Игра света (ЛП)

— Чтобы заставить тебя выбраться с постели? — повторил за мной Спенсер, ожидая моего пояснения.
Я попыталась не сжиматься от стыда, но от его пристального внимания, у меня в животе все переворачивалось. Я не хотела ничего объяснять, особенно после того, как Эмма назвала все это глупостью. Правда в том, что это не было интересной историей. Как и я сама. Я также не была особо интересной. Я подумала, что если не буду смотреть прямо на него, то смогу связать в одно предложение больше, чем пару слов.
Глядя вниз на свои сникерсы, я проговорила:
— Ну, моя мама говорит, что заставить меня утром встать с постели — это самая трудная вещь, которую ей приходится делать в течение всего дня. Для нее это самая трудная задача, поэтому она переложила ее на папу. Он включает эту песню в гостиной, делая звук достаточно громким, и заходит в мою комнату, чтобы спеть ее. Затем, он заставляет подключиться к этому и маму с сестрой. Поверь, когда я слышу, как вся семья поет во все легкие, при этом абсолютно не попадая в ноты, я в ту же минуту поднимаюсь с кровати. Они начали называть меня Сара Улыбашка именно из-за этой песни. Вот и все.
Закончив, я пожала плечами и перевела взгляд на него.
Выражение лица Спенсера стало серьезным.
— Это на самом деле хорошая история.
Тот факт, что он не рассмеялся, очень удивил меня.
— На самом деле, нет. Это показывает, насколько мы на самом деле скучные.
В тот момент, как эти слова были произнесены, я поняла свою ошибку и подумала, не заставила ли моя история его вспомнить, как сильно он скучал по своей семье.
— Ты называешь меня врунишкой? — спросил Спенсер с вызовом, но по лицу было видно, что он дразнился. Он не выглядел огорченным.
Сдерживая улыбку, я покачала головой, пытаясь придумать, что бы такого сказать, чтобы он почувствовал себя лучше на тот случай, если он заскучал по своей семье.
— Я думаю, что ты ведешь себя очень мило, — ответила я. — Потому что ты… я имею в виду, милый. Правда, милый. На самом деле, ты больше чем просто милый.
— Что?
Я застыла, прокручивая в голове произнесенные слова, внутри все затрепетало, я понимала, что сильно покраснела.
Спенсер тихо рассмеялся, от чего мне захотелось утопиться в опавших листьях, покрывавших школьный двор. В конце концов, он сказал:
— Спасибо, — и отвел свой взгляд в сторону.
После поразительного неловкого разговора, следующие несколько минут прошли в тишине, когда мне хотелось исчезнуть, но я не смогла заставить себя уйти от него. Наконец, громко толкнув боковую дверь, из школы вышла Эмма в сопровождении своих популярных подруг, одетых в облегающие узкие джинсы, черные ботинки и подходящие к нарядам футболки. Они все были похожи друг на друга как клоны. Джинсы и ботинки моей сестры не были знаменитых брендов, впрочем, так же, как и наряды у большинства ее подруг. На мне тоже были джинсы и футболка, но моя одежда на мне висела, и что бы я ни делала, я никогда даже близко не выглядела так хорошо, как моя сестра и ее подруги.
Все еще испытывая смущение, я почувствовала облегчение от того, как быстро Спенсер перевел свое внимание с меня на мою сестру. Только спустя какое-то время я почувствовала, как внутри все сжалось.
— Это Спенсер, — сказала Эмма, указывая на него своим подругам. Они смотрели на него, а я наблюдала за тем, как он разглядывает их в ответ, неловко пробегаясь пальцами по своим волосам.
Понимание ударило меня под дых. Ему понравилось их внимание, это было слишком очевидно. Он посмотрел на них сквозь полуприкрытые веки и улыбнулся. Это не было открытой и дружелюбной улыбкой, которую он подарил мне мгновенье назад. Это была какая-то хитрая улыбка, будто он флиртовал с ними. Он был достаточно умным, чтобы не запасть на Эмму. Так утверждала Райли. Неправда. Он был точно таким же, как и остальные парни.
Меня накрыло чувство разочарования, когда я решила, что он разговаривал со мной, только чтобы убить время, пока ждал их. После того, что я сказала, скорее всего, он больше никогда снова не заговорит со мной.
 
  
Глава 7
 
Храня секреты
 
(Прим: «Храня секреты» работа художника Эдварда Лоуддинга.
Родился в 1962 году в Питтсбурге, штат Пенсильвания.
Изучал архитектурную инженерию в университете Нотр-Дама.)
Спустя несколько недель я перестала испытывать чувство неловкости. Теперь я просто находилась в раздражении. Со времени того разговора на школьном дворе Спенсер едва смотрел на меня. Не считая быстрого приветствия по утрам, мы не говорили друг другу больше двух слов. Тогда я и решила, что если Спенсер не собирался становиться моим другом, а также не собирался больше разговаривать со мной, то и мне не нужно было слушаться его. Поэтому я вернулась к своим ночным посиделкам на крыше.
Было уже поздно, намного позже полуночи, когда я выбралась из своего окна. Оглядев двор и ближайшую дорогу, я посмотрела на дом Пирсов. В доме было темно. По-видимому, все уже спали. Прошло столько времени, и я в любом случае сомневалась, что Спенсер наблюдал за мной. Для бо́льшего удобства я присела на узком склоне между фронтонным окном и углом крыши. На мне была флисовая кофта от пижамы, которая могла защитить от холодного ночного ветра, на коленях лежал альбом для рисования. Мне нравилось находиться здесь. Я вздохнула и поняла, как сильно скучала по этому месту. Почему я решила отказаться от всего этого ради Спенсера? Потому что он попросил, а я захотела ему понравиться. Я была идиоткой.
Была полная луна, она освещала своим серебристым светом белые листы бумаги, и у меня просто зачесались руки от желания нарисовать одного человека. Спенсера. Сначала я не хотела поддаваться этому желанию, но потом подумала, что если нарисую его, то смогу выкинуть из своих мыслей, как если бы перенесение его из своей головы на бумагу помогло бы удержать его там. Это было нелепо, но мне была нужна уважительная причина. К тому же, с недавних пор я стала одержима его глазами. В его глазах было что-то странное.
Он смеялся и шутил с Эммой и ее подругами. Он разговаривал с ними со всеми ни о чем. Но его глаза выражали совсем другое. Они не улыбались, когда улыбался его рот. Они не светились весельем, когда он смеялся. Эти темные карие глаза с золотой окантовкой и желтыми крапинками всегда были безучастными, пустыми и незаинтересованными, будто ничто его не касалось, будто на самом деле ему нет дела ни до чего. Внешне Спенсер выглядел общительным и дружелюбным. Он делал все правильно, чтобы влиться в коллектив. И он не просто вписался в него, он стал популярным. Но я не думала, что ему это было нужно. Его глаза не сочетались с выражением лица, и я подумала, что если бы я смогла нарисовать, как его счастливое улыбающееся лицо не совпадало с его глазами, то смогла бы каким-то образом понять, о чем же на самом деле были его мысли.
Я продолжала удерживать в своих мыслях его глаза, пока рука порхала над листом альбома. Я собрала воедино все, что знала о нем, чего было не так уж и много, и использовала это, чтобы добавить твердости его подбородку и рту. На листе появился его прямой нос над пухлыми губами, искривленными в легкой ухмылке. Затем я нарисовала его высокие скулы и сильную челюсть, которая их только еще больше подчеркивала. Но бо́льшую часть времени я потратила на его глаза, пытаясь очень точно их вспомнить, затеняя их именно так, чтобы они могли показать мне, что прячется за ними.
В тех разговорах, которые я подслушивала, он никогда не упоминал о своих дяде или тете, или о своих родителях, что мне казалось очень странным. Я слышала, как Эмма постоянно говорила ему о том, каким строгим был наш отец, как он чертовски сильно раздражал ее. Но Спенсер никогда не упоминал о жизни в своем доме. После того как он спас меня на пляже в тот день, я много раз видела его гуляющим вдоль побережья, но он только махал мне рукой без особого энтузиазма и отводил взгляд, давая мне понять, что хотел побыть один.