Брат моего парня (СИ)
Мать смотрит в окно, отец смотрит в свой чай.
— Это не вопрос выбора, — говорит она. — Это уже решенный вопрос.
— Каким образом решенный? — обрубаю. — Я ничего не решал.
— Иногда родителям виднее, — заявляет она.
— Я не собираюсь в армию, — ставлю точку в разговоре.
Развернувшись, она смотрит на меня с видом прокачанного авторитета. Я никогда не отрицал ее авторитет, но сейчас она говорит не совсем нормальные вещи.
— У тебя такой период в жизни, когда нужно остановиться и подумать… — поясняет. — Ты под влиянием… девушки. Я понимаю, вспыхнули чувства, такой возраст. Тебе нужна пауза, чтобы мозги проветрить, — крутит пальцем в воздухе.
Из всей абсурдности ее заявления я вычленяю главное: мой выбор снова ставят под сомнение. Я предполагал, что это будет проблемой, но для меня она уже в прошлом.
— Мне не нужно ничего выветривать. У меня в жизни полный порядок, — заверяю ее.
— Сын, — вздыхает отец. — Это ведь обычная практика. Я сам два года служил. Это не фантастика для молодого человека. Обычное дело. Сходишь, вернешься…
— Это не входит в мои планы, — во второй раз закрываю тему.
Обсуждать это просто абсурдно.
— Это не вопрос выбора, — снова давит мать.
— В моем случае - это вопрос выбора, — отвечаю.
Мы все знаем, что избежать призыва для меня вопрос плевый. При нужном финансировании все решаемо.
— Нет, не вопрос выбора, — настаивает.
— О чем ты? — перевожу на нее глаза.
— Инициатором предложения был Петр Павлович, — смахивает с плеча невидимую пылинку. — И мы с ним согласны. Это то, что тебе нужно. Любые попытки уклонения он возьмет под собственный контроль. Не стоит подставлять людей и себя тоже.
Перевариваю ее слова в ступоре.
Смотрю на отца.
Стучит по губам сжатым кулаком, глядя на меня задумчиво.
— Вы надо мной издеваетесь? — спрашиваю люто спокойным голосом.
— Нет, — трясет отец головой.
— У меня проект Московский в состоянии разработки бизнес-плана, — напоминаю ему.
— Подождет. Не убежит, — замечает просто.
Мой ступор длится долго. Пока смысл всего этого мероприятия, в котором сейчас нахожусь, волнами обогащает мозг. Когда понимаю, что это не шутка, накрывает гневом. Он плещется в крови так, что сжимаю кулаки.
— А у нас Петр Палыч теперь решает, как мне жить? — смотрю в глаза одному, потом второму.
— Утрируешь, — бормочет отец.
Утрирую, блять?!
— Ты уверен? — смотрю в его глаза.
Отводит, но не сразу. Видимо, во мне претензий больше, чем у него логики. И они, сука, обоснованные!
— Это не смертельно, — встревает мать. — Полезный опыт. Ну а девушка твоя… дождется тебя, если ты ей нужен.
Смеюсь.
Просто смеюсь, опустив лицо в ладони. Тру его, охуевая.
— Блять… — бормочу. — Мне это не снится?
Армия?!
Это не моя система координат. Меня к этому ничего не готовило. Это огромный диссонанс, помимо того, что это предательство.
Я вдруг неожиданно понимаю Карину.
В самом деле, почему бы не разучиться верить в людей, когда самые близкие подсовывают испытание, которое совершенно мимо кассы.
Чужая прихоть, от которой мне не убежать.
— Действительно, — киваю отцу. — Это опыт, который я запомню на всю жизнь.
— Это не трагедия… — пытается он.
— Это трагедия, — встаю, имея в виду НЕ свои планы на ближайший год. — Петру Палычу привет.
— Денис… — летит мне в спину голос матери. — Остынешь, и мы поговорим…
Задерживаюсь у двери, чтобы посмотреть на нее в последний раз на ближайший год точно.
— Не заставляй тебе грубить, — прошу ее вкрадчиво.
Покидаю дом, со стопроцентной уверенностью, что больше здесь не появлюсь. Не будет ни времени, ни желания, как и думать о чувствах оставленных в кабинете родителей.
Они не перестали для меня существовать, но вкус предательства слишком острый, чтобы его можно было забыть в ближайшее десятилетие, а моя девушка… в призме ее восприятия мира, уверен, мой отъезд через полтора месяца будет взрывом сверхновой черной, блять, дыры.
Глава 56
Денис
— В общем, это такая штука, — Карина распихивает по ящикам и холодильнику продукты, которые закупили сегодня вечером. — Нужны специальные пакеты, кладешь туда мясо и откачиваешь воздух этой штукой, вакууматором, потом этот пакет отправляешь в кипящую воду, и оно готовится под воздействием высокой температуры…
— Звучит отстойно… — прислонившись к стене, за ней наблюдаю.
— Это называется здоровое питание, — изучает срок годности на упаковке молока.
— Здоровое питание может быть вкусным, — отвечаю, складывая на груди руки.
— Это вкусно! — заверяет с энтузиазмом. — Я попробовала… говядину…
На ней спортивные легинсы и спортивный лифчик. Толстовка валяется на диване.
Сложно абстрагироваться от того, что ее округлая задница вся, как на ладони. Как и грудь тройка, и плоский смуглый живот.
Ей нравится готовить. А мне нравится есть то, что она готовит. Я даже помогал несколько раз готовить. Впервые в жизни помогал готовить. Мне понравилось.
Блять.
Сжав зубы, пытаюсь выдавить улыбку, но улыбаться не выходит.
Если я что-то и уяснил за то время, что знаю ее, новости лучше афишировать сразу, но к этой новости не знаю, как подъехать.
Слишком зол. В груди слишком давит от понимания, что мне целый год придется провести далеко, и это ощущается так, будто мне отсекают руку. Помимо того, что мне придется поставить свою жизнь на паузу и того, что я абсолютно не готов отдать контроль над собой другим людям, которые будут решать когда мне спать и когда мне ссать. Это перспектива коротит мои мозги, потому что мне нихрена не понятно, как подстроиться под такие клещи.
Ее волосы заплетены в свободную косу. Глядя на то, как она порхает по кухне, представляю все то же самое, но только в моей фантазии у нее живот не плоский, а округлый. Беременный.
От этой фантазии штырит. Я хочу, чтобы она была беременна от меня. Сейчас, через год, когда угодно.
Прожигая дыру на ее упрямом затылке, думаю именно об этом. Если бы она знала, о чем я думаю, скрутила бы мне яйца.
Я хочу услышать от нее одну простую вещь. Подсознательно, я знаю ответ на свой вопрос, но я хочу его услышать. Хочу, чтобы ее пухлый рот произнес то, что мне нужно. Хочу, чтобы дала мне это, твою мать. Сегодня.
— Хочешь вакууматор? — спрашиваю Карину.
— Не-е-ет! — пищит. — Я рассказала, потому что ты любишь узнавать про всякие новые штуки…
Сдув с лица прядь волос, тычет в меня пальцем:
— Серьезно, Фролов, не вздумай мне его подарить. В моей квартире его все равно ставить некуда, а в твоей…
Замолкает, заправляя за уши волосы.
Я тоже молчу. Слишком мозг устал, чтобы помогать ей выбраться из этой ловушки.
— Ты все равно здесь не задержишься… — находится она.
— Угу… — отвечаю ей.
Потерев ладонями бедра, смотрит на меня хмуро.
У нее щеки раскраснелись. Глаза такие яркие, что могу ослепнуть. Хочу ее. Приблизительно все время. Но у меня и правда настроение говно.
— Что с тобой сегодня? — спрашивает тихо.
Глубоко вдохнув, склоняю набок голову.
— Любишь меня? — смотрю на нее терпеливо.
— Хм… — тянет.
Крутит на пальце косу, кусает губы, обводя глазами потолок.
— Сегодня или вообще? — картинно дует губы.
— Одно другому не мешает.
Вздохнув, идет ко мне.
Заставляет разжать руки и опустить их вдоль тела. Встает на носочки, обнимая за шею.
Склоняюсь навстречу. Обнимаю руками тонкую спину, вдыхая сладкий аромат ее дыхания.
— Люблю тебя… — шепчет мне в губы. — Я так хочу тебя нарисовать… — гладит мой затылок.
— Нарисовала уже… — бормочу.
Карандашный лев приколот на холодильник двумя магнитами, которые она сама и купила. Два сердечка, но я бы хотел обличить атрибутику в слова.
Прыснув от смеха, смотрит в мои глаза.