Случайная ночь, или Беременна от Санты (СИ)

— Я не знаю, — психует она, но злится не на меня, что радует.
Меня перетряхивает, волнение накатывает волнами, чувствую себя не в своей тарелке и не знаю, что делать и говорить. Как бы мы ни готовились, роды тем не менее наступили внезапно, и это чувство их неизбежности жутко нервирует.
Быстро едем в больницу, где нас принимают под белы руки. Оформляют документы, Нину тут же переодевают в свободную сорочку, загоняют на гинекологическое кресло куда-то в закуток приемного кабинета, и оттуда врач громко оповещает о раскрытии на четыре сантиметра, что бы это ни значило.
— Рожает ваша жена, — давит на больную мозоль ничего не подозревающая врач, и я беру в руки телефон и защитный костюм с бахилами, маской и шапочкой, чтобы нарядиться в него и сопровождать свою любимую женщину в родовую.
У нас с тестем начинает весьма занятная переписка, в которой есть намеки, угрозы, фотографии документов и различные цифры и даты, итогом которой служит его очень неохотное согласие на мои условия.
Всё! Скоро я стану свободным человеком! И женюсь на матери своего ребенка.
— Пойдемте, — поторапливает врач, сопровождая нас до лифта, а потом оставляя в родовой в надежных руках акушерок.
Боюсь за Нину, за малыша, которого видел на УЗИ и уже полюбил, боюсь напортачить и подвезти их. Но в то же время затапливает новое чувство: скоро я вижу своего ребенка. Но до этого нужно еще дожить, а от угроз Нины начинают вянуть уши.
Понимаю, что ей больно, крепко держу за руку, глажу по голову, стараясь поддержать как могу. Всё пытаюсь найти и подобрать момент, когда я смогу вклиниться со своими хорошими новостями. Но ситуация крайне не располагает. Действия врачей расторопные, уверенные и профессиональные, и меня целиком захватывает, собственно, процесс родов, когда всё остальное отходит на второй план.
Измученное, потное лицо Нины морщится, она корчится от боли, время утекает сквозь пальцы, мы не замечаем его, но я ни на секунду не выпускаю ее руку из своей.
— Больше никогда… Никогда не подпущу тебя к себе! — обещает она грозно, и я подмечаю, как акушерка усмехается. Наверняка слышит подобные угрозы постоянно.
— Нинуль, потерпи, моя хорошая, — уговариваю ее, гладя по волосам и любуясь любимыми чертами. Можно ли полюбить свою женщину еще больше? Так, что она станет центром твоего мира. Однозначно да. Я понимаю эту в ту минуту, когда наши взгляды встречаются и я вижу в ее сотни эмоций. Она волнуется, злится, боится и негодует, но одновременно и любит, надеется и верит. Я читаю ее как открытую книгу и точно знаю, что нужно говорить, чтобы ее успокоить.
— Давай, моя хорошая, делай, как говорит доктор, и всё получится.
Илья Миронович громко оповещает о своем приходе в этот мир. Легкие моего сына отлично работают, он уверенно требует свою мамочку и успокаивается только тогда, когда его кладут ей на живот, а потом, проделав все нужные процедуры, заворачивают в пеленку и одеяло и подкладывают ей под грудь.
Первый раз наш сын сосет грудь, но находит сосок так быстро и естественно, словно делал это сто раз. Меня завораживает всё в этом маленьком комочке со сморщенном личике. Он потрясающий. В горле пересыхает от волнения, я просто немею от счастья, не понимая, как мы могли сотворить такое чудо.
Какой нужно было проделать долгий и извилистый путь, чтобы оказаться в этой родовой. Жениться не на той женщине. Довести ее так, что решилась избавиться от меня. Оказаться именно в том сугробе, мимо которого проезжала Нина. Да, определенно здесь вмешались высшие силы. Судьба.
Глажу Нину по щеке, а малыша просто рассматриваю, не в силах придумать, что сказать. Отшибло мысли и отнялся язык. Я в ступоре от счастья, такого, какого не испытывал никогда.
— Он такой серьезный, — смотрит Нина с любовью на нашего умиротворенного сына, который, получив свое, тут же погружается в сон. Знаю, что нас ждет множество бессонных ночей, болячки, колики и прочие «прелести». Но именно сейчас я смотрю на это маленькое беспомощное существо и чувствую, что здесь, рядом с ними, мое место.
 
Чуть позже я сообщу Нине новости, а пока это только наш момент, который нельзя испортить. Только сказать, что люблю их обоих, и поддержать усталую Нину, смотреть и смотреть на ребенка, не в силах оторвать взгляд.
Они — мое счастье.
Глава 32. Нежность
Нина
— Не бойся, он не сломается, только кажется таким хрупким, — с умилением смотрю, с каким страхом и трепетом Мирон пытается удержать ребенка. Вытянул руки и стоит, не шевелится, дышать на сына боится.
— Ничего подобного, — с хмурым видом переводит на меня взгляд, — надо уметь правильно держать головку, у них шея слабая, я читал.
— Литературку учебную почитываете, Мирон Валерьевич? — ухмыляюсь я, стараясь не смеяться, до чего он забавно выглядит, медленно идя к дивану с сыном в руках, так и держа его на расстоянии и вертикально прямо. Хоть транспортир прикладывай, ровно девяносто градусов покажет.
— Конечно читал, — Мирон аккуратно садится на диван и устраивает сына на руках. — А ты как думала?
— Нормальные мужики обмывают ножки, а ты статьи читал?
— Будем считать, что я не ненормальный.
— Не обижайся, я ж любя, — заискивающе улыбаюсь, присаживаясь рядом, — ты молодец.
— А поцелуй в награду? — тянет ко мне губы, глядя с нежностью. — Я тебе уже говорил, какая ты красивая?
— Раз десять с того момента, как забрал из роддома, — чмокаю его в губы и прижимаюсь ближе, наслаждаясь запахом любимого мужчины. — Ну, рассказывай, как ты тут жил без меня?
— Плохо жил. Переживал. Но зато обустроил детскую.
— Что ж ты молчишь? — воскликнув, тут же кладу ладошку себе на губы. — Когда ты успел?
— Долго ли умеючи, — пожав плечами, он снова смотрит на сына, который кряхтит, но глаз не открывает. Продолжает пребывать в своем стандартном состоянии, в котором был после родов. Золотой просто ребенок. Я даже не думала, что такое бывает. Рядом чужие дети орали как резаные, а мой крепыш даже не думал просыпаться. В одну ночь я так переволновалась, что даже побежала будить ночную медсестру. Сказала ей, что ребенок спит уже несколько часов, на что она просто поинтересовалась, прикладывался ли он к груди, а когда узнала, что да, успокоила меня. Всё в порядке. Долго спать — их естественное состояние. Но так будет не всегда…
— Пойдем смотреть? — поторапливаю Мирона, чуть подталкивая в бок и дергая за локоть.
Он снова встает с высокой степенью предосторожности и чуть ли не ползет в комнату, идя шаркающими шагами.
— Ты бы хоть потренировался с куклой, — смеюсь.
— Я тренировался, — бурчит, кивая в сторону кресла. На нем лежит подушка, спеленатая пледом, выглядит как макет ребенка. Боже мой, меня разбирает смех. Обстоятельно Мирон готовился.
— Подушку у бывшей жены одолжил? — еле выдавливаю из себя сквозь смех.
Ответом мне служит укоряющий взор Мирона, но я знаю, что он не обидчив. Сама же умиляюсь, будет что вспомнить и детям рассказать. Хотя нет. Пока мне одного достаточно, от воспоминаний о родах по телу бегут мурашки. Я чудо как счастлива, но второй раз на такое пойти не могу, ни при каких обстоятельствах.
— Красота какая! — ахнув, вхожу в спальню, всплескиваю руками, замирая от восторга. Это что-то с чем-то. Комната в голубых тонах, звездное небо, яркие шкафчики и прелестная люлька с балдахином. Невероятная комната.
— Нравится?
— Конечно! — подхожу и целую Мирона, с удивлением чувствуя влагу на щеках. Даже не знала, что можно расплакаться от счастья. Единственное, что его омрачает, то, что мы с Бирюковым так и не женаты. Ситуация зависла на промежуточном этапе, и ребенка я родила вне брака. Кто-то бы сказал, что я зациклилась. Ну какая разница, когда мы поженимся и поженимся ли вообще. Двадцать первый век. В наше время возможны какие-то угодно союзы. Мне грех жаловаться на своего избранника, и я уверена, что он будет замечательным отцом, просто… _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_
На мне и так клеймо разведенки, и совсем не хочется добавлять себе статус женщины, которая увела мужа из чужой семьи и родила от него ребенка.