Обвиняемый (ЛП)

— Я чертовски люблю...
Кажется, все погружается в мертвую тишину, когда он обрывает себя, и его слова повисают в воздухе между нами. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, ожидая, когда он закончит это предложение.
Кажется, прошла вечность, хотя на самом деле, вероятно, проходит всего несколько секунд, прежде чем он снова заговаривает.
— Кончать в тебя, — наконец, заканчивает он. — Я люблю кончать в тебя.
Я медленно выдыхаю, услышав его слова, не в силах сказать, разочарована я или нет.
Я точно не ожидала, что он скажет «Я люблю тебя» сегодня вечером. И на самом деле, вероятно, ему потребуется некоторое время, чтобы дойти до этого.
Так что я не могу позволить себе разочароваться. Он уже прошел долгий путь.
Я хватаю одну из его рук и подношу ее к своим губам для нежного поцелуя, прежде чем он выходит и освобождается от меня. Никто из нас не произносит ни слова, пока мы собираем свою одежду, и он протягивает мне несколько салфеток, чтобы я могла вытереться.
Чем дольше мы молчим, тем сильнее в каюте нарастает неловкое напряжение. Я начинаю замечать, что Джейкоб избегает зрительного контакта со мной, пока мы одеваемся, и это начинает меня беспокоить.
Я не понимаю. Он сердится из-за того, что чуть не сказал «Я люблю тебя»?
Или он зол из-за того, что вообще это чувствует?
Теперь, когда я размышляю об этом немного больше, я думаю, собирался ли он вообще это сказать?
Или я просто предположила, потому что хотела это услышать?
Обычно его глаза – это зеркало его души, которое позволяет мне увидеть, что с ним происходит, но сейчас они скрыты от меня, из-за чего я не могу его прочитать.
Секс, который у нас только что был, был немного более интенсивным, чем обычно. Может быть, из-за этого я сейчас слишком чувствительна.
После того, как мы оба одеваемся, я остаюсь здесь на минутку наедине с собой, пока Джейкоб поднимается наверх, чтобы завести мотор. Я сажусь на край кровати, снова смотрю перед собой на две фотографии на стене и прислушиваюсь к звукам надо мной.
Я должна просто спросить его, не случилось ли чего-нибудь плохого. Не то чтобы я когда-либо сдерживалась с вопросами в прошлом.
Я жду еще несколько минут, прежде чем поднимаюсь на ноги и направляюсь к лестнице.
— Черт! Нет! — Слышу я слова Джейкоба, которые он произносит тоном, которого раньше я от него не слышала, когда я уже на полпути наверх.
Это заставляет меня двигаться намного быстрее, чтобы увидеть, что происходит. Но когда я поднимаюсь на верхнюю ступеньку, я не вижу ничего неправильного.
Только когда я стою рядом с ним, глядя в сторону берега, я вижу это, и мой желудок опускается прямо на дно океана.
— О, Боже мой, — выдыхаю я, хватая Джейкоба за руку.
Он совершенно безмолвен, пока мы возвращаемся к берегу, и мы беспомощно наблюдаем, как его грузовик охвачен пламенем. Огонь покрывает каждый его дюйм, не оставляя ни одной части невредимой.
Хотя мы все еще стоим рядом друг с другом, кажется, что пространство между нами увеличивается, а воздух вокруг нас наполняется напряжением.
В ту секунду, когда мы прибываем на причал, он молниеносно швартует лодку, и я наблюдаю, как он срывается с места, все это время чувствуя тошноту в животе.
Я еще немного задерживаюсь, чтобы слезть, убеждаясь, что не упаду в воду, а потом тоже бегу.
К тому времени, как я добираюсь до того места, где он стоит, он уже держит в одной руке шланг, безуспешно пытаясь потушить пламя, а другой дрожащей рукой потирает челюсть.
Я вижу, как его грудь вздымается от едва сдерживаемого гнева или разочарования, и тиски вокруг моей груди сжимаются сильнее. Вся эта сцена просто такая сюрреалистичная.
— Мне так жаль, Джейкоб.
Мне не нужно спрашивать его, что произошло. Мы оба знаем, что это было сделано намеренно кем-то в этом городе. Я просто не могу поверить, что они действительно опустились до такого уровня.
Когда я услышала, как они упомянули о том, что что-то хотят сделать с его лодкой, я надеялась, что они никогда по-настоящему не доведут дело до конца, особенно после того, как Тани собиралась поговорить с ними.
 
Теперь, увидев это, я не так уверена, что они не возьмутся за нее в следующий раз.
Я просто рада, что его грузовик был достаточно далеко от дома, чтобы он тоже не загорелся.
Несмотря на то, что вода из шланга едва ли помогает остановить огонь, который, должно быть, горел довольно долго, Джейкоб продолжает поливать ею останки своего грузовика, как будто еще можно что-то спасти.
Мое сердце сжимается от боли, а затем широко раскрывается, когда я наблюдаю, как его голова склоняется, а затем он, наконец, роняет шланг на землю в знак поражения.
В конце концов, он наклоняет голову таким образом, что я замечаю блеск в его глазах, прежде чем он снова отворачивается. Если мгновение назад мое сердце было разбито вдребезги, то теперь оно разлетелось на миллион маленьких кусочков.
— Джейкоб, — говорю я, пытаясь привлечь его внимание. — Поговори со мной.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Реми?
Тон, который он использует, не дружелюбный, не добрый, и это заставляет меня стоять немного прямее.
— Я... я не знаю.
Он запускает руку в волосы. — Черт. Вот на что похожа моя жизнь, ясно? И, как я уже говорил раньше, тебе... тебе в ней не место.
— Не говори так. — Я качаю головой, не желая этого слышать. — Мы можем поговорить с ними. Может быть, найдут...
— Нет. С меня хватит всего этого. Все равно все, что мы делали – это трахались кучу раз. Не похоже, что происходит что-то особенное. Тебе просто нужно уйти.
Его слова ощущаются как пощечина, и моя голова откидывается назад, как будто он действительно дал мне пощечину, в то время как слезы собираются и скапливаются на моем нижнем веке. Это не тот Джейкоб, которого я узнала и полюбила. Это самозванец, кто-то, кого я не знаю.
— Это неправда.
— Ну же. — Полусмех, полуиздевка, которую он издает, полностью лишено каких бы то ни было эмоций. — Ты была первой доступной киской. Используй свою хорошенькую головку, чтобы понять, что это значит. Ты просто была готова лечь со мной в койку.
Нет.
Все это время, пока он говорил, его лицо было скрыто от меня, он смотрел куда-то мимо своего грузовика. Прямо сейчас мне нужно увидеть его глаза. Мне нужно, чтобы они сказали мне правду.
Они скажут мне, что на самом деле он так не думает.
Они скажут мне, что он лжет.
Я тянусь к его плечу, желая, чтобы он повернулся и посмотрел мне в лицо.
— Джейкоб, пожалуйста.
Но все, что он делает, это сбрасывает мою руку и делает шаг в сторону.
— Я уже сказал, отвали!
Я делаю шаг назад, два шага, не в силах принять то, что он только что сказал мне, и то, как он отбрасывает меня, словно я ничего для него не значу.
Но он не оборачивается и не извиняется, не умоляет меня простить его, не говорит мне, что он не это имел в виду.
Боль, которую я испытываю, не ограничивается только моей грудью. Я чувствую это всем телом.
— Ты мудак, — говорю я, когда первая слеза скатывается по щекам. — И ты умрешь в полном одиночестве.
Я разворачиваюсь и направляюсь обратно к себе домой, прикрывая рот рукой, чтобы сдержать рыдание. Но оно все равно прорывается наружу, когда я начинаю думать о том, как мы перешли от того, что произошло на лодке... к этому.
Глава 22
Джейкоб
Я не это имел в виду.
Я не это имел в виду.
Сползая по стене своего дома, я подтягиваю колени и опускаю голову.
Даже сквозь потрескивание пламени и постоянный шум волн я слышал ее рыдания. Я продолжаю слышать их снова и снова в своей голове, и каждый раз это как удар ножом в грудь.
— Блядь! — Я поднимаю дрожащую руку, чтобы вытереть влагу с глаз.
Жар от пламени обжигает мои ноги, но я не могу найти в себе сил беспокоиться.