Птичка (СИ)

Птичка знала, что одноклассники её называли за спиной психопаткой, потому она и не доучилась в школе на обычной форме обучения, и выпускного у неё не было. Она не обижалась — это было правдой.
Прошло девять с половиной лет после того осеннего вечера, когда её жизнь навсегда повернулась вспять, будто стремясь к тому единственному лету безумств, ошибок и любви. А с головой у неё действительно были проблемы. Поэтому она, признавая это, хотела съехать, чтобы никому не мешать и не вызывать чувство беспокойства за неё.
У братьев началась бурная личная жизнь, Миша встречался со многими девушками, но ни одну не приводил пока домой. Тимофей наоборот, Таня была первой пока в его списке, и её он уже стал приглашать на все семейные праздники и даже просто ужины.
Птичка была по-доброму рада за братьев, но не хотелось видеть сочувствующие взгляды и самой наблюдать за тем, как переживают за неё родители. А не нужно было этого, у неё всё вполне нормально, хуже уже просто не могло быть, и эти мысли даже успокаивали. Она жила, как хотела и никому не была ничего должна. Когда хотела, веселилась, путешествовала с отцом, со всей семьёй, даже одна.
Отец бы такую жизнь назвал свободной. Он больше всех её понимал и никогда не задавал вопросов типа — а не понравился ли тебе кто-нибудь на празднике? Это могла спросить мама или братья, постоянно ожидая, что её взгляд остановится на ком-нибудь всерьёз.
Вытянувшись на диване, молодая женщина включила телевизор и стала щёлкать по многочисленным каналам. Найдя канал «Драйв», она стала смотреть репортаж о шоссейно-кольцевых гонках на автодроме «Мячково». Молодые мужчины на спортивных мотоциклах привели к только одному сравнению — с Хортом.
О нём она слышала, что живёт за границей, где-то в Европе, и прекрасно себя осознаёт. Сейчас, много лет спустя, она до сих пор не простила его поступок тем летом. Он был самым настоящим подонком. Очень красивым, в которого она влюбилась без памяти и ради которого тогда могла сделать всё, что угодно, не только татуировку на полспины. Возникало и сейчас желание влепить ему хорошенькую пощёчину. Звонкую, с отдачей.
Слишком сложными были чувства к нему до сих пор, чтобы поддаваться какому бы то ни было описанию. Но они спали, а если вдруг ей кто-то напоминал его, она изо всех сил сторонилась этого человека. Был один парень у сочинских «волков» — Йорк, с такими же глубокими зелёными глазами. Года четыре назад она закрутила с ним роман, а потом сказала себе — стоп, и просто уехала, ничего не сказав. Когда приезжала в то отделение, делала вид, будто они просто знакомые.
Хорт был раной с осадком из обиды и горечи. Ферзь был всем тем, чего у неё в жизни не получилось. Она даже спустя столько лет не могла забыть его до конца, как забывают со временем умерших родственников, ведь жизнь продолжается. Но её жизнь как будто остановилась. Вернее, внутри остановилась. Это было невозможно, почти десять лет — очень долгий срок, но Ферзь был её любимым, убила его она сама, поэтому трезво и спокойно осознавала, что безумна и надорвана на всю оставшуюся жизнь.
Когда становилось совсем невмоготу физически и мучили долгие яркие сны о том самом лете, где они с Ферзем только и делали, что занимались любовью и разговаривали, Птичка на короткое время искала себе мужчину. Как правило, из «Железных волков» или других мотоклубов. Это было легко сделать, достаточно только приехать на очередную вечеринку в «Байк-центр».
Каждой весной ей становилось настолько плохо, что хотелось уехать куда-нибудь подальше от родных, так настороженно они смотрели на неё. Предчувствие лета подавляло, воспоминания и мысли, которые спали зимой, вдруг просыпались и мучили её по ночам. Птичка об этом никому не говорила, чтобы снова не попадать в психиатрическую лечебницу, много курила и работала, отвлекая себя всеми способами.
В гостиную вдруг зашла мама, отрывая молодую женщину от невесёлых дум: — Маша, я хотела с тобой поговорить об одном важном вопросе, но думала, ты на работе, занята… Да и решила от нас съехать, когда я тебя увижу?
 
— Мам, ну перестань, я всё ещё здесь, и перееду не на другую планету и даже не в другой район. Хочу рядом с вами снять, чтобы если что — заглядывать.
Зоя села на краешек кресла, одного из красивой и удобной пары.
— Меня беспокоит Миша, — она замолкла, думая, как бы лучше сформулировать то, что собиралась сказать. — По-моему, он неравнодушен к Тане — девушке Тима.
Птичка даже слегка открыла рот в удивлении, приподнявшись с маленьких подушек дивана.
— Да. И я беспокоюсь, как бы между братьями не возникло войны. Ты же знаешь Мишу.
Молодая женщина потёрла глаза и нахмурилась: — С чего ты взяла, мам? Я ничего такого не замечала.
— Я… я один раз случайно видела, как Миша пытался поцеловать Танюшу, когда она приходила к Тиму. Тим был в ванной, вышел из комнаты, а они остались вдвоём. Девушка испугалась, раскраснелась, оттолкнула Мишу. Зачем он это делает?
Птичка села на диване, обхватив голые ноги, короткий халат открывал их максимально. Лицо её было недовольно, захотелось курить.
— С того момента она не заходит к нам в квартиру. Это было несколько дней назад.
— Ничего не говори Тиму, только хуже сделаешь.
— Нет, я поэтому и хотела посоветоваться с тобой. Может быть, поговоришь с Мишей? Меня он слушать не станет, а отцу я боюсь говорить, тот так доволен им после того, как Мишу приняли в мотоклуб. Мотоцикл купил…, - Зоя вздохнула. — И тут такое.
— Она ему нравится, наверное, — предположила Птичка. — Что — других девушек нет?
— Я думаю, он просто так не стал бы… Или я его не знаю, Маша? — с болью в голосе произнесла Зоя. — Не уверена.
— Я поговорю, — кивнула молодая женщина. — Он, может…. Может, это шутка?
— То, что я видела, не было похоже на шутку.
— Оттачивает своё мастерство соблазнителя? Вот мелочь пузатая! — хлопнула по дивану Птичка.
— Только не сердись на него, главное, понять причину.
— Да, я поняла.
Она глубоко вздохнула и снова легла на диван. Переехать, похоже, не выйдет с такими страстями. Мама будет просить её заезжать каждый день, чтобы уладить какие-нибудь семейные вопросы. Тут ещё и братья девушку будут делить. Жизнь вдали от семейных забот не получится.
Мама вышла, Птичка прикрыла глаза и не заметила, как уснула под бормотание журналиста, рассказывающего о том, когда и какой заезд проводится.
А снилось ей знойное, жёлтое лето на берегу далёкой южной реки, которое навсегда врезалось в душу. Большие сильные руки ласково гладили её лицо, твёрдые губы целовали закрытые веки, только гложущая боль в груди омрачала эту дивную, нежную прелюдию. А проснувшись, не хотелось знать, насколько правдив сон и явь.
Обычно Миша и Тим гуляли в разных компаниях, у каждого брата были свои друзья, но в этот раз так получилось, что они оба попали в одну. У общего знакомого был день рождения, которое он праздновал на всю катушку у себя дома в отсутствие родителей.
Настроение у Миши было хуже некуда, но он старался не показывать его, понимая, что испортить праздник человеку — это верх подлости. Он переходил от друзей к знакомым и обратно со стаканом неразбавленного виски. Молодой человек если и пил, то только крепкие напитки.
Совершенно неосознанно, он постоянно ловил взглядом её.
Тим встречался с ней уже год, и раньше Миша и внимания не обращал на эту робкую худышку. Она была настолько тихой, когда приходила к ним домой, что даже боялась лишний раз улыбнуться. Ей сейчас было семнадцать, оканчивала, как и брат, выпускной класс, готовилась поступать в МГИМО, не меньше. Отличницей, правда, не была, но очень старалась. Они с Тимом были гармоничной парой, он тоже весь такой положительный, отлично учился, везде успевал и метил туда же, куда и она. Будущее дипломата его вполне устраивало. Даже в школе он был президентом какого-то актива самоуправления. По мнению Миши, так чушь собачья.