Брат моего парня (СИ)

— Ал-ло… — задерживаю дыхание.
— Я же сказал, дуй домой! — свирепничает он. — Где ты? 
— Уж-же… подд-нимаюсь… — вру, все еще не дыша.
— Ты в тачке, я даже отсюда слышу, — шикает. — Ты плачешь?
— Нне-т…
— Ты во дворе?
— Уг-гу…
— Сейчас спущусь…
— Не ннадо! — требую. — Я-я.. сама!
— Я иду, — кладет он трубку.
У меня отлично получается плакать и злиться одновременно. Я злюсь на него. Потому что нельзя не злиться, когда он делает, как считает нужным, игнорируя все вокруг. А мне всего лишь нужно чертовых пять минут наедине с собой!
Завтра он уедет.
На целый год.
Последний месяц он, как одержимый, заканчивал внутреннюю отделку дома. Торчал в нем с утра до вечера, наседая на рабочих так, что у них на спинах должны были появиться следы от воображаемых плетей. Он заставил их выполнить условия договора точно в тот срок, который был прописан черным по белому, а потом еще две недели они устраняли все небрежности, которые допустили. Он закрыл работы на прошлой неделе, а два дня назад он его продал. Дом. За сумму, которая покрыла расходы раз в пять. Покупатель нашелся за сутки, потому что проект новаторский, в городе и окрестностях всего пара таких домов. Сейчас это новое веяние. И у него… есть свой стартовый капитал. Деньги, которые он выручил от дома и те, который он выручил от продажи своей машины. За ней вообще приехали из Москвы. Это было вчера. Он продал свою машину вчера. 
Его ответ родителям свелся к тому, чтобы полностью ограничить финансовую зависимость от них. Таким образом он отсекает и любую другую. Чтобы их общение зависело только от него. От его желания или… нежелания. 
Он не желает.
Не общается. Он зол. И у него нет времени. 
Я не тот человек, который может давать ему советы. Я и сама избегаю общения с отцом. Я просто приняла позицию Дениса. Просто встала на его сторону. Во мне тоже чертова обида на них, но если бы все зависело от меня, я бы не стала препятствовать его общению с семьей. Боже… будто я могла бы даже чисто гипотетически запрещать ему такое. Ему нельзя что-либо запретить, а если бы и было можно, это было бы отвратительно, даже несмотря на то, как отвратительно они повели себя с ним из-за… меня…
Между нами больше не стоит вопроса, поеду ли я с ним или нет. Хоть он его так и не задал, этого вопроса больше нет на моей собственной повестке.
Я поеду. Да, поеду. Но только теперь я хочу стать кем-то еще отчаяннее. Рядом с ним это действительно возможно. Расти вместе. Он дает это понять постоянно. Подстегивает меня и… поддерживает. Наши вселенные сошлись в этой точке. Просто с грохотом состыковались. На глазах у изумленной публики…
Закрыв глаза, я слушаю дождь и гром.
Морщусь, когда машины справа заходится сигнализацией и вздрагиваю, когда водительскую дверь моей машины бесцеремонно открывают.
Денис горбится,заглядывая внутрь.
Он мокрый с головы до ног. Белая футболка прилипла к телу, обрисовав каждую мышцу. Шорты тоже прилипли к его бедрам, обрисовывая все, черт возьми. Волосы почернели от воды, с подбородка стекают ручьи.
Осмотрев мое заплаканное лицо, рыкает:
— Отстегивайся!
Щелкаю ремнем, забирая с панели телефон. Пихаю его в сумку и застегиваю на замок. 
Денис достает ключи из замка зажигания, вытаскивая меня под дождь.
— А-а-а… — визжу, прикладывая сумку к голове. 
Это трезвит так, что хочется орать и орать. Я становлюсь мокрой за секунду. Тяжелые капли бьют по плечам и ногам. 
Холодно…
Воды по дворе по щиколотку. 
Денис подхватывает меня на руки, и я обнимаю его шею, сжимаясь и визжа. 
В лифте мы тяжело дышим, заливая пол водой. 
— Ттт-вою м-а-ать… — стучу зубами, обнимая его за талию. 
Он тоже колотится. Сырой, мокрый, но все равно горячий.
Вваливаемся в квартиру, синхронно раздеваясь. Мокрые вещи падают на пол, “шмякая”.
Во всей этой сумятице я не потеряла память.
Я борюсь с застежкой на сарафане и с внутренним стоном впитываю его присутствие рядом. Его чертыхания, резкие движения, очертания его тела рядом, на расстоянии вытянутой руки. 
 
И снова начинаю ронять горячие слезы…
— Дай… — убирает мои руки и сам расстегивает сарафан.
Всхлипываю, запрокинув голову к потолочной подсветке. 
Квартира оплачена до конца месяца, но я здесь не останусь. Я вернусь домой и буду ждать его там. Его вещи я заберу с собой. Я не собирала их только потому, что хочу оставить ему полный уют до того момента, когда он выйдет отсюда завтра в семь утра. 
Поглядывая на мое лицо, стягивает с меня сарафан. 
На мне только хлопковые белые трусы, а на нем белые брендовые боксеры. 
В последние дни он пришел в состояние ледяного внутреннего спокойствия, но на мне это никак не отражается.
Я знаю, что его ждет что-то посущественнее, чем мои страдания, и я чувствую себя эгоисткой, когда со всхлипом обнимаю его шею.
Подхватив мои ягодицы, помогает обнять ногами свою талию. 
— Мм-ама ппередала теббе ужжин… — шепчу в его шею.
— Кайф… — бормочет, неся меня в ванную.
Долго стоим под горячим душем. 
Намыливаем друг друга, упрямо касаясь самых чувствительных мест. Сталкиваясь упрямыми взглядами и телами. И это не про возвышенные чувства. Это про секс, которым займемся прямо сейчас!
Мы движемся прямо к нему, когда начинаем целоваться. 
Глубоко и безостановочно, пока мокрые перемещаемся в спальню.
Заставив его упасть на матрас, целую мокрую грудь. Плоский живот. Трусь носом о его кожу и погружаю в рот тяжелую набухшую головку. 
Стон Фролова теряется в громовом раскате, но этот стон я чувствую каждой клеткой тела. 
Вскрикиваю, когда оказываюсь под возбужденным мужским телом, которое таранит меня каменной эрекцией поперек неразобранной постели. Она царапает пол под его толчками, а я принимаю их со вскриками, шире разводя ноги. 
Я уже месяц на таблетках…
Без презерватива это так… так остро. Одно осознание, что между нами нет ничего будоражит мой мозг, заставляя сжиматься вокруг него. 
Я позволяю ему кончить первым. Сама я на оргазм не способна, как бы он не подталкивал меня к нему.
Мой пленный сдается. Прижав мои запястья к матрасу, тремя плавными толчками достигает удовольствия. Вжимает мои бедра своими в матрас и стонет, ткнувшись в него лбом.
— Нет! — сжимаю его руками и ногами, когда хочет скатиться с меня, чтобы не раздавить. 
— Блин… — бормочет хрипло. — У нас еще шестнадцать часов. Потом ноги не соберешь…
Глажу его спину, сильнее сжимая ноги вокруг талии.
— За меня не волнуйся… — отвечаю жутко хриплым шепотом.
— М-м-м-м… — тянет со страданиями.
Я все же выпускаю его. Жмурюсь, чувствуя, как покидает мое тело. 
До вечера занимаемся ничем.
Перемещаемся между кроватью и кухней, отгородившись от всего мира.
Я не хочу все усложнять своими малодушными страданиями. Он знает прекрасно, что я страдаю, но у него голова и так забита. Я просто хочу его поддержать. Как могу. Но это не значит, что мне под силу быть веселой дурочкой.
Наблюдаю за ним, пока ест свои голубцы. Закутавшись в его футболку, со смертельной тоской слушаю грозу. Дождь не собирается прекращаться даже тогда, когда забираемся в постель, собираясь уснуть. 
Я полтора месяца готовилась к этому дню, и сейчас, пристроившись у него под боком, просто вяло глажу его грудь, запоминая контуры мышц. Кондиционер гоняет по комнате прохладный воздух, но простынь все равно укрывает нас кое-как. Соединяем в воздухе ладони, потирая их друг о друга, а потом сцепляем в замок пальцы.
Утыкаюсь носом в его грудь, делая длинный рваный вдох.
Не представляю, как буду без этого. Без него город будет пустым…
— Дубцов подхватит меня завтра утром… — перебирает Денис мои волосы. — Тебе туда тащиться со мной не надо.
— А если я хочу?
— Не хочешь. Там будет толкотня, плюс дождь. Останься дома.
Он расслаблен, но я знаю, что он сегодня не уснет. Слишком необычная ночь, чтобы спать. Возможно урывками, как и я.