Ответные санкции (СИ)
— Я не сформулировал бы эту мысль столь категорично. Но отчасти вы правы. Коран полагается брать чистыми руками. В дороге его оборачиваем в чистую ткань. Изрядная часть человечества ещё не научилась мыть руки.
Глава двенадцатая,
в которой герой снова попадает в Израиль и вновь испытывает разочарование
Всё же это счастье — гнить вместе.
У нас есть всё, чтобы быть счастливыми, но мы несчастны.
Израиль на карте напоминает острый клык, прокусивший арабское единство от Средиземного до Красного моря. Крохотная полоска еврейского пляжа разделила Египет и Иорданию. Раздвинув их, как толпу молящихся у Стены плача, чтобы записочку с заказами Богу сунуть в щёлку между камнями, к коралловым берегам втиснулся Эйлат.
Израиль страдает отсутствием красоты. В нём много всякого разного, не отнять, но красивого… Это не их конёк. Не верю, что Исаак Левитан был еврейским художником. Вот Малевич с его «Чёрным квадратом» — просто вылитый.
Эйлат пытается возместить дефицит. Он не одинок, есть Герцилия, Нетания, Бахайский сад в Хайфе, но они словно триста спартанцев перед толпой персов, отчаянные смельчаки без шансов на победу в войне. Это не моя война, поэтому для встречи с несвятым семейством, Святое семейство Христа путешествовало севернее, выбираю оазис красоты.
Олюшка и Инка предупреждены десять раз: мамедорогой путь сюда закрыт. Я не только не оплачиваю ей поездку, но обязуюсь организовать донос в МОССАД, что под видом старой перечницы в Израиль прибудет террористка-ветеран для встречи с боевиками ХАМАС. Деньги — не препятствие к её вылету, я отправляю в Москву достаточно, дукаты твёрже рубля. Откровенно говоря, рассчитываю не на благоразумие упёртой бабы, а на российскую разведку, наверняка нацепившую довесок к дочкиному смартфону. Просто задержат каргу в Шереметьево, чтобы не сорвалась встреча. В противном случае она превратит еврейский райский уголок в Сектор Газа.
Что мне нравится в Эйлате, так это отсутствие скученности, которую терпеть не могу в Тель-Авиве. Прибрежная полоса не загромождена отелями-гигантами, пляжи не увеличены за счёт длинных молов, как, например, в египетской Хургаде. Прайсы кусаются, поэтому Эйлат принимает сравнительно немного туристов, способных его оценить и оплатить.
Широким жестом снимаю номера в Хилтоне, сюда же такси привозит из аэропорта Инну и Олюшку. Домашняя террористка не испортила пейзаж, на том спасибо.
Дочь не удивляется моему увеличенному росту, она подтянулась ещё больше, бросается на шею с воплем «па-а-апка!» и с выражением такой искренней радости, что внутри меня штормовая волна смывает разочарования, сомнения, тяготы жизни двойного агента… Вот оно, настоящее незамутнённое счастье! Я отрываю её от пола и кружу в объятиях, подвергая опасности пышные растения в кадках. Еврейские секьюрити таращатся оценивающе — не повлекут ли наши страсти ущерба отелю, но мне плевать. Даже арестовать не смогут, в кармане дипломатический паспорт.
Веду их в номер, искоса поглядываю на Инку. С ней обошлось без страстных объятий. Символический бусь-бусь. Вижу, её это напрягло, но держит смайл. Или на публику играет, а разборки устроит в номере, или в Ясенево её взнуздали, дабы ненужными претензиями не пилила тонкую нить, связывающую с Родиной ценного агента.
Дамы никогда не видели ни пяти, ни даже четырёх звёзд, поэтому «Хилтон» производит впечатление. Обе силятся показать — ничего особенного, гостиница себе и гостиница… Не исключено, домашняя касса расходуется с тёщиным уровнем идиотизма, Инна с Олей вряд ли себе позволяют всё, что могут дать эти деньги. Не удивлюсь, если мамадорогая вынуждает благоверную конвертировать дукаты в рубли и складывать их в Сбербанк под процент, потому что по рублёвым вкладам он выше, чем в валюте. «Инфляция» — слишком широкое слово для узких мозгов.
Не даю им насладиться номером, сам сыт ими по горло — в Банги, в Баминги и по всему миру, куда меня теперь носит работа. Наслаждаюсь апрелем и морем, первыми порывами жары, словно предварительными ласками перед чересчур горячим сексом.
Интересно, Инка расположена к нему? Вижу, готовилась тщательно, макияж подобран профессионально, не по обычному принципу «чем больше — тем лучше». Фигурой занялась… В смысле — телом, слово «фигура» звучит преувеличенно. Я даже говорю ей три слова, три самых заветных слова, нежных, трогательных, сексуальных, их с трепетом ждёт практически любая женщина…
— Как ты похудела!
Она тоже смотрела со мной КВН, но предпочла забыть, что это всего лишь шутка, и даже не моя, с удовольствием воспринимает её за чистую монету и широко улыбается. Ну, хоть на стоматолога потратила часть дукатов.
— Спасибо… Я, конечно, не такая, как те… Что с тобой по телевизору. Но я мать твоего ребёнка!
Зря. Дорогая, это твой единственный козырь, и ты им уже походила, не побила моих карт, и я не собираюсь его крыть. Да, а я отец твоей дочери. Один-один. Точнее — ноль-ноль в мою пользу.
По ящику часто показывают мою мордочку. Внешняя политика Центральной Африки напоминает активность мартовского кота — мы тянемся до всего, до чего только можем. Я занимаюсь Камеруном и ближайшими выборами. Непременно должна победить партия, выступающая за вступление в федеративный союз с ЦАР. Мы получим выход к морю и в Гвинейском заливе построим свой Эйлат. Элеонора отвечает за сходные процессы в Республике Конго. Разумеется, мы — такие же дипломаты, как Ринат Калоев, официальные телодвижения даже не верхушка айсберга, а фиговый листок… Стоп! Я не на работе, я в краткосрочном отпуске с дочкой, которую не видел почти десять месяцев.
— Папа, съездим в пустыню Негев на верблюде?
Она не понимает, отчего меня перекосило от одной мысли о таком вояже, и пристаёт со следующим вопросом.
— Папа! А мы сможем поплавать с дельфинами?
— Конечно! Если только дельфины согласятся.
— Ты постарайся…
В одиннадцать лет она ещё верит в папино всемогущество, вплоть до уговоров дельфинов? Странно, в Москве дочь ежедневно слышала о «тряпке, а не мужике».
Статью она выдалась в маму и тёщу — тяжеловата. Ничего, это проще поправить, чем характер. Нынешняя зарплата позволяет взять кредит, да и скидки есть — хватит, чтобы превратить Олюшку в «Мисс Москва». Нет, поскромнее чуть, не хочу ей модельной карьеры, лучше оплачу самый хороший университет…
— Это не твои знакомые?
Инка смотрит на группу мужиков, один, постарше и грузнее, явно косит в нашу сторону. Ба, Фёдор Степанович собственной персоной! Лично решил мне испортить отпуск. Я ждал кого-то из Ясенева, но уж не думал, что «сам».
— Нет, случайные какие-то. Вот что, девочки. Держите четыре тысячи шекелей, оторвитесь на шопинге.
— А ты?
— Не хочу мешать. Мне ваши тряпки интересны, только когда уже одеты.
Или снимаются, желательно не торопясь и под музыку. Правда, к этим двум представительницам декоративного пола оно не относится.
— Папа, а на пляж?
— Завтра, детка.
Провожаю взглядом двух хищниц, вступивших на тропу войны за новый гардероб, сам чешу в тень, под вывеску пива «Маккаби». Степаныч дефилирует мимо. Не то, чтобы покачивает бёдрами, но призывное в его походке несомненно есть. Лениво тащусь за ним в узкий проулок, запертый с противоположной стороны микроавтобусом с гостеприимно открытой дверью. Выпал шанс прокатиться бесплатно, надеюсь — не в подвал.
— Какой ты представительный! — квохчет хозяин вечеринки, пока бус выруливает на Дурбан-Стрит. — Рост прибавил, мышцу накачал.
Он напоминает меня самого, заверяющего Инку «как ты похудела». Для повышения импозантности МИД оплатил мне апгрейд, сейчас я действительно поигрываю мускулатурой, воплощая мечту лентяя: нарастить бицепс без тренажёрного зала.
— Стараюсь, трищ полковник.