Гуль (СИ)

Москвина быстро поняла, что разговор не перешел в разряд дружеских, даже не смотря на ведро пролитых слез. Она оставалась заложницей и рассказала, что еду приносил Игнат, и она не спрашивала, где он её брал.
— А после того, как он исчез? Семь месяцев прошло.
— Боль от разлуки ранила меня намного сильнее, чем голод и…
— Хватит этих розовых соплей! — крикнул я и посмотрел на застывшие у неё под носом кровавые сопли. Прозвучало двусмысленно. — Говори по делу, Москвина! Тебя ранило расставание, бла-бла-бла, но, несмотря на это, в холодильнике у тебя было припасено немножечко… Человеческого! Бл*ть! Мяса!
Москвина сказала, что сначала питалась тем, что оставил Игнат, а потом она договорилась с каким-то сторожем в морге. Он отдавал ей части тех, кого хоронили в закрытых гробах.
— За деньги? — голова у меня пошла кругом.
— Чаще всего за деньги… по-разному.
… … …
Я ехал в автобусе, когда мне позвонил Марк. С самых первых слов я понял, что он в отличном настроении. «Брат, братишка, братик, братюня, как сам?!». Он позвал меня в клуб. Сказал, что через полтора часа они собираются возле Белки и будут тусить всю ночь, потому что: «мне есть, что отпраздновать, Тимоха! Подтягивайся! Сегодня всё за мой счёт!». У меня были другие планы. Автобус подъезжал к окраине города, совсем скоро выходить. Я отказался. Но после долгих уговоров, пообещал, что подумаю. «Мне на хер не упало твоё «подумаю», Тимоха! Давай, подтягивайся! Жду тебя там!».
Автобус остановился. Открылись двери. Я вышел и посмотрел вперёд. В сотне метров впереди было то самое место, где сутенер прострелил мне ногу. Сейчас там не было ни внедорожника, ни девочек.
Со мной на остановке вышли две женщин. Обсуждая новый сорт польской клубники, они пошли в обратную сторону по трассе и вскоре свернули на тропинку к дачам. Я нашел проселочную дорогу и добежал до деревни. На поржавевшем и покосившемся знаке было написано: «Криковка». Прошелся по уже знакомым местам (пока ждал Марка тем утром, успел тут всё обойти) и подошел к дому. Вечерело. Вошел внутрь и ещё раз всё осмотрел. Ничего нового там не нашел, если не считать запах. Скорее всего, он оставался тут с того самого дня, но только теперь я его различал. Это был запах обычного человека, а значит для меня — гуля. Причем, запах отдалённый. Я чуял его, только если хорошенько принюхаться.
В доме я просидел два часа. Никто не объявился. Периодически в кармане у меня вибрировал телефон — это слал сообщения и фотки Марк. Вышел я из дома, когда уже совсем стемнело. Прошелся по деревне и вернулся к трассе. Внедорожник стоял на месте, перед ним топтались девочки. Большие квадратные фары теперь светили не тусклым желтым светом, а новым — белым и ослепляющим. Я притаился на обочине и просидел ещё около часа. Ничего. Сделав большой крюк, чтобы не попасться на глаза сутенеру и его дружкам, я перешел на другую сторону дороги и дождался автобуса. Город к моему возвращению уже вовсю сиял вечерними огнями. Мне позвонила… Вишневская?
— Да.
— Ты вообще в курсе, что твой брат сегодня устраивает вечеринку?
— Ну-у-у… да.
— Тебя не позвал?
— Я был занят.
— Чем?
— Да так.
— Тут весело. Твой братец накачался так, что еле языком шевелит.
— Удачно вам повеселиться.
— Так ты приедешь?
— Эмм-м…
— Марк, хватит! — прорвался в динамик голос Демидовой. — Прекрати!
— Эй, полегче! — крикнула Вишневская, а после я услышал топот.
— Ну, чего молчишь? — вернулась Вишневская.
— Да я не собирался.
— Мрак, отпусти, мне больно! — снова Демидова.
— А вы где сейчас? — спросил я.
… … …
Марк, его пацаны, девчонки, Демидова и Вишневская стояли возле парапета сбоку от клуба. Вокруг кучками толпились молодые люди. В основном — курили, многие говорили по телефону. Дверь в клуб непрерывно то открывалась, то закрывалась, и тогда на улицу вырывалась мелодия.
— О-о-о-о! — закричал Марк, заметив меня. — Тимоха!
Я подошёл и поздоровался. Теплый сидел на парапете и спал, Муха прикуривал сигарету с неправильной стороны, Игорь — трезвый водитель — разговаривал с девчонками. Все были очень пьяными. По глазам и интонации Вишневской и Демидовой, я понял, что и они сегодня пробовали алкоголь. Маша обиженно смотрела в сторону. Марк крепко обнимал её за талию:
 
— А вы говорите домой-домой! — крикнул он. — Вот и Тимоха подтянулся! Вечеринка только начинается! Сейчас этих убитых посадим в такси, а сами…, — Марк обвел взглядом меня, Вишню и Машу, — рванём ко мне!
— Я же сказала, мне домой пора! — сказала Маша, и я впервые слышал эту строгость в её голосе.
— Тоха, братик! Я такую сделку сегодня заключил… ты бы знал…, — Марк чмокнул себя в перст. — У меня сегодня праздник! Давайте веселиться, пить, танцевать и вообще!
— Всё, я вызываю такси, — Маша достала телефон.
— Не спеши, малышка!
Марк резко согнулся, прижал её рукой и полез целоваться. Он коснулся её губ, Маша отвернулась, и тогда Марк зарылся ей в шею.
— Ты можешь так не делать, Марк?!
— Я всё могу, — он выпрямился и сделался шуточно-строгим. — Хочешь, родителям твоим позвоню и договорюсь, чтобы они тебя отпустили на всю ночь?
— Настя, ты едешь? — спросила Маша.
Вишневская почему-то посмотрела на меня, а потом ответила подруге:
— Да. Конечно.
Марк приложил телефон к уху и, насколько это было возможно, трезвым голосом изъяснялся перед выдуманным Никитой Михайловичем, почему его дочь сегодня не придёт домой ночевать. Он задвигал какую-то редкостную чушь касательно дополнительных занятий по астрономии. Комета Клизматрон пролетала вблизи Земли. Увидеть такое зрелище можно было только раз в пятьдесят лет. Марк пообещал мертвой трубке, что обязательно доставит Машу домой в целости и сохранности, а в конце смачно рыгнул и заржал.
— Всё, я пошла!
Маша вырвалась из объятий, но Марк схватил её за руку.
— Хватит так делать, Марк! — она развернулась и крикнула ему в лицо. — Сколько раз говорить — мне больно!
— Иди сюда! — он дернул её на себя.
— Марк! — подскочила Вишневская.
— Отвали, мы сами всё решим! — Марк зажал Машу в замок. — Ну миленькая, ну ты чего?..
— Отпусти! — она попробовала вырваться.
— Да погоди ты! Я же не…
— Марк!
— Чего, Тим? — он повернулся ко мне.
— Отпусти её!
— Ты чего так смотришь?
— Отпусти её. Ты нажрался и ведешь себя, как свинья. Маше и в правду домой пора.
— Это кто сказал?
— Она.
— Прямо сейчас она ничего не говорит… Ты чего надулся так, Тимоха? Давай, выдохни, ладно? Иди вон к Вишне сходи, попробуй её ягодки, ха-ха-ха!
— Марк, бл*ть!
— Эй, Тим, — он пошатнулся от моего толчка. — Ты не забывайся, ладно.
— Отпусти.
— Тимофей, не надо…, — простонала Маша.
Я разорвал замок его рук, подкосил ударом по голени и ударил тыльной стороной ладони в грудь. Марк накренился и отошел шагов на пять, но каким-то чудом удержался на ногах. В следующую секунду он изменился в лице. Оно потемнело, лоб покрылся морщинами, глаза сузились. Марк тяжело дышал носом и пристально смотрел на меня. Я взял Машу за руку и увел за спину.
— Даю тебе две секунды, чтобы извиниться и сьеб*ть с моей дороги.
— Ты пьян, Марк.
— Лучше отвали, иначе я не посмотрю, что ты мне брат!
— Нет.
— Зря.
Марк сжал кулаки и сорвался с места. Я приготовился обойти его с боку и безболезненно уложить на землю. Но прежде пространство перед нами заполонили парни и девчонки. Поднялся нехилый крик. Пацаны связали Марка по рукам и ногам, а девчонки выстроились передо мной оборонительной стеной. Марк рвался, разбрасывал своих, кому-то прилетело в лицо. Он рычал и угрожал мне, обещал, что я пожалею. Демидова и Вишневская взялись за руки и стояли чуть поодаль. Я проводил их на стоянку. Там мы взяли такси и поехали домой.
Почти всю дорогу мы молчали. Вишневская первая пришла в себя и сказала, что это ненормально. Я сидел перед ней, на переднем сиденье. Она похвалила меня, похлопала по плечу и задержала руку чуть дольше, прикасаясь кончиками пальцев к шее. Вишневскую мы высадили первой. Она вышла, улыбнулась мне через окно и пошла под светом фар такси, раскачивая попой. Таксист засмотрелся и не сразу вспомнил второй адрес. Машу мы отвезли двумя кварталами дальше. Я повернулся и потрогал её за плечо: