Сколько стоит ваше сердце? (СИ)

Во время боя судьба свела ее с маршалом вражеской армии. Они сражались — и его меч сбил шлем с головы императрицы. Судя по портрету, она была редкой красавицей. Думаю, художник ей не польстил. Потому что доблестный маршал вскинул локоть к лицу и сказал… Догадаетесь — что именно?
— Ну… это зависит от обстановки, которая складывалась на поле боя, — протянула Алета, — но вариантов только два: либо "Сдавайся", либо "Сдаюсь".
Кривая улыбка стала еще веселее, глаза сверкнули:
— Второй вариант. Но это была его следующая фраза.
— А первая? — спросила Алета, которую рассказ неожиданно увлек.
— Я ослеплен вами, — охранник выпрямился, неожиданно став серьезным, коротко наклонил голову, — страж императорской резиденции второго уровня Марк Винкер.
Девушка, совершенно машинально, присела в поклоне.
— Алета, баронесса Шайро-Туан.
Темные глаза на мгновение сузились. Алета могла бы поклясться, в них мелькнуло дикое разочарование. Но на лице не отразилось ничего.
— И я могу только повторить вслед за маршалом — я ослеплен вами, моя госпожа…
Эшери пока еще не начал уставать, но был близок к этому…
Сначала это даже забавляло. Водить за нос и кругами эскорт баронессы, с его-то навыками! Герцог вспомнил свой "выпускной экзамен" у Пеше — Собачьего Мяса — вот где было веселье, не чета этому!
Вспомнил — передернуло.
…Нет, он догадывался, что один из королей городского дна не упустит возможности "выспаться на настоящем герцоге", коль скоро тот так неосмотрительно попал к нему в ученики, да еще вздумал держать экзамен на "брата"…
Накануне Эшери перебирал возможные задания: украсть ночной колпак градоправителя прямо с головы? Увести свежепостиранные портянки у солдат гарнизона? Правила были просты и гласили: во время экзамена "соискатель" должен скрасть вещь, которую взять трудно, но цены она должна быть бросовой, копеечной. Чтобы последней дворовой собаке было понятно — не просто голытьба развлекается — экзамен держат. И если не поймали — значит, еще одним "ночным братом" в Монтрезе стало больше.
Все это знали. И стража знала, а потому на такие "грошовые" кражи бросались, как утка на хлебушек.
Действительность превзошла самые смелые ожидания герцога. Пеше наказал ученику украсть… микстуру от запора, которой пользовался жрец главного городского храма Святых Древних. Видно, старый зас… благочестивый жрец чем-то насолил Пеше.
Главная подлость ситуации заключалась в том, что на храме лежало Благословение, а, значит, вся магия герцога была бесполезна — она просто не действовала. Похоже, насолил Пеше не только жрец.
Эшери невольно хмыкнул, вспомнив, как он, в итоге, вывернулся из положения — принес Обет Служения на три дня во исполнение Миссии… О чем честно сказал жрецу. Эшери вообще не особо жаловал вранье и избегал его везде, где можно. Собственно, и тут не соврал.
Миссию он выполнил, микстуру скрал. Но какой был переполох! На благородного послушника, правда, никто не подумал, но пару раз Эшери вполне искренне молился, когда маг из ратуши снимал ауру у всех, хоть каким-то боком причастных к делу, и когда делал доклад его матушке.
Конечно, никого не нашли и экзамен Эшери засчитали.
Сейчас он, как бешеный заяц, петлял по городу, водя за собой: облажавшийся по полной эскорт баронессы, пару усиленных городских патрулей, отряд стражи, присланный дядей и Бездна знает кого еще… Вот даже интересно, они всерьез до сих пор думают, что гоняются за беспомощной, запаниковавшей девицей, узнавшей о немилой свадьбе и сбежавшей безо всякой подготовки?
Где ж вас находят, таких наивных? Не иначе, на грядках выращивают, как кабачки.
Монтрез набрал хорошую скорость и с разбегу махнул через забор высотой в собственный, не самый маленький рост. Дыхания пока хватало, хотя бегал он уже третью длинную клепсидру… и на дольше бы хватило.
Отец тоже гонял его на совесть, не смотрел, что сын, что герцог, что костью тонок — когда Эшери падал носом в землю, не стеснялся и пинками поднять. Не хочешь бегать — будешь лежать… В гробу.
 
Он пересек еще один двор, давно бросил их считать, и уже почти нырнул в узкий переулок, когда вдруг резко затормозил и только в следующий миг понял, почему его мудрые ноги встали сами, не дожидаясь команды от слишком занятой головы.
В переулке разговаривали.
Эшери прижался к стене дома, стараясь выровнять пульс и успокоить сбившееся дыхание.
Голосов было два, оба мужские.
— Да зря мы тут караулим, — говорил напористый тенорок, — у реки он выскочит, коню ясно! А там в лодку — и вдоль побережья. Или какой-нибудь корабль его ждет… А тут — что: вглубь города, в богатые кварталы, где все перекрыто. Не полезет он сюда.
— То — дело не мое, — гудел второй, густой и гулкий, как из бочки, — шпион может куда угодно бежать, хоть прямиком в Облачный сад или на Ледяные равнины. А мне десятник сказал здесь стоять и каждого, кто покажется, першней по кумполу глушить — я и стою.
— Потому что ты — дурак, — определил первый, — и никакой награды с тобой не выслужишь. Зря я с Кривым не пошел. Эх, так и усну сегодня бедным…
Эшери невольно улыбнулся. Эту местную поговорку он слышал от Алеты: "Кто засыпает бедным, тот не проснется богатым". Мятежному и деятельному городу она была точно по размеру, как платье, сшитое хорошим портным.
Так, значит, его игру разгадали, грамотно обложили со всех сторон, перекрыв даже "неперспективные" направления и зажимали в кольцо. Что теперь?
Самое простое — выскочить в переулок и угостить эту парочку картаэльской сталью. Но самый простой путь не всегда самый короткий. Здешний народ с ножами дружил с колыбели — и ткнуть, и увернуться… Шпага, конечно, длиннее, но юкки проворнее, пока до бедра дотянешься — утыкают так, что за ежика сойдешь.
Магией он пользоваться, откровенно, не хотел: раскрыть себя сейчас, как мага, значило спровоцировать полноценную магическую облаву, а против нее можно и не сыграть — толпой запинают.
Тихонько Эшери сдал назад, огляделся: эркер, козырек, балкончик, медальон с головой дракона, больше похожего на ящерицу… крыша. Словно специально для него лестницу ладили. А наверху, если что, и отсидеться можно, и пробежаться. Крышами.
Монтрез бросил короткий взгляд на ослепительное кайорское небо. Солнце жарило так, словно ему за это пообещали дворянство. До встречи с Обжорой оставалось еще клепсидры три, верных, а то и все четыре.
Ну… никто и не думал, что будет легко.
По стене он всцарапался так бесшумно и быстро, что пара дворовых котов, гревших животы на старой корзине, поглядели на него с невольным уважением. Нет, они тоже умели. Но проделать такой трюк без когтей… Котам неоткуда было знать, что когти — были. Не свои — стальные, но какая разница?
— Но вы же вырвались оттуда. — Марк не смотрел на баронессу, он, как и она, смотрел на воду, но каким-то образом видел все, что с ней происходит. И сейчас заметил, что Алета в нешуточной тревоге.
— Я — да!
— А кто — нет? — сообразил страж второй ступени.
— Мой кузен. И мой друг. Они остались, чтобы сбить погоню со следа…
— Тактически, это грамотное решение, — Марк пожал плечами. — Если предположить самое плохое. Их схватили. Что с ними сделают?
— Не знаю. Все будет зависеть от дяди. А дядя будет очень зол.
— И приказ Императора… пожалуй, даже повредит.
— Он сделает вид, что приказ опоздал. Просто из принципа, — пытаясь совладать с волнением, Алета в одна тысяча пятьсот восемнадцатый раз переложила перчатки из одной руки в другую, и сделала это так неловко, что одна упала. Она наклонилась за ней, но перчатка рыбкой нырнула в серебряную воду, качнулась — и бодро поплыла вниз по течению.
 
Девушка беспомощно поглядела на Марка.
Он быстро шагнул к ней, забрал из рук вторую перчатку и метко швырнул вслед первой, по другую сторону моста.