Отверженный VIII: Шапка Мономаха (СИ)

Бабушка ушла, сёстры Никитины продолжали плакать от радости, а муж Ольги смущённо протянул мне руку и представился:
— Туманов Андрей… Фёдорович.
— Роман, — ответил я, пожимая протянутую мне ладонь. — Седов-Белозерский.
Муж Ольги бросился благодарить меня за их спасение, но я быстро это дело пресёк, сказав, что благодарить нужно княгиню Белозерскую. После чего в сопровождении Милы и прислуги Ольга с супругом отправились в гостевые покои.
Через час мы все были в обеденном зале: я, бабушка, Мила и Ольга с Андреем. Последние минут десять эмоционально благодарили княгиню Белозерскую за спасение, перебивая друг друга. Но бабушке всё же удалось перевести разговор на другую тему. И сделала она это довольно эффектно.
— Вы же понимаете, что опасность не миновала? — спросила бабушка, и Ольга с Андреем тут же замолчали. — Герцог Эджертон очень мстительный. Вы ему безразличны, но он уже понял, что вы небезразличны мне. Поэтому вам теперь нужно быть очень осторожными. Вам Ольга лучше какое-то время побыть в моём замке, пока Ваш супруг не превратит ваше жилище в неприступную крепость.
По растерянному лицу Туманова было видно, что он совершенно не представляет, как превращать в неприступную крепость своё имение. Бабушка это заметила и сказала:
— А Вы, Андрей, не переживайте. Мой помощник Ристо поможет Вам с этим делом: советами, необходимыми артефактами и пришлёт небольшой отряд. Если у вас есть сложности с финансами…
— Нет, — перебил Туманов бабушку. — Это единственное, с чем нет вообще никаких проблем.
— Вообще замечательно. Тогда отдохните у меня день-другой и приступайте.
— Но мы не можем принять всю эту помощь, — возразила Ольга. — Вы и так уже слишком много для нас сделали. Боюсь, что мы никогда не сможем вернуть Вам даже тысячную часть этого. Мы теперь Ваши вечные должники.
— Ошибаетесь, — сказала бабушка. — Вы мне ничего не должны.
Графиня Никитина с супругом удивлённо уставились на княгиню Белозерскую.
— Но мы втянули вас в такие неприятности, — растерянно произнесла Ольга.
— Во-первых, неизвестно ещё, кто кого втянул; во-вторых, не так уж и трудно было вас вытащить; ну а в третьих, если бы не Вы… — бабушка сделала паузу и хитро улыбнулась. — Видеть, как у Гарри Эджертона рухнули все его хитрые и коварные планы — бесценно! Так что это я вам ещё должна.
Княгиня Белозерская рассмеялась — искренне, звонко.
— Вы из-за Эджертона велели мне взять с собой меч? — спросил я.
— Ну а ты как думаешь? — ответила бабушка вопросом на вопрос.
— Учитывая, что Эджертон почти всё время не сводил с меча глаз, думаю, что да. Но неужели мы это сделали лишь для того, чтобы его подразнить?
— Согласна, это было жестоко по отношению к Гарри, но ему нужно привыкать к тому, что этот меч теперь принадлежит тебе.
*****
Золотой трон блестел так, будто прислуга полировала его днём и ночью. Вдова кагана Абылая смотрела на нового правителя Тюркского каганата снизу вверх и терялась в догадках, пытаясь понять, для чего же её позвали и почему это всё обставлено так официально.
— Рад тебя видеть, Дана, — поприветствовал невестку Карим.
— И я рада видеть тебя, мой каган, — ответила Дана и поклонилась, после чего осторожно спросила: — Что-то случилось?
— Нет, — сказал Карим и, ухмыльнувшись, добавил: — Пока ничего не случилось.
— Но ты вызвал меня в тронный зал.
— Мне кажется, это наиболее подходящее место, чтобы сообщить тебе о важном решении твоего кагана.
Дана слегка преклонила голову, давая понять, что готова выслушать любую новость. Карим подал рукой знак охране, чтобы та покинула тронный зал. Когда каган остался с невесткой один на один, он торжественно произнёс:
— Я собираюсь жениться…
Дана не смогла скрыть удивления — она ожидала чего-то более важного, чем просто сообщение о предстоящей женитьбе Карима. Конечно, это был сюрприз, но с другой стороны, все в каганате понимали, что новому кагану нужна жена, способная как можно быстрее родить наследников. Просто Карим как-то уж совсем быстро озадачился этим вопросом. На долю секунды Дана даже успокоилась, но, как оказалось, сделала она это зря.
 
— … и я хочу, чтобы ты стала моей женой, — закончил фразу Карим.
— Я?! — удивлённо воскликнула вдова Абылая.
— Да, ты. Я принял это решение и ставлю тебя в известность. И я намерен сыграть свадьбу в декабре.
— Но это невозможно!
— Почему? Это в духе наших традиций — взять в жёны вдову погибшего старшего брата. Это будет правильно, это одобрят старейшины.
— Если уж ты заговорил о традициях, то по традиции я должна носить траур! О какой женитьбе ты говоришь? Не спорю, это в теории допустимо, но только после того, как закончится траур. Минимум годовой!
— Я не собираюсь так долго держать траур, — спокойно сказал Карим. — Я хочу жениться до нового года. Меня никто не осудит. Я каган!
— Меня осудят! Поэтому я собираюсь держать траур. И с чего ты вообще решил, что я пойду за тебя замуж? — вызывающе спросила Дана, общаясь с Великим каганом с глазу на глаз, она не особо следила за соблюдением протокола и могла себе позволить небольшую дерзость.
— Потому что так будет правильно! — отрезал Карим. — Абылай всегда был мне как старший брат, ты знаешь, что я ему обязан всем, что у меня было, есть и будет. И после того, что произошло, раз уж я взял на себя ответственность за страну, то я должен взять и ответственность за семью Абылая: за тебя и Айсулу. Я должен гарантировать вашу безопасность.
— А при чём здесь женитьба?
— При том, что только она гарантирует и вашу безопасность, и спокойствие в стране.
— Каким образом?
— На первом же совете старейшин встанет вопрос о моей женитьбе. У кагана должен быть наследник — это не обсуждается. Мне начнут предлагать невест самые уважаемые роды каганата. Всем, кроме одного, я буду вынужден отказать. И кого бы я ни выбрал, остальные затаят обиду — посчитают оскорблением, что я не выбрал их дочь. Кто-то и между собой может начать враждовать на этой почве. Зачем нам это? Разве нам нужны новые потрясения?
— Не нужны, — согласилась Дана, ей пришлось признать, что логика в словах Карима присутствует, но вот идти замуж за него ей категорически не хотелось.
— А вот если я женюсь на тебе, никто ни слова против не скажет, — продолжил рассуждать Карим. — Никто не осудит, никто не обидится. Полный совет старейшин состоится через две недели. На нём планируют поднять вопрос женитьбы. Я даже знаю, кто это собирается сделать, но я сыграю на опережение — в самом начале я объявлю о нашей с тобой свадьбе и приглашу всех на неё в декабре!
— Пожалуйста, Карим, не в декабре! — взмолилась Дана. — Я готова пойти за тебя, если нет другого выхода, но я должна держать траур по Абылаю не меньше года.
— Ты хорошо сказала, другого выхода у тебя нет, — ухмыльнувшись, произнёс Карим. — Только вот ты не продержишься год.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Дана. — Ты мне угрожаешь?
— Нет, что ты! — театрально всплеснул руками Карим. — Как ты могла подумать такое? Я лишь хотел сказать, что старейшины не дураки. Ты ведь понимаешь, что значит для любого из них выдать дочь или внучку за меня?
— Догадываюсь.
— Это значит — приблизиться к кагану. Ради этого многие пойдут на что угодно, вплоть до ликвидации конкуренток. А ты главная конкурентка им всем.
— Всё же ты мне угрожаешь.
— Нет, я лишь говорю, как всё обстоит на самом деле.
— Но я должна держать траур, — стояла на своём Дана.
— Если это так важно для тебя, то у нас есть ещё один вариант, при котором мы избежим проблем, — сказал Карим. — Я женюсь на Айсулу.
— Карим, нет! — воскликнула Дана.
— Почему? Что за реакция? Ты считаешь, что я её недостоин? Великий каган недостоин твоей дочери?
— Достоин, но она ещё совсем юная. Ей рано замуж. Всё же традиции традициями, но у нас не средневековье.
— Вы эту юную недавно сватали за русского.