Дитя дракона (ЛП)

Я вижу вдалеке город. Если я приведу сюда своих друзей, мы сможем выжить. Источник питания в городе все еще работает, и я уверена, что мы сможем его починить. Мы можем вернуть к жизни этот мертвый город. Лэйдон отворачивается и идет. Он двигается медленнее, чем обычно, словно каждый шаг причиняет ему боль. Одно из его крыльев висит под немного странным углом вместо того, чтобы плотно прилегать к телу. Его хвост не виляет слева направо, как обычно. Он ранен и пытается это скрыть. Я пробегаю несколько шагов к нему и кладу руку ему на плечо, заставляя остановиться.
Он поворачивается и смотрит на меня.
— Друзья?
Я игнорирую его, вместо этого запускаю руку в его сумку и роюсь там. Я нахожу баночку с мазью, которой он смазывал мои раны, и вытаскиваю его, держа между нами. Я указываю на его крылья, пытаясь заставить его сказать мне, поможет это или нет. Он пожимает плечами, потом кивает. Я открываю банку и погружаю пальцы в прохладную мазь. Обойдя Лэйдона сзади, я намазываю им его крылья там, где они соединяются со спиной. Когда я заканчиваю, я возвращаю банку в его сумку, и мы продолжаем наш путь, чтобы спасти моих друзей.
Глава 15
ЛЭЙДОН
Обезболивающая мазь помогает облегчить мою боль, и мы довольно быстро пересекаем пустыню, пока я веду нас в том направлении, где я изначально нашел Калисту. Мы выбираем более прямой маршрут, и, судя по тому, как солнце движется по небу, я думаю, что к ночи мы будем недалеко от того места, где я ее нашел. Калиста разговаривает, пока мы идем, от чего время летит незаметно.
Пока она говорит, я расшифровываю новые слова. Я повторяю ее слова до тех пор, пока она не улыбается и не кивает от волнения, а затем повторяю то же самое слово на своем родном языке. Скоро мы сможем разговаривать с большей легкостью. Она сообразительна и очень быстро учится. Все в ней впечатляет.
Когда солнце садится за горизонт, я начинаю думать о том, чтобы разбить лагерь на ночлег. Мы не так близко от оазиса, так что нам придется спать под открытым небом. У меня есть немного материи, которую я могу использовать для маскировки, и достаточно маленьких кусочков дерева для небольшого костра. Я могу использовать их, чтобы приготовить немного мяса на ужин. Воды у нас тоже хватает.
Теперь, когда она съела эпис, ей стало намного лучше. Ей придется продолжать принимать его, о чем она, вероятно, еще не знает, но это нормально. Это просто означает, что она не оставит меня.
Она моя, мое величайшее сокровище.
— Темно, — говорю я на своем языке, указывая на небо.
Она говорит что-то в ответ, и мы обмениваемся словами, пока оба не понимаем, что говорим одно и то же, выучив еще одно слово. Я снимаю рюкзак и вытаскиваю материю и кусочки дерева. Проходит совсем немного времени, прежде чем я разжигаю небольшой костер и сочный запах мяса биво наполняет воздух. Это не такое лакомство, как мясо гастера, но оно питательнее и дольше позволит нам продержаться в путешествии.
Я расстилаю ткань, чтобы мы могли сесть, пока готовится мясо. Она прижимается ко мне так близко, что мы постоянно соприкасаемся. Ее руки теплые, но не горячие, как раньше. Это так волнующе, когда она прикасается ко мне. Желание расцветает, и мои яички напрягаются. Я провожу пальцами по ее нежной коже и прикасаюсь к меху на ее голове. Мы наклоняемся и спариваемся ртами, в то время как мой первый член напрягается и твердеет. Я провожу пальцами по ее ноге к средоточию ее удовольствия.
Я хочу погрузиться языком в ее странные розовые складочки и найти тот бугорок плоти, который доставляет ей столько удовольствия. Я улавливаю ее запах, и он манит меня, пока его не перебивает запах горящей плоти, и я вспоминаю о забытом мясе, готовящемся на костре. Я вскакиваю и поднимаю его, смеясь, и она тоже смеется. Одна из палочек, на которой держалось мясо, опустилась ниже и загорелась. Я дую на нее, стараясь затушить огонь, пока мясо не пропало. Она наклоняется и тоже дует, и мы вместе гасим пламя.
 
— Черт, — говорит она, смеясь.
— Че-еаррррр-т? — спрашиваю я.
Она качает головой и смеется, потом медленно произносит это слово.
— Че-р-т.
Она делает ударение в слове, поэтому я повторяю его, и она кивает, хлопая в ладоши.
— Да! — восклицает она.
Счастье наполняет меня, когда она смеется. Я чувствую себя легко, я чувствую себя живым. Я чувствую то, чего не чувствовал с тех пор, как произошло Опустошение. Связь с другим существом. Мы действуем сообща, чтобы обеспечить наше взаимное выживание.
Я касаюсь ее руки, затем тянусь пальцами к ее губам. Она улыбается, потом берет мои пальцы в рот и сосет. Ее рот влажный и горячий, и она двигает головой вверх и вниз, отчего меня бросает в дрожь, а мой хвост напрягается. Мой член, кажется, готов взорваться от сдерживаемой страсти.
Стон срывается с моих губ. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Она смотрит мне в глаза, двигаясь вверх и вниз по моим пальцам, скользя по ним своими губами. Ее язык двигается вокруг, облизывая, поглаживая, и это потрясающее ощущение. Она хватает мою другую руку и тянет ее к себе, кладя себе на грудь, в то время как ее свободная рука ныряет между моих ног к моему члену.
Я вздрагиваю и приказываю своему члену не реагировать, когда он пытается выплеснуть семя от ее прикосновения. Ни одна женщина змай никогда не делала ничего подобного тому, что она делает со мной. Спаривание с женщиной змай было более прямолинейным, хотя и гораздо более грубым, чем удовольствие, доставляемое Калистой. Змай не такие мягкие, как она. Их мягкие части тела защищены чешуйками и обнажаются только во время спаривания и только для этой цели. Секс был приятным, но я никогда не испытывал такого желания, такого стремления заниматься сексом просто ради удовольствия.
Калиста проводит рукой вверх и вниз, слегка сжимая мой член и посасывая мои пальцы. Мои яички напрягаются сильнее, поджимаясь к хвосту, и я не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Я задираю ее рубашку, обнажая ее плоский мягкий живот и восхитительные холмики грудей. Она стонет вокруг моих пальцев во рту, и я теряю контроль, мое семя с силой вырывается из меня.
Когда мой первый пенис обмякает, он складывается обратно, и из основания хвоста появляется второй, наготове. Она улыбается, выпускает мои пальцы изо рта и ложится на спину. Она стягивает с себя штаны, и восхитительный, пьянящий аромат наполняет воздух. Я не колеблюсь. Я нависаю над ней, помещая свой член у ее входа. Я двигаюсь очень медленно — она не очень хорошо приспособлена для моего размера, и я не хочу причинять ей боль, — но это предел моего контроля. Мое желание к ней слишком велико.
Я проскальзываю внутрь, и она выкрикивает мое имя, обнимая меня за шею. Я даю ее телу достаточно времени, чтобы привыкнуть, затем отстраняюсь, и она снова кричит, но это какое-то новое слово.
— Бл*!
Я не знаю, что оно значит, но я знаю, чего хочу и в чем нуждаюсь. Я отстраняюсь, а потом теряюсь в удовольствии быть в ней. Мой разум поглощен толчком и притяжением. Трение, влага и удовольствие смешиваются до тех пор, пока не исчезают все рациональные мысли. Ее тело обхватывает мой член, сжимая и вытягивая, доя его, пока ее удовольствие умоляет о моем семени. Я сдерживаюсь, прикусывая губу, сосредоточившись на ее лице. Ее рот приоткрыт, а глаза закрыты. Она выкрикивает мое имя, когда я глубоко вонзаюсь, а затем я взрываюсь, наполняя ее своим оргазмом.
Ее тело выгибается навстречу моему, и я удерживаю себя глубоко внутри, пока в последнем, дрожащем толчке не перестаю кончать. Мой член смягчается, но я остаюсь внутри, пока она не расслабляется и не опускается обратно на землю. Я целую ее мягкие, красивые губы, затем выхожу и перекатываюсь, чтобы лечь рядом с ней.
Уже совсем стемнело, на небе мерцают звезды. Интересно, откуда она взялась и как оказалась здесь. Я не могу сосчитать, сколько оборотов прошло с момента Опустошения. Годы, внезапно я вспоминаю этот термин. Годы, прошли годы. Я так давно не употреблял этого слова, что оно уже забылось. Насколько я помню, на ум приходит еще одно слово. Десятилетия. Прошло много десятилетий.