Поцелуй бабочки
— Заткнись, дура!.. Потерпишь, не развалишься…
Внучка отвечала что-то невнятное, и снова прозвучал тот же голос:
— Не плюй в колодец!.. Расплевалась!.. Ничего не известно, может, еще и тебе пригодится эта косоротая б… — И тут Антонина Арсеньевна произнесла слово, которое часто употребляли грузчики из того мебельного магазина, где праведница Иликанида в молодости работала кассиршей. Потом кто-то шикнул, в трубке брякнуло… Затем в телефоне раздался елейный голос старушки:
— Алё-ё, доченька, милая?..
Виктория отбросила трубку, будто змею. Голова кружилась, сердце отчетливо билось в груди… «Косоротая, косоротая!..» — стучало в висках. Оскорбительнее всего было то, что у Иликаниды действительно был слегка асимметричный рот, что, как уверял стилист Вадик, придает лицу неординарность и аристократизм.
«Косоротая!..» Она проплакала всю ночь, к завтраку вышла в два часа бледная. Вызвали профессора Штеймана. Он сделал кардиограмму, дал Иликаниде успокоительное и уложил в постель. Весь вечер она не выходила из дома, Антонина Арсеньевна даже не позвонила.
На следующий день в храме, превозмогая неловкость, Иликанида подошла к Антонине Арсеньевне.
— У меня к вам нет никаких претензий, — с дрожью в голосе сказала она. — Об одном прощу: верните иконку, она мне дорога как… — Иликанида замешкалась, сразу не находя подходящее слово, подняла глаза… и тут же схлопотала под нос кукиш, свернутый сухонькой рукой Антонины Арсеньевны.
— Вот тебе, а не иконку! — сказала старушка с дерзким весельем в голосе. — Нашла дуру! — пробормотала «прости, Господи» и ушла не оглядываясь.
Вечером у Иликаниды случился нервный срыв, и она улетела лечиться на Азорские острова, где приняла религию Истинно христианского братства живого Бога, Всеблагого Салеха Бартоломея. Домой вернулась наполненная и просветленная.
ПОСМЕРТНАЯ ЗАПИСКА ТЕЛЕЗРИТЕЛЯ
Авторитетно свидетельствую: жизнь скучна и уныла. Полвека я занимаюсь этим безрадостным делом и за все эти годы не стал очевидцем ни одного природного катаклизма или катастрофы, не считая прорыва городской канализации.
Тоска.
Среди моих многочисленных знакомых нет ни одного серийного убийцы, совратителя малолетних или сексуального маньяка.
Стыдно признаться, но никто из моих друзей не изнасиловал собственную дочь.
Коррумпированные политики, воры, террористы, сектанты, проститутки, биржевые спекулянты, наркобароны, сутенеры, мерзкие жиголо обтяпывают свои грязные делишки в далеких, недоступных для меня сумрачных углах.
Жизнь спортсменов международного класса, топ-моделей и звезд шоу-бизнеса тоже остается для меня загадкой. Никого из них я ни разу не встретил ни на улице, ни в магазине, ни в метро.
Живу как в темном лесу.
Чем может закончиться такая жизнь, нетрудно догадаться.
О СУДЬБЕ
Юмористов не люблю. Тут меня, конечно, осудят…
С одним таким юмористом я работал на ударной стройке, когда мы еще коммунизм строили. Этот остряк носил как раз очень подходящую к нему фамилию Наглюков, а звали его Юра, и был он большой шутник. То незаметно прицепит презерватив за спину нормировщице Вале, и она целый день ходит с ним по стройке, веселя окружающих. То пририсует усы бетонщику, пока он в ожидании раствора дремлет возле своей бетономешалки… Ну и, конечно, анекдоты. У этого Наглюкова была даже специальная книжечка, куда он записывал анекдоты, чтобы смешить ими товарищей по работе. Чем он и занимался постоянно.
Одновременно с Юрием Наглюковым на этой же стройке работал один очень серьезный пожилой крановщик Леонтий Андреевич.
А было так, что в обеденный перерыв жена Леонтия Андреевича принесла ему обед. Как раз в то время, когда все уже поели и, развалившись на строительных лесах под летним солнышком, слушали треп Наглюкова. Никому никакого дела нет до Леонтия Андреевича и его довольно непривлекательной супруги. Но вдруг Наглюков прерывает анекдот на полуслове и заговорщицкими жестами приглашает слушателей полюбоваться на крановщика и его жену, стоящих в отдалении под краном. Все поворачиваются и видят крановщика, нежно целующего ручку супруги, видимо в знак благодарности за принесенный обед, а жена как будто даже слегка смущена таким проявлением внимания.
При этом оба настолько поглощены друг другом, что не замечают устремленных на них взглядов.
Что же делает в этой ситуации наш шутник? Он окликает крановщика:
— Леонтий! — зовет Наглюков.
Крановщик отрывает губы от ручки супруги и поворачивается на зов.
— А теперь меня поцелуй, дорогой! — кричит Юра, после чего разворачивается спиной и, сдернув штаны, обнажает задницу.
Сцена сопровождается веселым хохотом присутствующих. Смеются все, кроме Леонтия Андреевича. Лицо его начинает некрасиво дергаться, скулы белеют. Он отстраняет жену, которая что-то пытается ему втолковать, и, прихватив лежащий рядом лом, взбегает на леса.
И тут начинается уморительная погоня по строительным лесам, сопровождаемая непрекращающимся хохотом всех, кто наблюдает эту сцену. Беглец и преследователь носятся по этажам, при этом ловкий Наглюков ухитряется еще и подзадоривать Леонтия Андреевича разными шуточками, вроде того что, дескать, не слишком ли торопится он воспользоваться предложением Юры…
В общем, все веселятся от души вплоть до той минуты, когда Наглюков запутывается в какой-то проволоке. Он запутался, а крановщик как раз проявил известную сноровку и настиг его. Тогда Юра делает мощный рывок, но падает, а Леонтий Андреевич заносит над ним лом и попадает как раз по голове… так что во все стороны летят брызги, будто он саданул по арбузу. Только в отличие от арбуза брызги теплые — некоторые почувствовали это потому, что капли попали им на лицо и другие открытые участки тела.
Смех, естественно, смолкает, поскольку уже не до шуток, а Леонтий Андреевич тяжело дышит, видимо утомленный погоней по лесам.
Тут, конечно, милиция, «неотложка», но… дело сделано, время назад не отмотаешь. Остается только сожалеть о неудавшемся юмористе и удивляться жестокой фантазии провидения: живет человек, шутит, строит рожи… и вот уже нет его. А этот только что галантно целовал даме ручку, а через минуту он уже убийца, преступник, и сидеть ему в тюрьме не пересидеть. Жена его умирает от горя, а престарелую мать погибшего шутника разбивает паралич…
Для безучастного сострадания в подобных случаях принято употреблять леденящее душу слово «судьба». Что я и делаю с отвращением: «Судьба, господа», — пойдите поспорьте с ней.
У ИСТОКА
«В деревню Волговерховье едет патриарх всея Руси». Благая весть явилась как дуновение ангела — непонятно как и неизвестно откуда. Сейчас же последовали чудеса.
Точно с неба свалился бульдозер с прицепом гравия и засыпал две злополучные ямы, делавшие дорогу в деревню непригодной для движения транспорта.
Не успел стихнуть рокот бульдозера, как, шурша по свежему гравию, в деревню въехали два «мерседеса». Из машин вышли несколько начальственных фигур. Окинув взглядом исток, лес и заколоченную церковь, одиноко стоящую на пригорке, фигуры о чем-то посовещались и уехали, провожаемые робкими взглядами поселян.
Прошла неделя, патриарх не явился, но чудеса продолжались — возле магазина поставили общественный туалет.
Сколоченный из отличной необрезной доски туалет был выполнен в архитектурном стиле, широко известном в швейцарских Альпах под названием «шале». Неподалеку от туалета расположили мусорные ящики, а в магазин завезли диковинные продукты, среди которых особенно выделялась китайская вермишель быстрого приготовления, рассеявшая последние сомнения, — маловеры, утверждавшие, что «в гробу патриарх видел Волговерховье», притихли. Стало ясно — приедет.
Еще две недели прошли в напряженном ожидании. Встречать патриарха народ собирался каждое воскресенье. Сидели на пригорке у церкви и ждали.