В моём сердце ты... (СИ)

– Я не пиарю! – обиделась Люба. – Это очень качественная косметика!
– Очень качественную косметику по знакомым не втюхивают, – не унимался Арсений.
– Много ты понимаешь! – сверкала глазами Люба. – И я не втюхиваю! А делюсь с девочками возможностью приобрести…
Арсений в ответ лишь глумливо скривился. Люба бросила на него испепеляющий взор и повернулась к Дине Шигибаевой.
– Дин, вот смотри какая помада. Цвет спелой вишни. Хит сезона! У тебя губы полные, так что это прямо твоё.
Дина с сомнением повертела предложенный хит.
– А тебе, Катюша, прямо всё можно смело брать, – Люба выставила перед ней на стол какие-то тюбики, флакончики, коробочки. – Гляди, тут как раз для тебя и пудра, и палетки теней, и румяна, и подводка… Кстати, если берёшь три позиции, то на четвёртую дополнительная скидка. Бери, не пожалеешь! Ты с такой косметикой настоящей красавицей у нас станешь. Мужики так и будут за тобой бегать табуном.
Тут Арсений гоготнул коротко и громко.
– Ага, красавицей… Нет, ну вот что ты гонишь, а? Что угодно готова наплести, лишь бы барахло своё втюхать, да?
Катя вспыхнула, посмотрела на него так, будто он её ударил.
– Ты дурак, что ли? – рассердилась Люба. – Если ты в этом не разбираешься, то и не лезь. Косметика делает лицо ярче, красивее, выразительнее, любой понимает…
– Зато ты слишком умная. Не, я не спорю, умелый макияж женщину украшает. При условии, что макияж умелый. Ну и если есть, что украшать. Но Катьке-то это зачем? Тем более эта твоя хрень стоит как… как… – Арсений обвёл кабинет взглядом, словно пытался найти здесь подходящее сравнение, но не нашёл. – Дофига, короче.
– Ради красоты денег не жалко, – изрекла Люба.
– Угу. Эти твои румяна и тени не фотошоп, Катькин нос короче не сделают. А стоят четверть её зарплаты. Не стыдно коллегу разорять?
Катя вскочила, не сдерживая слёз, и пулей вылетела из кабинета.
– Ты и правда дурак, – метнул в него тяжёлый взгляд Андрей.
– А что, разве лучше, чтобы она Катьку на бабки развела? – буркнул Арсений.
– Лучше, чтобы ты думал хоть иногда, что говоришь.
Андрей вышел из кабинета, спустился на минуту в кадры – ещё час назад просили зайти, – а когда поднимался обратно, встретил на лестнице Катю.
Она поспешила спрятать лицо, но он успел заметить покрасневшие глаза и набрякшие веки.
– Да погоди ты, послушай, – взял он её за плечи. – Наплюй ты на этого придурка. Ты взгляни объективно – что он из себя представляет? Ничего. Хвастливый, самовлюблённый болван. А ты умница. Ну правда, он и мизинца твоего не стоит.
Он хотел её приободрить, успокоить, а она наоборот снова всхлипнула.  Тонкие розовые губки сжались, уголки опустились вниз, по щекам покатились слёзы.
– Ну ты что, Катя, – растерялся он слегка. Женские искренние слёзы всегда на него действовали обезоруживающе. – Нашла из-за кого плакать! И не слушай его. Ты классная девчонка.
Она помотала головой, зажмурившись. Тогда он, вздохнув, обнял её за худенькие плечи, успокаивающе похлопал по спине.
– Ну же, ну… перестань, говорю же, ты классная…
Краем уха он слышал, что кто-то поднимался по лестнице, затем шаги резко стихли. Он оглянулся, и внутри всё всколыхнулось. Елена смотрела на него с таким щемящим отчаянием, что у него самого сердце зашлось. Потом она стремительно рванула вверх, пронеслась мимо них, обдав его до боли знакомым ароматом.
– Ты прости, мне надо идти, – отодвинул Андрей от себя Катю, держа за плечи. – Но запомни, что я тебе скажу: пока ты будешь вот так молча сохнуть по нему… ты так и будешь просто молча сохнуть по нему. Хотя бы сделай вид, что тебе на него плевать.
Катя, глядя в пол, послушно кивала, но понимала ли она его – чёрт её знает. Ему было её жаль, но сейчас все его мысли занимала совсем другая женщина.
Он устремился на пятый этаж, будто влекомый неодолимой силой. Но разговора опять не вышло. Она возвела вокруг себя непролазные стены и ни в какую не желала его впускать.
Это буквально разрывало мозг. Ну как так? Зачем мучить себя и его? Ради чего? Ведь она к нему тоже неравнодушна. Он не слеп, он прекрасно это видел. Он нутром это чувствовал.
 
Да, он обидел её. Да, виноват. Эта вина давила погребальной плитой. Он и сам сто раз себя казнил. Но разве правильно из-за одной оплошности так долго терзать и терзаться? Разве собственная гордость дороже возможного счастья двух человек? Он этого не понимал. И поэтому злился.
– Я ляпнул сдуру, не подумав, – продолжал Арсений. – Так-то ничего плохого я не имел в виду. Катя меня простила. Да, Кать?
Андрей посмотрел на него, но ничего не сказал, лишь подумал: до чего же жаль, что Елена не такая отходчивая, как Катя.
  
Глава 37
 
На следующий день Дина Шигибаева пришла нарядная. В лиловой шёлковой блузке и юбке с воланами. Чёрные волосы колечками обрамляли круглое румяное лицо. У Дины был день рождения.
По этому случаю она принесла в полуторалитровой пластиковой бутыли крепкую настойку собственного изготовления и тортик из магазина. Хотели попить чайку с настойкой в обед, но рассудили – не стоит. Это же ещё полдня работать потом. Вдруг вызовут к директору, а та учует винный дух. Поэтому решили задержаться вечером, после шести.
Андрею совершенно не хотелось ни тортика, ни настойки, да вообще ничего. Но Дина скроила обиженное лицо, когда он засобирался домой.
– Ну хотя бы полчасика посидите с нами, Андрей! – попросила она, сведя брови домиком. – Настоечку мою попробуйте. Тортик хоть и покупной, но свеженький.
– И правда, куда ты так торопишься? – поддержал Дину Арсений. – Я один с тремя дамами не справлюсь.
Люба хмыкнула, но язвить не стала.
– Да я всё равно за рулём, так что компания из меня так себе.
– Ну и что, – подала голос Люба. – Просто поприсутствуйте, уважьте именинницу. Вместе работаем как-никак.
Торопиться ему и впрямь было некуда, а к Дине он всегда относился хорошо. Зачем обижать человека пренебрежением?
Он подсел к наскоро накрытому столу.
Дина, помимо торта, нанесла ещё фруктов и конфет. К фруктам Андрей был равнодушен, к сладостям – тем более, поэтому флегматично потягивал шипучую минералку, прикидывая, когда будет прилично свинтить.
Он, само собой, поздравил Дину, пожелал то, что положено желать, даже на неуклюжий комплимент расщедрился, но в общем разговоре не участвовал. Сидел, погружённый в собственные мысли. Хотя мысль была всего одна. Нет, не одна, конечно, а даже целый хоровод. Но вращался этот хоровод только вокруг Лены. Вот сейчас, например, что она делает? Наверняка же на работе ещё. Очень хотелось увидеть её – сегодня они даже мельком не виделись. Однако теперь все их встречи заканчивались плохо, только душу травили. Она не подпускала его, как будто разом перечеркнула всё, поставила жирную точку и живёт себе спокойно дальше. А вот он застрял в том коротком промежутке, когда они были вместе, цепляется, хочет вернуть ушедшее. И не желает верить, что оно ушло. А что самое странное – тогда, когда он был с ней и был счастлив, не осознавал, насколько она ему нужна. Понимание пришло после...
Иной раз наваливалось глухое отчаяние так, что хотелось крушить и громить. А порой накатывало желание просто бросить всё, уволиться и умотать куда-нибудь подальше. С той же Никой, например. Но уехать… это же значит совсем её не видеть, никогда или, по крайней мере, очень-очень долго. А он к такому пока ещё не готов. Пока ещё на что-то надеется…
За столом хором прыснули – он даже не понял причину и отчего-то затосковал ещё острее.
 
Остальные дружно употребляли янтарную Динину настойку, оживлённо болтали и ничуть не скучали. Правда, Люба с Катей, да и сама именинница пили по чуть-чуть – пригубят и отставят. А вот Арсений хлестал залпом, по-гусарски, а, намахнув, крякал и крепко зажмуривался. После первого стаканчика у него даже слёзы выступили.