Спартакилада (СИ)
— Надолго увезут? — осипшим голосом спрашиваю.
— Ну не знаю, реабилитация потом. И все такое. — она опускает глаза.
Замолкаю, не могу просить остаться просто потому, что речь о ее здоровье. Ведь вина на мне. Не уберег. Хотя могу предоставить тысячи возможностей сделать все здесь, только бы не уезжала, но не могу расшевелить прилипший к горлу язык, и имею ли на это право, вот, что главное. Потому что, если бы не я, то Лада не находилась бы здесь, на больничной койке. Единственное, что могу это смотреть, как горький лишенец, на мою любимую девочку и терзаться чувством глубочайшего прегрешения.
— Спартак. — тихо зовет она.
Поднимаю голову, замирая от ее голоса. От того, как она каждый раз произносит мое имя, вкладывает в него только ей известный сакральный смысл, немного растягивает гласные, и тут же срывается на полушепот, низко вибрируя. Только она зовет так, больше никто. И, убейте меня, если в этой интонации кто-то не слышит тщательно скрываемые чувства. Жду что скажет, жду, как и насколько плохо, решится моя судьба.
— Я должна поехать, понимаешь? Ты. Я тебя не виню ни в чем. Что-то случилось в металлоконструкции, сложно понять. Папа разбирается пока. Я же вижу, что на себя принимаешь. Не нужно. — выдыхает она.
Господи, какой я слабый мудак, что моя сильная и нежная девочка, успокаивает, лежа неподвижно на кровати. Отдуплись уже, дебила кусок!
— Лад, я… — тщательно перебираю слова — я выясню все. И, если не дай бог, пойму, что кто-то поучаствовал, то разберусь, верь мне. Безнаказанным никто не останется. Просто…блядь, Лада, я не знаю, как буду жить без тебя все это время. — прорывает меня — Я сдохну без тебя, как последний пес без пристанища. Я так люблю тебя! Посмотри на меня, малыш, ты же видишь все. Ты вся моя жизнь, понимаешь? Ты мой мир! Я буду ждать столько, сколько нужно. И еще один момент, обещай мне.
— Обещаю. — сразу говорит она.
Услышав ее слово, бесперебойно озвучиваю, что волнует меня.
— Не пропадай. Отвечай на мои звонки. И, когда будет можно, разреши, сразу прилечу. Как только дашь отмашку, я сразу прилечу. Когда вы уезжаете?
— Ну конечно, разве это обсуждается? На днях улетим. Но теперь тебе надо уйти, дед сейчас вернется. Понимаешь?
— Хорошо.
Срываю прощальный поцелуй. Ее губы мой персональный ад, или рай, не знаю. Только прикоснувшись, слегка задев, дрожу. Сладкая моя малышка, боль моя, едва притрагиваюсь и она притягивает к себе ближе, сама крепко прижимается и сильнее раскрывается. Ладин язык мягко скользит в меня и вышибает такую энергию, что готов осветить всю планету. Наш поцелуй углубляется и Лада пытается привстать, забывая о гипсе. Удерживаю, кладу назад, вдруг повредит что-нибудь.
— Тихо. — шепчу ей хрипло — Аккуратнее, куда подскочила.
Потом снова цепляю ее рот и еще раз безнадежно отчаянно выцеловываю. Осторожно веду рукой по щеке, захватываю шею сзади и подталкиваю еще ближе. Вечно бы целовал. Слышу сбившееся дыхание Лады, рваные потоки воздуха хлещут по моей коже. Приоткрываю глаза и вижу, как ее ведет. Глаза покрылись пеленой страсти. Нельзя же….Надо остановиться…С трудом прекращаю чувственные ласки. Мы еще немного говорим, и она выпроваживает меня.
Немного успокоенный, покидаю больницу. Угадать бы мне тогда, сколько не увижу ее, сделал бы все от меня зависящее, но не отпустил. Так же я не знал, что любовь может не только окрылять, но еще и жестко уничтожить.
Ее увезли, все. На следующий день. Сразу. И на телефон пришло сообщение от ее отца.
Киратов: «Не знаю, как тебе удалось проникнуть к ней, но это был последний раз, когда вы общались. Все. Забудь. Не было тебя в ее судьбе. Иначе пожалеешь. П.С. Навести свою бывшую. С ней работает полиция. Совет дня-не отпустив прошлое, не ввязывайся в новые отношения, тем более с хорошими девочками.»
Труба с оглушительным треском, встретив стену, распадается на куски. Точно также, как и моя душа и рвущаяся кожа на груди, где-то в районе сердца.
В диком припадке крушу мебель в своей комнате, размолачиваю все в щепки, сбивая кулаки до крови. Помню только, как бледный отец скрутил меня и прижал к кровати. Что-то говорил, успокаивал, но я практически ничего не слышал, извлекая из луженой глотки звериный вой, который все перекрывал, все звуки.
Увезли.
Спешно приехавший, семейные доктор сделал мне укол успокоительного. Сквозь пелену, увидел маму, которая сидела на стуле, поставленном рядом с моей кроватью и ее слезы, бегущие прозрачными ручейками беспрерывно. Она даже их не вытирала. Безъяйцовый урод, расстроил мать. Протягиваю руку к ее лицу, просто хочу стереть влагу с ее щек, но не могу, меня вырубает.
***Выбравшись из депрессии, приступаю жить заново. Склеиваю себя, стаскиваю по кускам. Она не хочет со мной разговаривать. Нигде и никак. Сменила номер телефона и снова заблокировала везде. Год я пытался до нее достучаться. Не вышло. И, наступив себе на глотку, я дал ей жить одной. Дал ей паузу, чтобы разобраться. Ждал, блядь, как ебаный мудак, терпел. Загрузил себя учебой, а потом работой по самые гланды. А что было делать? Правильно! Муравью приделать. Что же еще…
Выяснил про Куликову. Она поспособствовала. Заплатила большие деньги рабочему сцены, и тот урод не докрутил конструкцию Лады. Сдал с потрохами. Ее родители узнали о ней все, и про таблетки, и про Ладу. Суд над ней проходил уже без моего участия. Каждому свое…
43
Три года спустя
«Молодой перспективный специалист Архаров Спартак завоевал ошеломительный успех на конференции топовых бизнесменов. Конструктивные, разумные предложения о ведении продуктивного направления нанотехнологий, заинтересовали международных экспертов.»
Отбрасываю газету в сторону.
Ну что ж, мои поздравления. Не сомневалась, что он будет триумфатором. Всегда им был. За исключением одного случая-меня. Вспоминаю ли я его? Да. Конечно, да. Часто.
— Милая, ты выпьешь сок? — слышу голос Тео.
— Да, если не сложно. И лед положи, пожалуйста.
Вновь беру прессу и дочитываю.
«Всех женщин интересует только один факт-свободен ли господин Архаров. Нашей редакции известно. Трепещите, дамы! Но молодой человек замечен в обществе дочери одного из известных политиков.»
Не свободен. Ну ожидать было нечего. Хотя Ганс говорил… Домыслить не успеваю. В комнату входит Тео и ставит стакан рядом со мной.
— Вот, пожалуйста. Я могу что-то еще для тебя сделать? — вежливо спрашивает он.
Отрицательно мотаю головой, сдержанно улыбаюсь. Тео встает и одергивает безупречно сидящий джемпер и поправляет узел галстука. Проводит рукой по прическе, из которой не выпадает ни одного волоска, откашливается и произносит.
— Тогда позволь попрощаться, у меня завтра важное выступление в колледже, нужно подготовиться.
— Да, конечно. До завтра. — торопливо провожаю его.
У двери Тео чопорно целует меня в лоб, обувает начищенные до зеркального блеска туфли и уходит. Закрываю за ним и иду назад в комнату. Вновь беру газету в руки и смотрю на знакомые черты.
А Спартак изменился. Выглядит мужественнее, линии лица стали еще более выразительны, стали жестче, хищнее. Взгляд отсвечивает металлическим налетом холода. Но, конечно, он чертовски красив. Внешность манкая, броская. Это и слепой увидит, точнее, слепая. Плечи раздались, стали крупнее. И вообще, от Архарова веет непоколебимостью, стойкостью, закаленностью. Кому-то очень повезет.
Мы не виделись три долгих года. Три..
С тех пор, как меня увезли родители, и потом узнала, что Куликова от него ждет ребенка. Что же испытала в тот момент? Таких слов нет, не существует. Если небо упало на землю, или ядерный взрыв поразил планету, то меньше горечи было. Он солгал. Просто преследовал сиюминутные желания. А я… Я любила его, умирала от этого разрушающего чувства. Так обмануться, это предел подлости. Так было, пока не узнала обратное. Случайно. И после этого съехала от родителей. Вот так разрушились мои детские мечты о любви. Оказывается, в слепой ярости, папа и мама могут принять решение за тебя, посчитав, что именно так будет правильно. Теперь я другая. Более циничная.