Волшебница Вихря (СИ)

  
Волшебница Вихря
   
Глава 1
 
Я тащила его, взяв под мышки. Воздуха не хватало, и платье промокло от пота. Горы в свете утреннего солнца казались сиреневыми, а чёрные тучи осуждающе глядели исподлобья, будто пытаясь получше рассмотреть происходящее несчастье. Я упала, потом кое-как поднялась. В висках елозили острые иглы, и было понятно, что скоро они превратятся в самые настоящие свёрла. Нас найдут. Нас схватят. Конец был близок, и хорошо, если получится с первого удара прервать стук родного сердца. Пусть лучше схватят меня, чем станут измываться над раненым…
Если бы за спиной отцовской спрятаться, если бы на коня — и прочь от бед, за крепкие стены, под защиту сильных и смелых! Но я была одна против целой ватаги разбойников, которым неведома жалость, без надобности милосердие, для которых доброта бесполезна. Как закончат с селением, где мы нашли приют, тотчас прочешут лес и всех, кто прятался, отыщут.
Как же лучше поступить? Я знала, что не дам истязать Элика, и сама стерплю, сколько придётся. Или успею второй раз замахнуться, чтобы кровь себе пустить? А уж если справлюсь с разбойниками — вообще удача неслыханная будет! И не важно, что Элик запрещал мне за него сражаться.
Пальцы, перепачканные нашей общей кровью, соскальзывали. Смерть шагала рядом, тёмным взором касаясь плеч. Я знала, что страх совсем скоро одержит победу над гордостью, и важные воспоминания, торопясь, перекрывали друг друга.
Всего-то пять лет назад не такой была моя жизнь. Тогда мы с братом бегали крутыми берегами Грозового острова, учились лазать по скалам, с мечами упражнялись, и мама была не против, что отец преподаёт мне науку стали. Но женщина, прежде всего, хозяйка в доме, она многое должна уметь. Вот и я куда больше времени уделяла рукоделию, уборке и готовке. Мама во всём была отличным для меня примером. Она не выходила из себя, и умела объяснить так, чтобы я поняла сразу, как сделать лучше. Правда, мы с Эликом делали много ошибок, но не помню, чтобы родители когда-нибудь повышали на нас голос.
Дом наш был прекрасен. Стоял он теремом в гуще леса, на прекрасном месте у ручья, и никто не мог без спросу войти за калитку: надёжные сторожа зорко следили за соблюдением порядка. Псы эти звались кависами — рыбаками. Они были белыми в чёрных пятнах, и мохнатыми, что добавляло им, длинным и широкогрудым, массивности. Со стороны казалось, что собаки ленивы и спокойны, и не способны на мгновенные резкие движения, но всякий недобрый гость, которому случалось удирать от нашей стаи, убеждался в обратном. Кависы действительно выводились для рыбалки, и отлично плавали и ныряли, но помимо этого они умели резко атаковать и буквально давить врага своим немалым весом, при этом смыкая пасть у человека на шее. Когда такое изредка случалось, пленника мог вызволить только отец — вожак и его подчинённые никому другому не позволяли хватать себя за шкирку.
При этом все самые суровые кобели в мирное время разрешали нам с Эликом валяться на них, как на матрасах, помогали доставать со дна прекрасные ракушки, и часто катали по заливу на своей спине. И мама с папой не боялись отпускать нас одних на прогулки, зная: ни стихия, ни человек не обидит ребёнка, которого хранит стая кависов.
Отец наш творил узорчатую сталь, знал язык пламени земного и небесного. Многие приходили к нему, прося создать меч или кинжал, вот только немногим отец доверял магией благословлённое оружие. Я встречала тогда самых разных людей, нагляделась на воинов, торговцев, а иногда — разбойников, которые, прячась под простыми одеждами, всё пытались провести отца, порой угрожая ему, особенно если псов не было рядом. Вот только ничем хорошим это для них не кончалось — папа побеждал всегда, и, наверное, никого не боялся, когда держал в руках мерцающий грозовой меч…
Так и жили — пусть в уединении, но в достатке, пока однажды ночью лес не заполыхал. Не знаю, как так совпало, что мы с Эликом, уже достаточно взрослые, остались дома дела делать, а родители ушли в чащу за особыми травами, взяв с собой коня и почти всех собак.
 
Пламя сожрало всё, до чего достало, да и мы с братом едва живыми из дыма выбрались. Хорошо, кое-какое добро смогли сберечь. А мама с отцом так из лесу и не вернулись — попали в самый жар. Мы ждали их целую неделю, сидя на безопасном берегу, а когда лишь угли остались от родных земель, отправились искать, но так и не обрели останков. Элику тогда было девятнадцать, а мне едва шестнадцать исполнилось. От всего большого хозяйства только и остался старый пёс Хран, прозванный Горелым, два сундука и лодка. Мы долго скитались, от одного селения к другому, везде в немилости, но всегда вместе. На жизнь зарабатывали разными умениями: Элик обычно помогал в кузнице, я вышивала и вязала, а Хран низким ворчанием встречал всякого, кто пытался подойти ко мне, если оставалась одна. Нас нигде не встречали тепло, смотрели настороженно: откуда взялись такие странные? Говорить о том, из какого мы рода, ни брат, ни я не спешили, и приметные вещи — наследие предков — тщательно скрывали. Нам позволяли жить когда в сарае, когда и в доме. Правда, мы надолго ни в одной деревне не задерживались — люди считали правильным непременно обоих «освятить» и проверить, как боги к нам отнесутся. А Элик, как старший, мудро берег меня от тяжких испытаний. Всем обычаям бесчисленных прибрежных поселений не угодишь! К тому же мы и свои забывать не спешили.
Отец наш был не простым мастером металла. Он не только творил узорчатую сталь, но и заключал в клинки саму силу грозы. А потому и звали его Грозовым кузнецом, другом небесных драконов. И единственным наследником великих умений стал Элик, который был во многом на папу похож: оружие вытаскивал, только чтобы защитить себя и близких, и, уважая всякие традиции, упрямо соблюдал лишь собственные. Мы оба понимали, что вполне могут найтись те, кто силой заставит творить магический металл. Поэтому всю полноту своих умений скрывали, крепко держась друг за друга в радости и печали.
Как скоротечна порой юная жизнь! Как жалко отпускать её, трепещущую доверчиво в ладонях! Мне не хотелось умирать, ведь я многого не успела узнать, многого не попробовала. Я всё мечтала, что когда-нибудь мы с Эликом найдём новый дом, где нам будут рады. Дом, где можно жить всегда, ничего не опасаясь. Уютное и красивое место, где тебя простят за ошибки, какими бы серьёзными они ни были. Дом, в котором примут не только нас, способных творить вещи за серебро, но и старого облезлого пса, который заслужил полную миску каши и добрый кусок мяса… Хран, запертый в сарае, наверняка люто выл, но что теперь поделаешь? Дай боги, вырвется и сможет сам себя прокормить, хотя лапы его уже не так крепко, как прежде, держали.
Я не сразу поняла, откуда доносятся голоса. И вскочила, только когда незнакомые воины были уже в нескольких шагах от нас. Несмотря на то, что они мало походили на разбойников, у меня не было желания подпускать мужчин ближе. Меч в левой руке ходил ходуном: куда уж мне, раненой, его удержать! Я и правой-то не слишком ловко орудовала. Тем более подобный магический клинок — это всегда вызов врагу: отбери, если сможешь! Но другого у меня попросту не имелось, и хвастовство было ни при чём.
Высокий мужчина, что шёл впереди остальных, остановился, и с минуту внимательно меня рассматривал, а я смотрела на него и не знала, нужно ли что-то говорить. Незнакомец был даже выше отца, могуч и широк в плечах. Тёмно-серая рубаха плотно облепила крепкое тело, длинные руки спокойно лежали на бёдрах, не спеша выхватывать меч. Да и зачем? Против меня хватило бы несильного толчка, и я понимала это. Я подняла подбородок, чувствуя, как дрожат сами кости. У предводителя воинов было загорелое, строгое лицо. Глаза его, серо-синие, словно свинец неспокойных вод, глядели на меня серьёзно и холодно, густые брови были чуть сдвинуты. Нос с горбинкой придавал облику суровости, а чёрно-бурая седеющая грива свободно металась на ветру.