замуж собралась, а её жених погиб — ехал ночью и влип в КАМАЗ. Это родителей как-то сблизило, перестали ругаться.
— Жених Птички погиб? — медленно проговорила Таня, впитывая взглядом его выражение лица.
— Да. Она до сих пор ездит каждую весну к нему на могилу. Кстати, сегодня должна уже вернуться вечером.
— Она так и не вышла больше замуж, не было больше потом у неё никого? — чувствительную девушку очень затронула история его сестры.
— Нет. Наверное, боится, — серьёзно ответил Миша. — У неё был очень большой нервный срыв после его гибели. Лечилась даже, пила антидепрессанты.
— Да, после такого… тут ничего нет удивительного. Я тоже иногда думаю, может, мне надо сходить к психиатру?
Миша, не привыкший шутить такими словами, внимательно посмотрел на девушку.
— Почему? — еле слышно спросил он.
— Я… не в ладах с собой. И вот то, что я испугалась бабушки — тоже ненормально. Это же родной человек, а я передать не могу, как мне жутко от одной мысли, что я останусь одна с ней.
Миша придвинулся чуть ближе к девушке через стол: — А почему — не в ладах с собой?
Она колебалась, было видно, что она жалеет, что призналась в этом.
— Я, бывает, с утра хочу одного, а к вечеру — противоположного. То я верю в одно, то в другое. Это же… так не может быть. Тим, может быть, почувствовал что-то, и поэтому предложил тайм-аут. Он что-нибудь говорил тебе? — вскинулась она.
— Говорил, — мрачно ответил Миша. — Что сам в себе не может разобраться.
Таня кивнула, отведя взгляд, полный обиды на Тима. Девушка чего-то не договаривала, но здесь и так было понятно — она любит его.
А Миша, глядя на её лицо, со странной обречённостью подумал, что он сам влюбился в неё.
Голубые глаза поднялись и заглянули немного испуганно в душу.
— И ты… я не знаю, что испытываю к тебе.
— Я знаю, — ответил он, не отрывая своих чёрных глаз от Тани.
Девушка смутилась и не спросила, что он имеет в виду: — Я запуталась настолько, что и мне бы не помешали антидепрессанты.
У Миши были свои мысли на этот счёт, но он не хотел ими пугать её. Повернув голову к экрану небольшого телевизора, он попытался отвлечься на программу «Новости», которая там шла.
— Пойду, посмотрю, как там бабушка, — рассеянно сказала она и поднялась.
— Я с тобой, — встал он, не обращая внимания на её возражения.
Слабый свет настольной лампы, повёрнутой на стену, создавал почти правильный круг, и поэтому то, что делалось в комнате, отлично было видно. Вечер опустился за окном, а здесь уже давно хозяйничала ночь.
На довольно высокой кровати слева лежала высохшая, маленькая женщина, и почти не подавала признаков жизни, еле заметно дыша.
Тишина, усиливающаяся отдалённым бормотанием телевизора, давила на уши. Рядом на низком журнальном столике стояло штук двадцать пластиковых баночек высоких и не очень, и кружка воды.
Таня взяла за руку Мишу и сильно сжала, прошептав: — Её выписали из больницы Сальска.
Он кивнул, и потянул девушку из комнаты.
— Пойдём, Танюш, она спит.
— Это наркотики. С ними она не чувствует боли, — отчаянно прошептала девушка.
Миша нахмурился, было видно, что она сильно переживает и нагнетает обстановку больше внутри себя самой.
— Папа сказал, что ночевать дома не будет, потому что тут негде, ушёл к своему двоюродному брату. Приходит только вещи взять. Мама злится на него из-за этого. Это ведь её мать.
— А ты с ней в хороших отношениях была? — спросил он.
Девушка втиснулась в пространство между придвинутым к столу стулом и ссутулилась: — Даже не знаю, мы с бабушкой никогда особенно близко не общались. В гости она нас к себе особенно не звала, а если и приезжали, то явно не была от этого в восторге. Все девчонки со двора всегда уезжали в деревни к бабушкам летом, а я его проводила дома, иногда в летнем лагере. Хотя она жила в деревне Ясенево под Сальском. Моя мама не единственная дочь у бабушки, но и другие внуки — точно так же. Просто бабушка, наверное, полностью равнодушна к детям, каким-то семейным узам.
 
— Моя бабушка — наоборот, — усмехнулся Миша, — тянет к себе в гости, они за городом живут. Птичка там по детству пропадала, мы с Тимом меньше, тут же свои друзья, и не хотели в глухие дачи ехать. Да и сама знаешь — мы с родителями всё лето в путешествиях, они нас с собой во все поездки и на шоу брали. Я всю страну знаю и своими глазами видел.
— Я тебе завидую, я мало где была.
— А хотела бы? — задумчиво спросил Миша, накладывая себе и ей ещё мороженого.
— Очень. Но знаю, что это пока невозможно. Я поступаю, а если вдруг не поступлю, буду готовиться на следующий год поступать, — она это произнесла настолько обречённо, что он замер, не донеся ложку до рта.
— Ты поступишь, ты же хорошо учишься…
Она покачала головой: — Там очень высокий проходной балл, Тима, наверное, говорил тебе.
— Поступай в другой ВУЗ, почему именно этот МГИМО? Престиж?
— Да. Я очень хочу вырваться из такой жизни, которую ведут мои родители. Знаю, что счастье — не в деньгах, но вижу, куда нищета загоняет любовь. Они оба работают на двух работах, ещё и подработки есть, и всё ещё мечтают купить квартиру больше, а в глубине души рады тому, что у них есть и это жильё, — она вздохнула, — знаешь же, сколько стоят квартиры в Москве.
Миша слушал её, забыв о мороженом, и ему становилось совсем не весело. Девушке как будто было не семнадцать, а все сорок семь. Она очень хорошо знала и понимала жизнь, оценивая её вполне трезво и холодно.
Миша сглотнул, сразу подумав о себе, ведь он по принудиловке учился в техническом ВУЗе, и совершенно не задумывался о будущем, живя одним единственным вечером, даже не днём.
— А если будет образование, то будет и работа. Может всё измениться для меня, — продолжала она между тем. — Вот видишь, какая я скучная. А ты и не знал.
Девушка чуть-чуть улыбнулась, видя мрачное выражение на лице Миши.
— Я думал о том, что меня родители еле заставили поступить в Бауманский универ.
— У тебя есть мотоклуб отца, где ты надеешься найти себя, как он. А кастомайзинг тебя не привлекает?
— Не знаю, ещё не пробовал толком, — пожал плечами Миша. — Разбираюсь в железе, но чтобы вот так тянуло — не знаю. Птичка фанатка, я пока нет. Может, придёт.
— Это очень интересное, мне кажется, занятие — создавать мотоциклы. Это настоящее творчество.
— Ага, творчество, пот и кровь. Знаешь, как они бьются над каждым байком? Я видел, какие получаются красавцы. Да отец на таком одном ездит.
— Да, ты прав, но это того стоит, — задумчиво сказала она и выключила телевизор. — Боюсь, что я её не услышу, если вдруг позовёт, — объяснила она.
И они замолчали на очень долгое время.
Таня думала о том, что сегодня она окончательно разочарует в себе Мишу, и парень больше не подойдёт к ней ближе, чем на расстояние, называемое пионерским. Она для него слишком серьёзна, слишком надуманна и сложна. Ему ведь хотелось не этого, иначе говоря, он её совсем не знал.
Девушка удивилась бы, если узнала, что совсем не права. Миша наоборот почувствовал внутри такую непривычную нежность к девушке, что окончательно растерялся. За этот час разговора он узнал её больше, чем за весь прошлый год, и это ударило в голову, как старое вино. Она превратилась в ранимую, живую Таню с планами на жизнь и чувствами, а не бездушную оболочку, с которой просто хочется заняться сексом.